— Тогда слушай! — сказал я и минут за десять рассказал самое важное, не упоминая о развале Советского Союза. Всему свое время, а ей тогда легче было поверить в инопланетян, чем в это.
— Чужие песни это такие, как ты пел для меня или у Светы?
— Да, я их знаю не одну сотню, только не все можно петь. Если изменится будущее, многие из них просто не будут созданы, потому что изменятся судьбы написавших их людей. То же самое и с книгами. По сути, это воровство, поэтому мне самому неприятно так поступать. Я хотел действовать со стороны, чтобы обо мне никто не знал, но нужно было как-то прикрыть свои записи, поэтому я и взял одну небольшую и далеко не лучшую повесть. А теперь за меня возьмутся всерьез и начнут лепить идеал для подражания. Остаться в тени уже не получится. Если я начну реализовывать свой план, меня не так сложно будет найти.
— Ну и что? — подняла она на меня глаза. — Ты же не делаешь ничего плохого! Наоборот, хочешь всех спасти!
— Ты не маленькая девочка и должна знать, что в руководстве страны есть самые разные люди. И руководствуются они не только интересами государства, но и своими собственными. И не у всех из них чистые руки, да и интересы государства каждый понимает по-своему. А я слишком много знаю всяких секретов, и государственных, и их личных. Если я буду обычным мальчишкой, я могу просто бесследно исчезнуть.
— Тогда прославься! — сказала она. — Ты же сам сказал, что все изменится и многого из того, что ты хочешь использовать, не будет! Если ты боишься, что я тебя из-за этого разлюблю, то зря! Буду женой великого человека. Ведь буду?
— Мне тебя прямо сейчас при всех поцеловать? — спросил я. — Или подождешь до вечера?
— Влепят кол по поведению и вызовут родителей! — счастливо засмеялась она. — И рассадят на разные парты. Хотя можешь и поцеловать, в коридоре уже никого нет.
— Точно! — я с удивлением осмотрел пустой коридор. — Честное слово, не заметил звонка! Но целоваться не будем, по тебе сразу все видно. Я сейчас уеду с гостями, а вечером к тебе прибегу. Заодно познакомишь с родителями, а то я их только видел издали. А сейчас иди в класс и постарайся даже намеком не выдать то, о чем теперь знаешь, а я их подожду здесь.
Я не догадался позвонить маме из учительской, это сделал директор. Поэтому, когда мы подъехали к дому, отец уже был в квартире и помогал маме готовить стол к приему гостей. На этот раз я настоял, чтобы водитель пошел вместе с нами.
— Вас как зовут? — спросил я его. Сергеем Александровичем? Ну, а я Геннадий. Нечего вам гонять обогреватель, пойдемте в квартиру. И машину никто не угонит, наверное.
В квартиру он пошел, но перед этим закрыл дверцы. Мама редко готовила на один день, и нам всем хватило обеда. Сестру, которая пришла через час с небольшим, накормили вторым и пирожными, захваченными Валентином из Минска. После обеда родителей с полчаса мучили вопросами обо мне, а я все это должен был слушать. Ничего, я отыгрался потом, когда меня попросили взять гитару. Отыгрался и в прямом, и в переносном смысле. Песню «Песняров» я уже разучил полностью.
— Песни партизан, алая заря, молодость моя, Белоруссия! — допел я, и установилась мертвая тишина.
— Что это было? — минуту спустя спросил Валентин.
— Да, нам ты такого не пел, — сказала мама. — Хотя, кажется, наигрывал что-то похожее.
— Естественно, — пожал я плечами. — Это моя новая песня.
— Так ты сочинил и стихи, и музыку? — поразилась Лиса.
— А что здесь такого? — сделал я удивленное лицо. — Оно как-то само сочинялось.
— А что там было про детей? — опять спросила Лиса. — Какое-то название…
— Хатынь? Это небольшая белорусская деревня, которую фашисты сожгли вместе с жителями, — пояснил я. — Вот где я о ней вычитал, сейчас не вспомню. Кажется, в какой-то старой газете.
Гости выглядели растерянными, да и отец с матерью были не лучше, поэтому приход из школы Тани оказался как нельзя кстати. Лиса сразу же ушла с ней в комнату сестры брать интервью, а Валентин начал допытываться, что у меня еще есть в репертуаре. Я сыграл ему «Вот так и живем» с учетом прошлого опыта, стараясь не вкладывать в пение душу. Когда Лиса оставила в покое голодную сестру, ей с Валентином показали мои фотографии, после чего они распрощались и уехали.
— Ты меня этой песней прямо поразил! — сказала мама. — Никак не подозревала в тебе таких талантов!
— А что он еще выкинул? — спросила сестра.
— Написал новую песню, — ответила мама. — И спел ее всем нам. Песня просто замечательная! А почему ты сказала «еще»?
— А об этом сейчас вся школа шумит! Знаешь, что он сделал? Корреспондентам отдали на растерзание седьмой класс, а он туда зашел, забрал свою Люсю и все время ворковал с ней в коридоре, наплевав и на нас, и на учителей. Сама видела их вдвоем, когда прозвенел звонок. Стоят рядышком и смотрят друг на друга! Был бы кто другой, ты бы уже была у директора, а с него все как с гуся вода.
— Что, правда, что ли? — не поверила мама.
— А что в этом такого? — пожал я плечами. — С Валентином я договорился, а с Люсей у меня был важный разговор. Мы не обнимались, а просто стояли в коридоре. А если некоторых завидки берут, при чем здесь мы? Шла бы ты, Танечка лучше обедать. Мы тебе и пирожные оставили.
— Я пойду, — сказала сестра. — А ты все-таки подумай. Может быть, в вашем стоянии ничего и не было, но всем это не объяснишь. И Новиков такое долго терпеть не станет. Школа для учебы, а личные дела решайте дома!
— Она права, Гена! — сказала мама. — Ты подаешь другим дурной пример, и директор не сможет на это никак не реагировать. Ну вызовут не нас, а родителей Люси, ты этого хочешь?
— Учту, — коротко сказал я. — Мне просто срочно нужно было переговорить, откладывать разговор я не мог.
— Как у вас все рано! — сказала мама. — Еще не целовались?
— Я тебе обещал думать головой? — спросил я. — С Ленкой я был пацан, поэтому вы и знали о каждом моем чихе, сейчас я отчитываться не собираюсь. Или вы мне доверяете, или нет.
— Ты опять пишешь повесть? — спросила мама, чтобы сменить тему.
— Так, наметки, — неопределенно сказал я. — Лиса сказала, что редакция хотела заключить со мной договор о сотрудничестве. Так что уже можно начинать писать, нужны только тетради.
— Купим мы тебе тетради, — сказал отец. — Только ты бы больше отдыхал, работаешь на износ. А песня получилась душевная. Думаю, тебя из-за нее в Минск повезут раньше, чем из-за повести, а ты ведь ехать никуда не хотел.
— Я передумал, папа, — ответил я отцу. — Все равно не отстанут, они мне так и сказали. У тебя, говорят, перед Родиной долг, будешь отрабатывать, работая примером для подражания!
