Ознакомительная версия.
– Ведь всем известно, что у евреев суббота – такой же праздник, как воскресенье у добрых христиан. Посмотрите-ка, господа, как тщательно наш Портос наряжается к этому дню! А то, что евреи богаче всех, не только во Франции, но и во всем мире, с этим ведь никто спорить не будет! Так вот – не потому ли в субботу наш друг отказывается от дел, которые не считает богоугодными?
Товарищи мои расхохотались, я же внутренне похолодел. Мне пришло в голову, что за мной могли следить. В этом случае тайна моего происхождения могла быть раскрыта очень легко и я с позором был бы изгнан из гвардии.
Шутник же не унимался и, ободренный смехом окружающих, сказал, обращаясь ко мне:
– В самом деле, Портос, признайтесь – вы ведь ухаживаете за дочерью или за молоденькой женой кого-то из этих Крезов иудейских, верно?
Кровь ударила мне в голову. Я потянулся к шпаге. Дело могло кончиться кровопролитием.
Положение спас Атос. Не разделяя бурного веселья, вызванного словами Брасье, он удержал мою руку и одновременно сказал, холодно глядя на остряка:
– Даже в шутках не следует переступать определенную черту. Особенно если вы имеете дело с людьми чести. Будет лучше, сударь, если вы принесете извинения господину Портосу.
Брасье побледнел, видимо поняв, что зашел в своем остроумии слишком далеко. Ему совсем не улыбалось драться на дуэли ни со мной, ни тем более с Атосом, заслуженно считавшимся одним из лучших фехтовальщиков мушкетерской роты.
– Господин де Брасье, – продолжил Атос невозмутимо, – никто из нас не подозревает вас в намерении нанести оскорбление нашему другу и вашему сослуживцу. Тем не менее, вы это сделали. Извинитесь, и забудем об этой неловкости. В конце концов, все мы – и вы, я уверен, – не раз пускали шпаги в ход для защиты чести, так что никто ничего постыдного не усмотрит в том, чтобы вы принесли моему товарищу извинения.
Брасье растерянно огляделся по сторонам. По лицам остальных он понял, что все они поддерживают позицию Атоса.
– Боже мой, – пробормотал он, – у меня и в мыслях не было вас оскорбить, Портос! Я просто высказал самое нелепое из возможных объяснений, думая просто повеселить вас! Право же, Портос, вы всегда выглядите по субботам таким озабоченным…
– Хорошо, – сказал Атос прежним ровным тоном. – Будем считать это обычным недоразумением. – Он повернулся ко мне. – Вы согласны, Портос?
– Согласен, – хмуро ответил я, сдвигая перевязь. – Но, мне кажется, будет правильно, если господин де Брасье, в знак примирения, угостит всех присутствующих хорошим вином.
Именно таких слов от меня ждали все и потому дружно поддержали мое предложение, а бедняга де Брасье поспешил заказать десяток бутылок, после чего атмосфера разрядилась. Брасье более всех радовался бескровному разрешению конфликта. Я же решил, что впредь буду осторожнее и осмотрительнее.
Так завершился этот неприятный инцидент, но вскоре произошло менее бурное, но куда более значительное событие. С некоторых пор я обратил внимание на изменившееся ко мне отношение Рашели. Произошло то, чего я опасался. Юная дочь Исаака Лакедема влюбилась в меня, а мои регулярные визиты расценивала как проявление ответного чувства. Впрочем, я был готов к этому.
Не ожидал же я того, что со мной тоже приключится нечто подобное. Чем больше мы общались, тем больше я обращал внимание на то, что ранее не замечал. Так, например, я вдруг понял, что, хотя черты лица Рашели далеки от совершенства (или оттого, что казалось мне совершенством совсем недавно), внешность ее чрезвычайно привлекательна. Просто привлекательность эта была неброской, неяркой. Но тем сильнее она проявлялась при более или менее частом общении с девушкой. Блеск ее глубоких черных глаз, взмах длинных ресниц заставляли меня терять нить разговора. Случайные (а возможно, и нет) прикосновения нежных узких рук вызывали учащенное сердцебиение. Особенный звук ее голоса заставлял меня совершенно неуместно краснеть, подобно мальчишке, – это мне-то, самого себя считавшего опытным и зрелым мужчиной. Когда же Рашель покидала нас в сопровождении матери, мне стоило большого труда не нарушить правил вежливого обращения и не следить за нею взглядом до тех пор, пока ее статная фигурка не скроется за дверью.
Словом, я влюбился – вопреки собственным планам, вопреки здравому смыслу, вопреки желанию. Когда я наконец понял это, то вспомнил слова Атоса. При нашей встрече, которая случилась после моего знакомства с семейством Лакедем – душ Барруш, он немедленно определил меня влюбленным. И хотя ничего подобного я тогда не чувствовал, сейчас мне казалось, что мой друг еще три месяца назад уловил то, о чем я сам и не подозревал. Чем больше я думал, тем больше укреплялся в уверенности, что полюбил юную Рашель Лакедем с первой же встречи.
Думаю, чувства наши очень скоро перестали быть секретом для супругов Лакедем – может быть, даже быстрее, чем для нас самих. Не могу сказать, что г-н Лакедем нас поощрял. Правда, он ни разу не выразил неудовольствия по поводу пылких взглядов, которыми мы обменивались с Рашелью во время субботних обедов. Тем не менее меня не оставляло ощущение, что Исаак Лакедем относится к происходящему без особого восторга. Это проявлялось по-разному. Например, когда я однажды просил его разрешить нам с Рашелью вечернюю прогулку, то он отказал мне – мягко, но непреклонно.
– Дорогой Портос, – сказал он, – я отношусь к вам как к сыну, которого у меня, к сожалению, нет. Вы для нас – член семьи, которого мы любим и которому желаем счастья. Но подумайте сами: что будет, если мою дочь увидят в обществе королевского гвардейца? Наши знакомые сочтут, что она пренебрегает нормами приличия, ваши же – что вы нашли даму, недостойную вас.
– Что вы говорите, господин Лакедем! – растерянно воскликнул я. – Как можно считать, что ваша дочь недостойна кого бы то ни было!
– Вы забываете, уважаемый Портос, – возразил он, – что для окружающих вы – французский дворянин, близкий ко двору его величества. А Рашель Лакедем – всего лишь дочь еврея-ростовщика. Мало того что ее сочтут недостойной – вас, скорее всего, обвинят в том, что вы позарились на деньги ее отца. Словом, – сказал он холодно, – ваша прогулка окажется оскорбительной и для нее, и для вас. Оставим этот разговор.
Его слова были жестоки, но справедливы. Именно так и рассуждали бы мои знакомые, если б увидели меня с Рашелью.
По счастью, этот короткий разговор произошел в отсутствие девушки. Присутствовавшая же при нем г-жа Лакедем расстроилась не меньше моего. В отличие от мужа, она куда благосклоннее относилась к нашему сближению, но боялась возражать ростовщику. Попрощавшись с ними, я, понурив голову, вышел из гостеприимного дома. Но, не пройдя и нескольких шагов в сгущавшихся сумерках, я увидел знакомую фигурку в темном платье и чепце испанского покроя с вуалью, скрывавшей лицо.
Ознакомительная версия.
