Макс молча вытащил Броненосца и положил перед Че. Цветков вытянул шею, заглядывая через плечо команданте, но тот накрыл фигурку ладонью.
— Можно посмотреть? — не выдержал русский, но команданте только покачал головой.
— Спасибо, товарищ Морено, — нарочито сухо произнес он.
Макс снова пожал плечами — не отвечать же «на здоровье», в самом деле.
— Еще одно, — сказал Че Гевара. — Мы с товарищами Цветковым и Нгеле собираемся предпринять небольшую экспедицию. Продуктов у нас, сами знаете, мало, мои кубинские товарищи — плохие охотники, а конголезцы… я бы взял в отряд кого-нибудь из них, но есть возражения. — Он скривился, но быстро взял себя в руки и продолжал: — Если бы вы…
— Товарищ Гевара! — возмущенно вмешался Цветков, но Че жестом остановил его.
— Вы готовы пойти с нами? Возможно, вам, как зоологу, это будет интересно — мы собираемся исследовать довольно дикие районы.
Макс покосился на Цветкова. Тот сидел, напряженно выпрямившись и поджав губы. Ему явно очень не хотелось, чтобы в походе участвовал Макс, чем-то он мог помешать ему. Макс заколебался. С одной стороны, он засиделся в лагере, непонятное положение и косые взгляды некоторых кубинцев успели надоесть ему, а экспедиция могла оказаться интересной. С другой — Максу не нравился Цветков, и он подозревал, что в маленьком отряде рано или поздно между ними случится ссора, и неизвестно, чем она закончится.
— Ну конечно, — вдруг оживился русский, заметив колебания Макса и истолковав их по-своему. — Товарищ Гевара, — повернулся он к команданте, — а ведь он прав. Мы не можем оставить девушку без защиты после ее конфликта с симба… кубинские товарищи могли бы присмотреть за ней, но они часто покидают лагерь…
Че Гевара хмыкнул и насмешливо взглянул на Цветкова.
— Ваше благородство поразительно, — иронически заметил он. — Но нам нужен охотник.
Цветков смущенно улыбнулся и замахал руками:
— Нет-нет, товарищ Гевара! Вы меня не так поняли. Мое предложение — пусть Мария идет с нами. Она крепкая, сильная девушка… к тому же прекрасно готовит. И нашему охотнику будет лишний повод согласиться, — не удержался он от шпильки.
Команданте с изумлением взглянул на Цветкова, и тот ответил добродушной, чуть смущенной улыбкой. Однако глаза его не улыбались. Глаза его оставались холодными, как у рыбы; взгляд давил, настаивал, будто Цветков пытался внушить Че Геваре какую-то мысль, которую не хотел произносить вслух — по крайней мере при Максе. «Так-так, — подумал зверолов, — что-то интригует наш советский товарищ…» Он взглянул на стол — фигурка Броненосца уже исчезла; видимо, Че Гевара незаметно убрал ее во время спора. Но глаза у команданте по-прежнему были карие, и Макс мимолетно удивился: зачем команданте предмет, если тот его не слушается?
— Я пойду, — сказал он. Че Гевара и Цветков разом повернулись к нему; казалось, за своим молчаливым противостоянием они успели забыть о зверолове. — Пойду с вами охотником, — напомнил Макс. — Если вы еще не передумали, конечно.
— Ни в коем случае, — ответил Че. — Я рад, товарищ Морено.
Макс посмотрел на Цветкова: тот снова сидел с выражением полного равнодушия, почти скуки, но было заметно, что он страшно чем-то доволен. Но не тем же, что удалось протащить в отряд Марию? Чему тут радоваться — неужели он не понимает, что девушка будет проводить ночи вовсе не с ним? К тому же Цветков явно был не из тех людей, которым страсть способна застить глаза. «Да что здесь происходит, черт возьми? — подумал Макс. — Впрочем, бог с ними, с этим революционерами; а разведать глухие районы Конго мне будет полезно, война-то рано или поздно закончится». Тут он вспомнил, что решил завязать со звероловством, но только пожал плечами: можно просто наблюдать, в конце концов. Жаль, фотокамера пропала в суматохе, когда на его стоянку напали симба; но глаза-то еще, к счастью, на месте, и голова пока тоже…
***
…Лулимба. На пыльной деревенской площади Че Гевара произносит горячую речь перед местными крестьянами; под его ногами роются куры, скудная тень акации ложится на лицо, как сеть, как решетка. Черные лица застыли, как маски; команданте слушают внимательно, но никак не реагируют на слова, не улыбаются в ответ на шутки. Макс провел в Конго достаточно времени, чтобы понимать — для африканцев, людей, способных создать шумную толпу из трех человек, это неестественно, неправильно; что-то не так. Он смотрит на кубинцев — те явно разделяют его мысль; пальцы крепко сжимают приклады винтовок, глаза настороженно обшаривают площадь. Че Гевара заканчивает выступление — убедительно и энергично, как всегда; по площади, как слабый ветерок, пробегает говор — и стихает. Макс смотрит на Нгеле. Колдун скалится и слегка расслабляет кулак, сжатый в течение всей речи. Солнце синим пламенем бьется в стеклах темных очков. Макс снова оглядывает площадь и вдруг понимает, что жители деревни напуганы, напуганы как никогда в жизни, и не может понять, что могло привести этих людей в такой ужас.
…Лобонджа. Старикан Нгеле так и не снимает черных очков; в сочетании с набедренной повязкой и каскадами бус они выглядят пугающе. С морщинистой физиономии не сходит сдержанная улыбка превосходства. «А что, — небрежно спрашивает Макс, — у бедняги та же болезнь глаз, которой страдал я?» Че Гевара не отвечает ему, и Макс чувствует глухое раздражение. Кому он на самом деле отдал Броненосца? Зачем? Чтобы отвлечься, Макс подолгу рассказывает Марии о тираннозаврах, которых он поймает после войны. Девушка слушает невнимательно. Глаза у нее больные, беспокойные и испуганные, как два зверька, попавшихся в силки. Она почти не отходит от кубинцев, будто пытается спрятаться за их широкими спинами. Цветков подолгу уединяется с колдуном; возвращается он мрачнее тучи, матерясь вполголоса, и местные смотрят на него с уважением и страхом: русский мат звучит для африканцев как зловещие заклинания.
…Физи. Нгеле вдумчиво толкует с местным колдуном; оба сидят на корточках в тени, отбрасываемой стеной школы. Они походят на грифов-падальщиков; тихие фразы, которыми они обмениваются, напоминают зловещее курлыканье черных птиц, ожидающих, пока сдохнет раненое животное. Че Гевара произносит новую речь; здесь ее встречают с энтузиазмом. На лицах конголезцев — восхищенное внимание и радостная готовность хоть сейчас взяться за оружие. Двое кубинцев остаются для организации отряда. Остальным надо идти дальше. «Ты знаешь, что мы ищем? — спрашивает Мария. — Не нравится мне это». Максу нечего ей ответить. Ему не нравится улыбка колдуна. По ночам Мария плачет и детским доверчивым голосом разговаривает с кем-то на незнакомом языке; Макс не может разобрать слов, но понимает интонации: она жалуется, она просит защиты.
…Барака. Снова куры, грязь, влажная, малярийная жара; козы обгладывают кору умирающих деревьев. Цветков обгорел на очередном митинге, его веснушчатая физиономия побагровела и лоснится, как задница макаки. Он снова ухаживает за Марией; к досаде Макса, она отвечает ему с неожиданным энтузиазмом. Не в силах слушать кокетливый смех девушки и новую речь команданте, Макс уходит на окраину поселка. Рассеянно подсказывает горбатой старухе, говорящей по-французски, как найти «этого человека с Кубы, который учит, как делать революцию, говорят, он святой, хоть бы одним глазком взглянуть». Спохватившись, он понимает, что в лучшем случае Гевара счел бы его объяснения непростительной ошибкой; в худшем — расценил бы как предательство. Старуха уже целеустремленно ковыляет по пыльной улочке. «Вообще-то он не любит, когда беспокоят», — говорит Макс ей в спину. «Одним глазком», — отвечает горбунья, не оглядываясь. В конце концов, это всего лишь безобидная старуха, утешает себя Макс. Он надеется, что горбунья действительно хочет всего лишь посмотреть на «партизана Тату» — иначе ему придется выслушивать ядовитую ругань команданте.
…Мболо. Макс клюет носом: накануне ему почти не удалось поспать. Мария была страстна, как никогда, ненасытна, почти жестока, и все ласки, все усилия Макса проваливались в черную дыру страха. Под утро Мария задремала, беспокойно и поверхностно, и снова говорила детским голосом. Максу удалось разобрать имя: Мириам. Утром он спросил о ней — и теперь сидел, сонный и злой, обруганный и покинутый. Мария не захотела говорить о своем страхе. Он слышал, как она смеется шуточкам Цветкова — истерический, звенящий от напряжения смех. Что с ней? Не понять, думал Макс, никогда мне не понять этих женщин, этих людей, эту жизнь. Зачем Тату позвал с собой? Какая здесь охота, в этих деревнях? Ставить силки на деревенских кур, стрелять разрывными в отощавших зебу? Макс хмуро взглянул на возникшего перед ним кубинца.
— Команданте зовет, — сказал тот.
Штаб организовали прямо на улице, в тени единственного на весь поселок большого дерева — обычно там устраивали рынок, но сегодня почетное место было отведено приезжим. Че Гевара, Цветков, Нгеле и переводчик сидели на циновках; чуть поодаль столпились все дети поселка — и несколько взрослых. Че Гевара что-то сказал переводчику; тот хлопнул в ладоши, закричал на зрителей — те неохотно отошли подальше и продолжили наблюдать с добродушным любопытством. Макс позавидовал им. Он ничего хорошего от этого собрания не ждал. Присев на свободный кусочек циновки рядом с переводчиком, он принялся слушать.
