была копия, а не оригинал. Документ был на немецком языке, но скрепкой к нему крепился перевод.
«Штандартефюреру СС Хансу Освальду Шляйфу.
Сообщаю, что Ваше письмо получил. Задание по поиску ключа князя Александра Невского постараюсь выполнить. Ленинград со дня на день будет взят нашими войсками. Приложу все усилия, чтобы найти ключ в здании Александро-Невского монастыря или музеях Ленинграда.
Штурмбандфюрер СС Отто Ройс. Красное село, 20-е сентября 1942-го года».
Ничего себе! Мало того, что Валентин Иванович ищет медальон древних пруссов. Тут ещё и письмо с упоминанием о таинственном ключе.
А ведь Женька совсем недавно прочитала мне берестяную грамоту, в которой упоминался какой-то ключ, снятый с тела князя Александра! Уж не тот ли самый ключ, который сотрудники «Аненербе» надеялись найти в Ленинграде?
В коридоре общежития послышались весёлые голоса. Я быстро взглянул на часы и вздрогнул.
Чёрт!
Ребята уже вернулись с раскопа!
Вскочив со стула, я быстро запихал бумаги в чемодан, прикрыл крышку, а сам чемодан запихал поглубже под свою кровать. Вытащил край суконного одеяла так, чтобы он свисал почти до пола.
После ужина я отыскал Женьку.
— Слушай, можешь ещё раз показать мне ту грамоту?
Женька удивлённо взглянула на меня.
— Конечно. А тебе зачем?
Чёрт, ну почему так много вопросов, на которые приходится отвечать враньём?
— Просто хочу посмотреть, — сказал я, честно глядя в зелёные глаза Женьки.
Мы пошли в «камералку». Грамота, зажатая между двумя стёклами, уже лежала на специальной полке.
— Вот, смотри, — сказала Женька и отвернулась к окну.
Я внимательно вгляделся в чёрточки и пятна на бересте, словно надеялся прочитать там что-то новое.
— Жень, можешь ещё раз прочитать, что здесь написано?
— Легко.
Женька взяла у меня грамоту, чуть прищурилась и с выражением прочитала:
«Новогородскому посаднику Михаилу Фёдоровичу от боярина Миши.
По нашему уговору, поехав в Городец, снял я с тела князя Олександра заветный ключ и привёз его в Новый Город».
— И всё? — растерянно спросил я Женьку.
— Всё, — подтвердила она. — Слушай, Гореликов, имей совесть! Это же береста, а не пергамент. На бересте книги не пишут, только записки.
— Понимаю. Слушай, а этот боярин Миша — это не тот Миша Новгородец, про которого упоминается в летописи? Тот самый, что вместе с Александром сражался на Неве?
— А я откуда знаю? — резонно возразила Женька. — Может быть, и он. Мы до сих пор не знаем, почему Новгород Новгородом называется, а ты о таких вещах спрашиваешь!
— И в самом деле, — хмыкнул я. — Если есть Новый город, значит, где-то должен быть и Старый.
— Вот именно, — подтвердила Женька. — Ты чемодан не потерял?
— Как я мог его потерять? — возмутился я.
— Завтра утром отвези его в больницу. Николая Лаврентьевича я предупрежу. А потом сразу на раскоп! А то приехал из Ленинграда на практику, а сам только посторонними делами занимаешься!
В моей голове бешено крутились мысли. Кажется, они даже щёлкали, сталкиваясь друг с другом, и высекали искры. Занятый ими, я едва слышал, что говорит Женька.
— Погулять не хочешь, Гореликов? — спросила она. — Что-то у тебя вид пришибленный.
— Нет, спасибо, — невежливо отказался я.
Женька пожала плечами, скрывая досаду.
— Ну, и как хочешь. Всё, иди тогда. Мне работать надо.
Я рассеянно прикрыл за собой дверь «камералки», дошёл до холла и вышел на улицу.
И нет, я сделал это не специально! Просто Женькины слова о прогулке засели в моей голове вперемешку с другими мыслями. Мало того, я ещё задумчиво побрёл вдоль корпуса общежития. И когда увидел в окне удивлённое лицо Женьки — машинально помахал ей рукой. Женька обиженно отвернулась.
А я перебирал в памяти всё, что знал о смерти Александра Невского.
Князь умер в ноябре тысяча двести шестьдесят третьего года. Он возвращался на Русь из Орды, где провёл успешные переговоры с ханом Берке. Берке был зол на русичей за то, что годом раньше они перебили татарских сборщиков дани. Но Александр полностью привёз дань и подарками смог успокоить хана Берке.
В Орде Александр заболел. Есть версия, что его отравили по приказу мстительного хана.
Уже больным Александр возвращался на Русь и умер по дороге в Городце.
Даже на счёт места смерти есть разные предположения. То ли это был Городец Волжский, то ли Городец Мещёрский. В те времена в Орду можно было добраться через любой из этих городов.
Тело Александра привезли во Владимир и похоронили в Рождественском монастыре. Затем Пётр Первый приказал перевезти мощи князя в Петербург — в Александро-Невскую лавру.
После революции лавру закрыли. Серебряную раку, в которой хранились мощи, изъяли и поместили в Эрмитаж, а сами мощи передали в музей религии и атеизма.
По странному совпадению, это произошло пятнадцатого ноября — практически, в дату смерти князя.
Я помотал головой. Затылок болел, и я сильно растёр его ладонью.
Чёрт! Так я ничего не соображу.
Придётся откровенно поговорить с Валентином Ивановичем. Расскажу ему, как открылся чемодан, и я увидел бумагу из Балтийска. Припру декана к стене и послушаю, как он будет выкручиваться.
Другого выхода не было. Во-первых, если я молча отдам Валентину Ивановичу чемодан, то ничего не узнаю. Во-вторых, он всё равно поймёт, что я копался в его вещах, и насторожится.
Обойдя вокруг общежития, я вернулся в свою комнату. Чемодан по-прежнему стоял под кроватью. Насколько я мог судить, никто туда не заглядывал.
Утром возникла проблема, о которой я не подумал заранее — чемодан никак не хотел закрываться. Язычки замков застряли в закрытом положении и не давали даже плотно прижать крышку чемодана к корпусу.
Я покрутил колёсики с цифрами, надеясь подобрать комбинацию. Что там люди обычно используют в качестве шифра? Год рождения?
Год рождения Валентина Ивановича я не знал. Поставил наудачу тысяча девятьсот двадцатый, но ничего не вышло. Нет, так я буду гадать до вечера!
Пришлось перетянуть чемодан двумя брючными ремнями. Один запасной ремень у меня был, а второй я одолжил у соседа по комнате. Ну, как одолжил? Взял, решив непременно вернуть раньше, чем хозяин его хватится.
Нагрузившись вещами, я вышел из общежития и пошёл к остановке автобуса. Снова предстояло добираться до больницы с двумя пересадками.
Медсестра в приёмном покое была уже другая — светловолосая, улыбчивая. Она выслушала мои объяснения и направила меня на третий этаж, в отделение интенсивной терапии.
— Там спросишь на посту, — сказала она.
Я поднялся по лестнице (спросить у медсестры, где находится лифт, я не догадался), повернул налево и толкнул широкую двустворчатую дверь. За дверью я увидел широкий коридор с просторным
