Придержав шляпку, едва не сорванную внезапно налетевшим ветерком, я задумчиво пробормотала:
– В библиотеку мне надобно попасть, и как можно скорее.
– В библиотеку? – с изрядной долей удивления переспросил дядюшка.
– Угу… – безмятежно кивнула я.
Петр Трофимович озадачено подергал себя за бороду. Затем хлопнул по спине кучера – не гони, окаянный, думать мешаешь, – и догадливо вскинулся:
– Законы хочешь подучить?
– И это не помешает, – подтвердила я. – Но в первую очередь хотелось бы полистать подшивки старых газет.
– Да на кой ляд они тебе сдались? – не в силах разгадать загадку, сердито засопел дядюшка.
– Объявление одно хочу найти, – отстранённо пояснила я. – Надо выяснить, продавался ли славянский шкаф или мне показалось.
От настойчивых расспросов я увильнула самым бесстыдным образом, сославшись на приступ мигрени – неизменную спасительницу прекрасной половины человечества в трудные минуты различных жизненных ситуаций.
Не время для пустых разговоров, мне не давало покоя памятное объявление. То самое, что попалось на глаза в пыльном подвале фабриканта Астафьева. И если удастся найти эту газету, шансы на спасение из призрачных превращались в мизерные. А это уже кое-что, при таких раскладах можно и повоевать.
… Серафима Павловна, вопреки ожиданиям, встретила меня без охов и вздохов. Молча обняла, крепко прижала к себе и, незаметным движением смахнув слезинку, потащила в купальню. Грозно цыкнув на замешкавшуюся девку, что помогла мне в прошлый раз, моя радетельница столь же строгим голосом приказала лезть в ванну.
Спустя мгновенье невесомое облако с головой укрыло меня от окружающего мира. Блаженство! В пахнущей душистым ландышем пене таяли, исчезали ненавистные запахи околоточной кутузки. Так бы и пролежала вечность, засыпая под убаюкивающий напев журчащей из медного крана воды, но не судьба: обиженная чем-то горничная сварливо поведала, что время полдничать подходит, и приличным барышням невместно спускаться к гостям без соответствующего антуража.
Спорить я не стала – пусть будет антураж. Мимолётно спросила:
– Тебя как зовут?
– Меланьей от рожденья крестили, – буркнула служанка.
Пока стараньями Меланьи и доисторического утюга на паровом ходу – если это не локомотив, тогда зачем в него уголь засыпают?! – мой наряд приобретал божеский вид, я торопливо приводила в порядок себя любимую. Из всего обилия местной косметики рискнула воспользоваться лишь карандашом для подводки глаз – помада и пудра от лучших парижских домов моды меня, честно говоря, не впечатлили. И фена завалящего поблизости не наблюдалось.
Интересно, как они прическу укладывают? Надеюсь, что не в печке…
Йоханн
– Смею надеяться, господин Розенталь, что отныне мы с вами в полном расчете и претензий ко мне более не имеется?
Голос дознавателя звучал сухо и неприязненно, с оттенком застарелой обиды. Он явно видел во мне источник своих бед и злоключений. В стенах всесильного ведомства эта обида казалась особенно неуместной.
Сам виноват, дружок, никто не заставлял тебя чинить подлог. И благодари всевышнего, что я не дал тогда делу ход, иначе твои же коллеги из особого отдела сыскной полиции взяли бы тебя в оборот незамедлительно.
– Полагаете, моему слову нельзя доверять?
– Помилуйте, Йоханн Францевич, как можно?! – испугано замахал пухлыми ладошками полицейский чиновник. – Мне хотелось лишь удостовериться, что мы правильно поняли друг друга.
Я язвительно усмехнулся.
– Не извольте-с сомневаться, сей прискорбный случай забыт мною на веки вечные… – небрежно приподнял шляпу: – Не смею более отвлекать вас, мое почтение… – и уже на самом пороге, открыв дверь кабинета, не удержался от прощальной шпильки: – И все-таки, как могло такое случиться, что пропал акт изъятия с номерами ассигнаций?
– Обычное головотяпство низших чинов, случай хоть и нечастый, но ничего удивительного в том не наблюдается, – безразлично пожал плечами дознаватель.
– Надеюсь, сей злополучный акт не появится вдруг в материалах обвинения? – с легкой угрозой спросил я.
Глянув на меня с неприкрытой ненавистью, чиновник процедил сквозь зубы:
– Не извольте беспокоиться, алфавит вещественных доказательств приложен к делу и заверен канцелярией надлежащим образом… – он ехидно прищурился: – Впрочем, вашей подзащитной это мало чем поможет – расписка в материалах имеется, да и свидетели, смею вас заверить, вполне благонадежные, у господ присяжных сомнений не вызовут ни в коей мере.
Это все так, – мысленно вздохнул я. И расписка в наличии, и свидетели, еще и собственноручно составленный план, в коем разве что слепой не усмотрит признаков банального шантажа. У обвинения полный комплект, придраться практически не к чему. Странно, что барышня не упомянула про расписку, если верить слухам, гуляющим в последнее время в нашей среде, подобная небрежность не в ее привычках.
Скорым шагом покинув департамент полиции, я подозвал извозчика – стоило немедля встретиться с моей подопечной. В этом деле таилось немало загадок: удивляла поспешность, с коей материалы из околотка направили в центральный аппарат полиции, пропавший акт изъятия ассигнаций, непонятный интерес жандармского офицера из охранного отделения…
Признаюсь со всем присущим мне цинизмом: моя контора не берется за безнадежные дела – славу адвокату приносят победы, пораженья с пугающей закономерностью нещадно бьют по кошельку. Чтобы избежать подобного казуса, достаточно малого: тщательно изучить дело на предмет его перспективы. Но этот случай стоит особняком – имя барышни ныне на слуху, интерес прессы к предстоящему процессу ожидается нешуточный, и излишней рекламой юридическую обедню не испортишь.
Добравшись до купеческого особняка, я кинул двугривенный бородатому извозчику и с неподобающей представителю моей профессии торопливостью взбежал по крутым ступенькам парадного крыльца. На дверной звонок откликнулся сам хозяин, с тревогой пробасив:
– Гляжу – лица на тебе нет, Йоханн Францевич, никак с дурными вестями пожаловал?
Я не стал кривить душой, сумрачно поведав:
– Один мой старый приятель из отдела дознания любезно предоставил возможность ознакомиться с материалами обвинения. Радостного, надо признать, для нашей барышни там до крайности мало.
Петр Трофимович помрачнел, потрепал в глубокой задумчивости бороду и, спохватившись, потянул меня за рукав:
– Что ж мы на пороге-то беседуем?! Милости прошу в дом, изволь отужинать с нами … – и с напускной сердитостью проворчал: – Отказ не приемлю категорически! Вам, молодым да неженатым, все по ресторациям привычней да трактирам, а что здоровье без домашних разносолов губите, то невдомек неразумным.
