Борис Гринштейн - ЗЕМЛЯ ЗА ОКЕАНОМ

К началу золотой лихорадки Карибу Москва была уже вполне пристойным городом, разумеется по местным меркам и по размерам и населению почти не уступал таким "мегаполисам", как Новороссийск и Ново-Архангельск. "Мы были приятно удивлены, увидев хорошо проложенные красивые улицы, деревянные и кирпичные дома, выстроившиеся по строгому плану и шагая по чуть ли не паркетной мостовой, правда грубо обработанной."

Небольшой, довольно уютный и благоустроенный портовый городок с населением 7000 человек. Верфь, лесные и рыбные склады, мельница. С заходом солнца жизнь замирает и только в единственном портовом кабаке моряки пришедшего вчера из Фриско судна пропивают жалование. И вдруг посреди города забил золотой фонтан. Жизнь закрутилась в бешеном ритме. Через 5 лет новоприбывший, вышедший из круглосуточно суетящегося порта в город, "с удовольствием и любопытством выходил на Портовую площадь, большую, квадратную, вокруг которой были построены великолепные дома … любовался Новороссийским проспектом, этой московской улицей Оноре, где обосновались главные банки и торговые фирмы, и где на каждом шагу слышен перезвон колоссальных масс золота. Он поднимался по Коммерческой, чрезвычайно людной улице, идущей из порта. Здесь день и ночь снуют взад и вперед тяжелогруженые двуколки. Забитые товарами со всех концов света магазины выстроились в ряд почти на всем ее протяжении; а дома, утыканные флагами, создают атмосферу постоянного праздника."

Экономический взлёт Москвы был молниеносным. "Цены на землю поднялись невероятно… Все строятся. Старая Компанейская лесопилка приносит 3 000 рублей в месяц… Новая гостиница еще до окончания строительства была арендована за 35 000 рублей в год… Набережные загромождены бочками и ящиками и на протяжении более версты река запружена кораблями всех видов… Ныне Москва во многом превосходит Новороссийск и Ново-Архангельск, по меньшей мере внешне. В городе процветают строительство и торговля… Взору представляется множество приятных на вид домов и лавок, совершенно новых, как если бы они только что вышли из лесопилки и тут же были разукрашены кистью художника… Улицы запружены и гудят, как бесчисленные рои пчел. В воздухе стоит непрерывный шум от тысяч выкриков и других шумов: строительства, ведущегося повсюду; повозок, запряженных мулами и лошадьми, носящихся по городу галопом, причем возницы стоят в своих экипажах, как кучера римской колесницы; от колокольчиков и барабанов уличных торговцев. Повсюду видны признаки цивилизации, согревающие сердце благонравных людей: красивые жилища, часы на здании городского магистрата, изысканная еда в гостиницах, на домах таблички с именами врачей, вывески на лавках. В городе издается три ежедневные газеты. Выпускается так же еженедельник "Москва" тиражом 500 экземпляров…

Первое время улицы Москвы полны были кочующих торговцев. Они просто устанавливали лоток и начинали продавать пирожки, овощи, фрукты, вино, всякую дешевку. При этом они ужасно шумели, хватали прохожих за полы одежды и всячески нарушали порядок. Все зто продолжалось до издания в ноябре прошлого (1858 - А.Б.) года городского постановления о запрете публичной торговли на улицах и причалах. Это положило конец шумным беспорядкам и многим "коммерческим карьерам".

Разумеется, самая горячая пора для горожан начиналась, когда на "зимовку" приходили старатели. Для них Москва представлялась как "громадное увеселительное заведение" и, облегчая их карманы, развлечения предоставлялись на любой вкус.

Для начала истосковавшиеся по комфорту люди искали жильё и город предоставлял его, исходя из финансовых возможностей каждого. От гостиницы, где суточное проживание с пансионом стоило 10 руб., до бараков, где за 20 руб. в месяц предоставлялось место на двухэтажных нарах и не изысканное, но сытное трёхразовое питание. Самым неудачливым приходилось искать работу, благо её в ту пору в Москве хватало. Чернорабочими в доки и грузчиками в порту, мойщиками посуды и уборщиками в ресторанах и салонах*(1), пилить дрова и чистить обувь прохожим. Брались за всё, чтобы только не умереть с голоду и скопить денег на билет для возвращения домой или на снаряжение и провизию к будущему сезону.

Все города Рус-Ам были космополитичны, но из-за небольшого населения это не бросалось в глаза. В Москве же "повсюду встречаются люди звучит многоязычная речь… Улицы полны китайцев в национальной одежде: коротких штанах, с длинной косичкой и в смешной шляпе из бамбука; но так же и в европейской одежде, аккуратно стриженных, хорошо говорящих по русски, так что их не отличишь от алеутов; бородатых бостонцев с пышными шевелюрами, в тяжелых сапогах на ногах и с револьвером Кольта за поясом; босых широколицых гавайцев в ярких, затянутых в поясе рубахах и в коротких, до колен хлопчатых штанах; разнообразных южноамериканцев, соперничающих меж собою пестротой и яркостью костюмов… Между собою они живут не дружно. То здесь, то там разворачиваются настоящие сражения между бостонцами, которых обычно поддерживают англичане, и чилийцами, мексиканцами или французами. Что касается китайцев, то они стали козлами отпущения для всех. Однако следует отметить, что, по части насилия Москва значительно отстает от Сан-Франсиско, с которым теперь ее часто сравнивают. Редко когда в неделю бывает один-два убитый…

Англоязычные американцы, в особенности принадлежащие к низшим слоям общества, на испаноязычных американцев смотрят свысока. Называют их "кочегарами" и с одинаковым презрением относятся к батраку-пеону и к благородному идальго. А среди них есть и превосходно образованные господа, в особенности среди аргентинцев и перуанцев, чья гордость за свою рассу страдает от высокомерных и вульгарных янки… Они (аргентинцы и перуанцы) чисты в своих привычках, верны в дружбе и обычно предпочитают гитару и поэзию тяжелой работе. Одеваются они крикливо, в делах же являются людьми чести… Простые чилийцы прекрасные работники, но любят азартные игры, много пьют и всегда готовы "поиграть ножом", а заносчивость американцев не производит на них никакого впечатления. Чилийцы из высших классов - шумные, агрессивные, склонные к игре и очень похотливые, но редко напиваются и крайне щепетильны в вопросах чести… И наконец мексиканцы, которые почти все принадлежат к пролетарскому классу, люди с жестоким, мстительным, кровожадным и подлым характером…

Самое большое столкновение между "англичанами" и "испанцами" произошло перед Рождеством 1862 года. Банда пьяных американцев выбросила из кабака несколько пьющих там чилийцев. Один из чилийцев ударил обидчика ножом. В ответ раздались выстрелы. Через десять минут весь район между улицами Кусковской и Застенной превратился в поле боя. Везде шла стрельба из револьверов и ружей; с крыш в противников летело все, что можно - от кирпичей из разломанных печек и до кроватей; в домах шла рукопашная. Губернатор приказал немедля поднять все наличные силы: драгун, моряков, казаков*(2), но к тому времени, как силы были собраны, случилось самое страшное. В городе, где дома, тротуары и мостовые были в основном деревянными и где хранилось везде огромное количество алкоголя, раз появившийся огонь может за считанные минуты охватить огромное пространство… Зрелище было одновременно ужасным и великолепным. На глазах рушились, как карточные домики, лучшие дома города: Американский театр, салоны Эльдорадо и Мунго от которых остались лишь большие кучи дымящихся головешек.

Утихомиривать сражающихся почти не пришлось, они сами прекратили бой и, вместе с войсками и пожарными командами кинулись спасать город… В ту ночь в пепел превратилось восемь кварталов, большая часть города. При расчистке пожарищ были обнаружены останки 135 человек и не понять было кто из них пал жертвой огненной стихии, а кто был убит в драке…

Пожары в Москве случались и до "Рождественской резни" и после нее, но никогда они не были столь разрушительными. Смелость и энергичность действий в ту ночь моряков, казаков, драгун, а особенно пожарных не подвергается никакому сомнению. Как писалось о них в газете: "Самая большая честь, которую мы можем воздать нашим пожарным, это просто рассказать о них правду, сказать, что они усердны и бесстрашны и что служат они бесплатно." Пожарные набираются из лучших людей города. За привилегию под звон колокола мчаться к горящему зданию интриговали и сражались." К концу 1862 года Департамент пожарной охраны насчитывал около 700 человек сведенных в 7 рот и располагал 10 насосами. Каждая рота, организованная по военному, выбирала себе название и экипировалась за свой счёт. Форма их была ярко-красная. "Когда в праздничные дни пожарные проходят по улицам, невозможно предположить, что за этим блеском скрывается такая самоотверженность и профессионализм."

Пережив пожар москвичи с жаром принялись за работу. Они расчищали пожарища, убирали мусор, восстанавливали всё, что было возможно. Правда восстанавливать было почти нечего. Зато теперь появилась возможность строить из кирпича и камня и по единому плану. Своего кирпича в Москве не хватало и его везли со всего Рус-Ам: из Новороссийска, Святогеоргиевска, Рогорвика… Решено было также строить новую набережную. Разноцветный гранит для неё везли из Чили и Массачусетса, а для украшения новой, Припортовой площади в мастерской знаменитого парижского скульптора … была заказана статуя Джеймса Джорджа Шильдса, основателя Москвы. Городской совет установил также 90 масляных уличных фонарей. Тремя годами позже появилось и газовое освещение. Для строительных рабочих это был золотой век. "Каменщики, плотники, кирпичные мастера зарабатывают по 10-12 рублей в день… На глазах рождается новый живописный город, полный прекрасными, расположенными по строгому плану и совершенно не похожими друг на друга домами… Улицы пересекаются под прямыми углами и носят имена людей, оставивших след в истории колоний. 16 улиц, если считать Набережную, пролегают параллельно заливу… Многие из новых улиц обсажены дубами и платанами. Все мостовые замощены камнем, а тротуары - деревом, но на самых многолюдных улицах, например Коммерческой, тротуары тоже сделаны каменные."