— Тащ капитан! — паренек вытянулся.
Васильев облизал ложку и, отложив ее в сторону, кивнул.
— Какое-то шевеление на стороне фрицев. Стрелять — не стреляют, но товарищ сержант считает, что они готовятся к атаке. Вот, послал к вам… — красноармеец захлопал глазами.
Командир задумался. С одной стороны, атака в ночной тьме — вполне в стиле фашистов, особенно учитывая последние дни. С другой, у него это направление прикрывается девятью пулеметами. И немцы это знают — за последние два дня провели несколько провалившихся наступлений… Ладно, надо в любом случае пойти посмотреть.
Все так же неторопливо поднявшись, капитан подхватил приставленный к стене ППШ и знаком приказал солдату двигаться впереди.
Перейдя к другой части превращенного в крепость дома и поднявшись на второй этаж, Леонид тихонько похлопал по плечу сержанта, напряженно всматривающегося сквозь амбразуру в зимнюю тьму. Означенный сержант, родом из Якутии, вместе с братом составлял лучший расчет пулемета из имевшихся в роте. Хотя, как подозревал Васильев, не только в роте.
— Чего такое, Федор? — якут вместо ответа кивнул на дом, отделенный от расположения советского подразделения небольшой площадью. Но затем все же сказал:
— Какое-то шевеление, товарищ капитан. Плюс слышали моторы. Может танки, может еще что. Но уж больно они тихо себя весь день вели.
«Копили силы? Вполне возможно… Но танки? Может стать хреново… перебросить ребят с ПТР? Если новые танки — в лоб не поможет. Откуда могут полезть?» — мысли командира скакали с одного на другое. Наконец, еще разок тщательно обдумав решение, капитан разразился серией приказов.
— Так, ясно. Красноармеец! — паренек, все время разговора простоявший рядом, снова вытянулся. — Топай к расчету Савинкова. Пусть займут позицию рядом с Елецким, на третьем этаже. Но пусть сам подойдет сначала ко мне. Федор, — Леонид повернулся к сержанту, — у тебя сколько патронов?
Якут, погладив трофейный немецкий «МГ» ответил почти сразу:
— Еще надолго хватит, товарищ капитан. Почти девятьсот штук.
— У Елецкого хуже… отдашь ему одну ленту.
Не дожидаясь ответа, пригнувшийся Васильев быстро проскочил полуоткрытый участок, образованный обрушившейся частью стены дома.
И это спасло ему жизнь. Неожиданно с немецкой стороны раздался громкий выстрел артиллерийского орудия, снаряд из которого влетел практически точно в то место, где только что был командир роты.
— Твою мать! Суки! — кинувшись назад, Леонид обнаружил забрызганного кровью сержанта, наполовину заваленного камнями рухнувшей стены. Взгляд переместился чуть дальше. Брат Федора был мертв. Однозначно и бесповоротно.
— Федя, не смей умирать! НЕ СМЕЙ! У немцев теперь большой должок перед тобой. Тебе еще Берлин брать, так что давай, оставайся тут со мной, — вытаскивая пулеметчика из под обломков, капитан продолжал что-то ему говорить, не давая потерять сознание.
Тем временем, немецкая сторона осветилась многочисленными вспышками винтовочных выстрелов и пулеметных очередей.
— К бою! — приказ был, в общем-то, излишним, бойцы все сами прекрасно понимали. — Санитар!
— Тащ капитан! — возникший рядом расчет с ПТР дожидался указаний.
— Дуй к Елецкому! Будет немецкий танк — подпустишь поближе и вмажешь в борт! Понял?
— Так точно! — уже собравшийся унестись на позицию Савинков был остановлен твердой рукой командира.
— Стой! Отнесешь ему патронов. Здесь они уже не понадобятся, — Васильев кивнул на аккуратно сложенные пулеметные ленты.
— Звали? — появившийся рядом фельдшер не договорил. Увидев раненного сержанта, он кивнул и принялся за работу.
Взлетевшая ракета осветила поле боя причудливым, чуть мигающим светом. Организованно наступающие люди в немецкой форме мгновенно залегли, прячась за немногочисленными укрытиями. Стреляющие с советской стороны пулеметы были в этот момент несколько заняты перестрелкой со своими коллегами, поэтому гитлеровской пехоте доставалось не так уж и сильно.
Вскинув к плечу ППШ, Васильев дал короткую прицельную очередь. Перебегающий к какой-то куче мусора солдат словно споткнулся, рухнув на середине пути.
Появившийся на площади танк сюрпризом не стал. В отличие от цепочки минометных разрывов, неожиданно выросших на пути немецких солдат.
«Надо же, а Баринов жив еще, курилка», — связи с минометной батареей в соседнем доме не было почти полтора дня и мысль о том, что после последней бомбежки там все полегли, выглядела логичной.
Тем временем, немецкий панцер, неторопливо повернув башню, выстрелил по второму этажу, откуда палило сразу несколько советских пулеметов. Но тем самым он подставил ее борт ждущему своего шанса расчету с ПТР. И если первый выстрел «тройку» не уничтожил, то еще несколько поставили на ней крест. Как раз рядом с немецким…
«Вторая Мировая Война в солдатских воспоминаниях, с комментариями. Избранное. Том 2». Военное издательство МО СССР, 1985 г.
«Степаныч, двадцатидвухлетний лейтенант-танкист, после госпиталя был отправлен в армию под Варшавой.
Вообще-то он тогда не был Степанычем. Я стал так его называть много десятилетий спустя, но в моих воспоминаниях он навсегда останется именно Степанычем.
Прибытие в гвардейскую часть состоялось буквально за неделю до начала последнего этапа грандиозного Варшавского сражения, после которого немцы потеряли последние шансы на победу.
Как и положено по нашим, да и не только нашим, армейским традициям, новичку дали возможность проявить себя на командирском поприще, отправив в разведку боем.
Разведка боем в составе взвода Т-34, это, конечно, не слабо, но вот есть ли шанс на успех и в чем он состоит? Думал ли об этом молодой лейтенант, по жизненному опыту еще мальчишка?
Если судить по тому, что он сам рассказывал много лет спустя, да и по собственному схожему опыту, и, главное, по тому, как он это рассказывал, то сегодня смело можно констатировать — не думал. Он не думал, что может не вернуться, он не думал, что может как-то проявить себя в командирском деле. О геройстве, впрочем, он аналогично не думал. Тогда об этом вообще было не принято не то, что говорить, но даже думать.
Одним словом, был мой друг Степаныч, говоря сегодняшним языком, обычным русским мальчишкой, провоевавшим с начала войны и получившим к тому времени пару легких ранений.
Взвод советских танков, три новенькие «тридцатьчетверки», неторопливо переваливаясь, переползли сначала наши окопы, потом немецкие. Мой ребенок, подросток, слушая этот рассказ, представляет себе киношный шквал огня и яростный ответный огонь наших машин, но реальность была совсем иной. Танки просто проползли по местности, и никто по ним особенно-то и не стрелял. Пехотинцы танкового десанта, как сидели на броне, так и продолжали сидеть, с опаской посматривая по сторонам и завидуя танкистам.
