Помню, он даже не рассвирепел, когда Луконин перепился в эшелоне со своими солдатами. Он помолчал, а потом сказал:
– Завтра поговорим, когда отрезвеет! Говорил он всегда по делу, не меняя голоса, и без выразительной мимики на лице. Вначале было даже трудно привыкнуть к нему после училища. В училище было обычаем у офицеров кричать и драть свои глотки. Я до сих пор помню искаженные злобой физиономии младших командиров и лейтенанта Клока [- остались отпечатанными в памяти на все последующие годы]. Где, у кого переняли они эту [звериную] злобу так обращаться с курсантами и солдатами. Старший лейтенант Архипов был человек совсем другой. Трудно было определить, где он просто советует и когда отдает боевой приказ [по форме]. Я его очень уважал. И до того, как я попал в его роту, и после того на всем протяжении войны мне не приходилось встречать похожего на него и достойного человека. Чаще попадались безграмотные горлохваты и злобные дураки. Он был для меня эталоном, по которому я сравнивал сослуживцев и начальников, врагов моих и друзей.
– Нет! Этот совсем не похож на него! Этот, простите, безмозглый и лает как собака. Но вернемся к Архипову. Несмотря на свою мягкость и обходительность, он был в высшей степени требовательным и волевым командиром. Он следил за служебной деятельностью офицеров роты и знал по фамилии почти всех солдат. Он спокойно и без крика пресекал любую расхлябанность и нерадивость
– 41- делал это деликатно и тактично, не унижая достоинство офицеров или солдат. Луконин его откровенно избегал и боялся [как смерти]. Он помогал дружески молодым командирам взводов, успокаивал и подбадривал их в трудные моменты. Подойдет, подморгнет и скажет вполне серьёзно:
– Я приказы отдаю, чтобы их выполнять!
А теперь при встрече в штабе армии, я спросил его:
– Мне продолжать ночные разъезды или сдать машину и отправляться в роту?
– Ты выполняешь приказ полковника, а мне подчиняешься по службе, как прежде. Я ездил ночами по дорогам вокруг штаба армии и знал, что подмога мне в нужный момент придет. Старший лейтенант занимался делами роты, бегал по домам, встречал выходящих из-за Волги солдат, получал обмундирование и амуницию, выдавал оружие, составлял поименные списки. Мелкие группы солдат и младшие офицеры продолжали просачиваться ночами и переправляться через Волгу. Теперь из всего [личного] состава бывшего [арт. пуль.] батальона [где-то за лесом в деревне] Архипов формировал одну стрелковую роту. Мы должны были выступить куда-то на фронт. 27 октября грузовик, миномет, две ракетницы, и три ящика мин я сдал на склад [коменданта штаба] по распоряжению полковника. Мне добавили во взвод двадцать чужих беглых солдат, и я ушел за лес в деревню, где стояла наша рота. В тот же день вечером роту построили и объявили приказ. "Новых рубежей и укрепрайонов нет, стационарные огневые точки и техника отсутствует. По указанию штаба фронта 297 батальон расформирован и в составе роты передается на пополнение в стрелковую дивизию. Все солдаты, сержанты, старшины и офицеры переводятся в стрелковые подразделения пехоты. Наша рота идет на пополнение 119 С. Д. В один день всё изменилось, и со всем было покончено. Наводчики орудий, замковые, заряжающие, электрики, связисты, оружейные мастера, саперы и минёры превратились в простых стрелков, носителей трехлинейных винтовок. Солдаты были страшно недовольны. Но, как говорят, приказ есть приказ! На горизонте играл полосатый закат. Вечер был сухой, воздух неподвижный. В нашей просторной избе собрались все сержанты и офицеры роты, это была наша последняя встреча и последняя крыша над головой.
– 42- Завтра, когда рассветет, рота построиться и пойдет в сторону Калинина к Волге. Для нас это было начало настоящей войны. Всё, что мы до сих пор знали и слышали о войне, все это была игра воображения! Из-под крыши этой избы мы сделаем первый шаг навстречу настоящей войне, тяжелым испытаниям и неизвестности. Каждому по-разному придется пройти дорогой войны. Одному она будет долгой, а другим она вещала быструю кончину, немецкий плен и тяжелые раны. **************************
Шумилин А. И.
* * *
Глава 5. Левый берег Волги
Текст главы набирал Mole [email protected]
??.07.1983 (правка)
Октябрь, Ноябрь 1941
– – - – - – - – - – - – - – - – - – - – - – - – - – - – - – - – - – - – - – - – - – - – - – - – - – - – - – - – - – - – - – - -
Медное. Два танка. Бомбежка. Левый берег Волги. Паром. Командир роты с двумя
взводами уходит на правый берег Волги. Встреча с Женькой Михайловым. Бомбежка.
Комбат заблудился в лесу. Нас переводят на Тьму. Суд. Жизнь в траншее.
– – - – - – - – - – - – - – - – - – - – - – - – - – - – - – - – - – - – - – - – - – - – - – - – - – - – - – - – - – - – - – - -
Утром 29-го октября, после беготни и кормежки, рота построилась в [походную] колону и походным маршем пошла на Медное. Командир роты распорядился, чтобы я со своим взводом шел замыкающим. Это его особое доверие, выраженное мне, таким образом. Через некоторое время мы вышли на Ленинградское шоссе и повернули на Медное. Шоссе в то время было не широкое и во многих местах основательно разбито. Где выбитый до щебёнки асфальт, где участки, засыпанные землей, а где просто развороченное воронками полотно проезжей части дороги. Война везде оставила сбой след! Мы подошли к Тверце и остановились у переправы. Мост около села Медного был разбит. С той стороны к плотам наплавной переправы на подводах спускали раненых. Лошадей вели под узды. Лошади на плоты заходить упирались, их тащили на брёвна, они приседали. Одна за другой подводы с ранеными перебирались на нашу сторону. Мы стояли, смотрели на них, ожидая своей очереди. Откуда их столько? Не туда ли мы держим свой путь? В село Медное мы не зашли. Наведенная переправа была в стороне и выше по течению Тверцы. С дороги были видны дома и постройки. По краю бугра чернело несколько деревянных и одноэтажных каменных домов. Некоторые из них остались целы. А другие основательно пострадали от бомбежки. Повсюду были видны глубокие и свежие воронки. Здесь накануне как следует поработала немецкая авиация. Обойдя Медное стороной, мы свернули вправо, и пошли по мощёной булыжником дороге. Мы прошли километра четыре и впереди на обочине увидели немецкие танки. На боках у них красовались черные кресты, обведение белыми полосками. Танки стояли неподвижно, стволы орудий были опущены. Выглядели они совершенно новыми. Ни вмятин, ни царапин, ни пробоин на стальной броне не было видно. Блестящие гусеницы были в полном порядке. Почему их покинули немцы? Горючее кончилось? Испортились моторы? Но могло быть и другое – подумалось мне.
