– Другие князья не одобрят такое …
Я не дал воеводе договорить.
– Полковник! – позвал стоящего за спиной Малка, – слышал о чём я говорил?
– Так точно, государь!
– Исполняй!
– Есть! – приложив ладонь к виску, полковник доведённым до автоматизма движением развернулся, и быстро кинулся созывать своих подчинённых.
– Владимир Изяславич, что делать будешь с жёнами и дочерями? – обратился ко мне слегка ошалевший от происходящего Злыдарь.
Я задумался, действительно, о женской половине этой семейки я как – то подзабыл.
– А где они?
Злыдарь перевёл взгляд на отирающегося поблизости от нас пехотинца.
– Я их с малыми детьми приказал запереть в одной из комнат терема. – Тут же доложил ротный, штурмовавший детинец.
– Пускай пока посидят, после казни я решу!
Ещё через несколько минут князя с сыновьями поволокли к городским воротам, на которых бойцы уже приладили петли.
Вот Ростислава Мстиславича вместе с сыновьями поставили на телегу, запряжённую перепуганной старой клячей. Я махнул рукой, по крупу лошади хлёстко ударила плеть, телега резко тронулась, лишившись под ногами опоры, князья провисли, и сразу же задёргались в предсмертных судорогах. Присутствующие дружно перекрестились.
– Клоч! – подозвал к колодцу полковника.
В доспехах можно было заживо испечься, пот заливал глаза, поэтому схватив колодезное ведро с водой, опрокинул его целиком на себя. Прохладные, живительные брызги с лихвой окатили и подошедшего на мой зов полковника. – В городе было два полка половина состоит из ополченцев, сформированы из окрестных деревенских смердов. Горожан распустим, а смердов всех собери в пустующих боярских хоромах. Будем из них настоящих воинов земли Смоленской делать! Всё ясно?
– Так точно! Разреши исполнять приказ?
– Да, свободен пока. – Ответил я, а затем обратился к ротному, – веди меня к княжьим подстилкам, хочу на них посмотреть.
– Следуй за мной, государь!
Когда мы вместе со Злыдарем, ротным, в сопровождении телохранителей, вернулись в терем, то застали там самую настоящую вакханалию. Ратьеры… нет, в них проснулось их истинное альтер – эго, от пролитой крови они снова превратились дружинников, а потому даром времени не теряли – набились сюда как сельди в бочке, и творили кто во что горазд. Кто – то занимался мародёрством, кто – то бражничал, кто – то пользовал княжеских челядинок. Повсюду слышались ор, крики, громкий смех, отпускались сальные шуточки. Прямо на моём пути следования дружинник завалил визжащую и брыкающуюся боярыню (судя по одежде), засунув ей под юбки свои руки. Получив плашмя мечом от Злыдаря, молодой дружинник поспешил убраться с дороги, при этом, не забыв перехватить за волосы и ноги свою захлёбывающуюся в плаче добычу и поволок её в неизвестном направлении.
Ели сдерживаясь от бешенства, я ещё раз окинул взглядом творящуюся вокруг безприглядную картину, затем молча и быстро зашагал в женские комнаты. По пути гадая, что в женской половине делают пехотинцы. Но там, к моему несказанному облегчению, мы застали островок спокойствия и благополучия. Пехотинцы, взявшие под караул теперь уже вдовею семью князей, спокойно стояли, сидели, прохаживались по коридорам. Здесь чувствовалась прививаемая мной дисциплина, все драгоценности и иные материальные ценности были свалены в одну кучу, никто не безобразничал и не творил непотребств. Княгини с малыми детьми были заперты в чулане, в постойке «смирно» их покой охраняли трое ратников.
– Глянь Злыдарь на моих пехотинцев! Любо – дорого на них посмотреть! Приказа «вольно» им никто не отдавал, потому они и продолжают нести ратную службу, действуя по Уставу, в отличие от твоих отморозков. – Произнёс я, громко, чтобы все слышали. – Иди и приведи в чувства своих дружинников! Какого хрена они без моего приказа начали пировать и бесчинствовать? Быстро наведи там такой же порядок, какой видишь здесь!
– Слушаюсь, государь! – побагровевший от стыда и досады Злыдарь чуть ли не бегом пустился обратно.
Воевода уже успел понять, что юный правитель не очень – то любит от души повеселиться со своими дружинниками, зато страсть как полюбил «дицыплину», будь она неладна! И прививает эту ромейскую науку во всём ему послушным смердам – пешцам, а те рады стараться. Оно и понятно, почему эта наука так легко ложиться на них, ведь откуда этим в недавнем прошлом землепашцам – лесовикам знать, что такое молодецкая удаль и боевой угар. А Изяславич, хоть он и не по годам разумен, сам в сече ни разу не побывал, лишь наблюдал её со стороны, а потому ещё и не переживал то состояние боевого сумасшествия, что нападает на дружинников во время жаркого боя. Хотя Злыдарь был вынужден признать, что в этот раз дружинники в деле почти совсем не поучаствовали, всю работу за них выполнили пешцы, поэтому и «веселиться» во взятом «на копьё» городе им вроде бы и не с чего. Наоборот, «веселиться» должны бы в первую голову пешцы, а они, как назло, блюдут государеву «дицыплину», подставляя тем самым дружинников в глазах Владимира.
Что делать с женой князя и двумя юными вдовами его старших сыновей долго голову я не ломал, определив их в женские монастыри. Хотя поначалу была мысль отдать девок в гнёздовские бордели. Но повели они себя смирно, проклятиями в мой адрес не сыпали, эти обстоятельства в конечном итоге и сыграли в их пользу.
Решив женский вопрос, вернулся в гридницу. Порядок Злыдарь восстановил быстро! Многие дружинники, хотя нет, теперь уже снова ратьеры (прям не люди, а оборотни) красовались свежими, наливающимися под глазами фингалами.
– Государь, победу над ворогом будем праздновать? – всё – таки не удержался от вопроса бывший сотник, ныне ратьерский ротный Малыть. – В городе полно всяческих припасов.
– То, что надо для пира возьмите. А остальные долгохранящиеся припасы грузите на суда, пойдём дальше вверх по Днепру вырезать удельных князей.
– Как скажешь, государь, – задумчиво проговорил Малыть.
– Да … Чуть не забыл! Перед отплытием надо будет «пробежаться» по усадьбам местных погибших под Смоленском бояр – изменников. Все ранее принадлежащие им сёла я заберу себе. В отдалённых больших усадьбах создадим новые княжеские погосты, а мелкие присоединим к уже существующим. Поэтому надо ещё раз бояр – перебежчиков допросить, узнать местоположение таких дворов. Ну и «тиунов погостных» и «огнищан» соберём, введём их в курс дела, а на освободившиеся вакансии назначим новых.
– Бронислав, – обратился к полковнику, подумав, что от ратьеров и их командиров в этих делах будет мало толка – возьмись за это моё поручение, да назначь по этим вопросам ответственных среди ротных.
– Так точно, Владимир Изяславич! – гаркнул полковник, и тут же меня озадачил старой проблемой на новый лад. – Что прикажешь делать с вдовами и отпрысками этих бояр?
– Всех похолопить и доставить в Смоленск, там разберёмся! Этим делом займутся купцы. И скажи им, чтобы на обратном пути привезли сюда советника «Порохового отдела» Клепика и его людей. Будем здесь закладывать бурты.
В других городах княжества, подконтрольных Смоленску, селитряницы начали закладывать ещё с прошлого года. В счёт налогов народ вполне охотно и активно сдавал отходы органического происхождения. И даже окрестные смерды везли в пункты приёма «благоухающую» органику в своих телегах.
– Слушаюсь! Злато – серебро княжеское тоже, государь, прикажешь на смоленский двор свезти? – уточнил полковник.
– Конечно! – ответил я как о нечто само собой разумеющимся, хотя об этой, финансовой стороне дела, и вовсе позабыл. – «Боевые» будете латунной монетой получать!
– И ещё, найдите мне, наконец, священников, нужно горожан привести к присяге!
Пир с запечёнными на вертеле в полный размер быками, поросятами и гусями по случаю победы очень быстро перерос в обычную русскую пьянку – бессмысленную и беспощадную.
На следующий день, терзаемый похмельем, принимал специально вызванного в Дорогобуж чеха Матея Лукашича – руководителя местных шахт. Меня, прежде всего, интересовала добыча по – настоящему стратегически важных каолиновых глин и пирита.