— Почему — был?
— Я убил его.
— Ты?!
Я улыбнулся:
— Он был из такой же плоти, как ты и я. Даже не берсерк. Хотя однажды я убил и берсерка. Правда, он был намного меньше Торсона, иначе ты бы всё еще плавал под знаменем Вигмарра.
— Ага! — воскликнул Лейф. — Вот почему ты узнал прием, который я подсмотрел у Торсона! Этим приемом он победил меня.
— А меня — нет, — невозмутимо сказал я. — Лейф, у нас еще будет время поговорить. Похоже, мои люди хотят что-то мне рассказать.
Так и есть.
Ко мне направлялась делегация, возглавляемая Каппи Обжорой. И на физиономиях у всех была написала суровая решимость.
Что это такое? Бунт на корабле?
Каппи Обжора — впереди. За ним — группа поддержки в виде трех сёлундских недорослей.
На юношески гладком личике Каппи была написана решимость, приправленная некоторой долей опаски. Опаска — это хорошо.
— Что тебе надо? — поинтересовался я.
— Хёвдинг… — Точно что-то незаконное. Эко как глазки бегают! — Хёвдинг! Мы хотим, чтобы ты признал нас дренгами. С правом на долю!
Выпалил и ждет. Я встал. Потом медленно сжал кулак… Нет, не попятился. Стоит.
Я поглядел на свой кулак, потом на тинейджера и поинтересовался:
— Мы — это кто?
— Хавур, Тори, Грендель, Ренди, Элаф.
— Почему?
— Мы же бились, кровь вражескую пролили!
— Понятно, — процедил я. — Героями себя возомнили? Знаешь, что было бы правильным, герой?
— Что?
— Врезать тебе так, чтобы ты летел отсюда и до самой мачты.
Молодец, Обжора! Продолжал стоять, гордо выпятив подбородок.
— Но по первому разу прощаю. И даже готов дать ответ.
— Какой, хёвдинг?
— Нет, разумеется.
— Но почему? Мы же дрались, как все. И гребем не хуже прочих, а даже и лучше.
— Лучше — кого?
— Лучше Вики.
Так, уже и на Вихорька наехали.
— Если бы лучшие гребцы были лучшими воинами, — сказал я, — то самыми лучшими бойцами были бы гребцы с микльгардских галер. Что еще скажешь?
— Скиди стал дренгом сразу, как его взяли в хирд! А он был совсем молодой, ни в одной битве не участвовал.
— Ах, Скиди…
Ну, парень, ты договорился.
— Гуннар! Гуннар Гагара! Подойди сюда!
Точивший меч норег не спеша спрятал оселок, вложил меч в ножны, поднялся и вразвалочку направился к нам.
— Посмотри на этого мальца, Гагара! Он хочет стать дренгом. Как Скиди.
Норег приблизился к Обжоре вплотную. Каппи не отступил. Ростом он почти не уступал Гагаре, но выглядел рядом с ним щенком. Даже не по телосложению, а по той трудно определимой манере держаться и двигаться, которая сразу выдает опытного воина.
— Скиди — храбрец, — лениво проговорил Гагара. — Когда он бросил мне вызов, он был вот таким. — Его ладонь отмерила примерно метра полтора от палубы.
Не совсем так, но я не стал его поправлять.
— Скиди вызвал Гуннара и победил, — сказал я.
— Это было красиво! — Гагара сверкнул белозубой улыбкой. Красавец-мужик. И на лице — ни одной отметины. А вот на шее — есть. От моего меча, Вдоводела. Который был тогда в руке Скиди.
— Ты готов повторить то, что сделал Скиди? — поинтересовался я у Каппи.
— Готов! — сглотнув, ответил Обжора.
— Ты сказал, — кивнул я. — До первой крови. Победишь — станешь дренгом. И они, — кивок в сторону группы поддержки, — тоже.
— Эй! — зычно крикнул Гагара. — Освободите палубу! Сейчас меня побеждать будут! — И захохотал.
Гагару услышали. Наверняка и на соседних драккарах — тоже. Голосок еще тот. Не зря его Гагарой прозвали.
Место освободили охотно. Еще бы! Развлечение!
— Бой! — скомандовал я, и Обжора храбро ринулся вперед. Вечная его проблема. Первым делом безбашенно бросается на врага. С этим следует поработать.
Гагара плавным, очень экономным движением сместился в сторону, оказавшись между скамей, а Обжора чуток не рассчитал, проскочил мимо… И смачно схлопотал плоскостью клинка по ягодицам.
Это больно. Каппи аж зашипел. Развернулся вполне квалифицированно, прикрылся щитом… Получил толчок ногой прямо в центр щита и отправился в короткий полет, закончившийся в руках Гуннара Морского Кота, который пихнул молодого навстречу тезке.
Меч Гагары сверкнул с такой быстротой, что я даже испугался. Но голова Каппи осталась в целости. Чего нельзя сказать о его прическе. Отсеченный от торчавших из-под шлема патл клок закружился в воздухе. Да, оружие у Гагары — в полном порядке.
А вот Каппи побледнел. Еще бы! Он подумал, что сейчас останется без головы.
Гуннар отшагнул назад, качнул клинком приглашающе:
— Давай, сын бонда. Или ты испугался?
Оскорбление восстановило кровооборот в щеках Обжоры. Но он собрался. И начал действовать более умело. Впрочем, ему это не помогло. Тем более что он с самого начала знал, что Гагару ему не одолеть, а с таким настроением слона не продашь, как говорится. Да, это не Скиди. Зато язык у Обжоры подвешен отменно, что тоже в жизни немаловажно.
Гуннар перестал над ним издеваться. Тоже правильно. При всей грубости и кровожадности норега, он понимал, что они с Каппи — в одном хирде. А сопалубников травить нельзя. Они твою спину прикрывают.
Потому Гагара позволил Каппи продемонстрировать свое умение, или, точнее сказать, неумение, а затем легонько чиркнул кончиком клинка по щеке. Всё. Поединок окончен.
— Не горюй, малыш! — утешил его противник. — Зато теперь ты можешь рассказывать своим деткам-бондам, что дрался с самим Гуннаром Гагарой.
Глава семнадцатая
Страндхуг
Это был прекрасный фьорд. Очень живописный. Вода — как стекло. Быть такого не могло, чтобы здесь никто не жил. Тем более что первый водопад мы увидели едва войдя в устье.
— Гагара, — спросил я. — Ты, я слыхал, неплохо лазаешь по скалам?
— Лучше всех! — заявил норег.
— Не лучше меня! — мгновенно вмешался Лейф Весельчак.
Оба с интересом уставились друг на друга. Соревнование?
— Ваша задача — подняться повыше и попытаться увидеть, есть ли здесь люди.
— Сделаем, хёвдинг! — ответили нореги в один голос.
— И попытайтесь не свалиться: гребцов не хватает, так что вы оба мне нужны.
Дружный гогот.
Я просигналил драккарам: стоянка. Нореги спустили лодку и через несколько минут уже швартовались к камням.
Лазали они действительно прекрасно. Как ящерицы. У норегов выходы за птичьими яйцами — не просто спорт, а знак мужества. Хагстейн рассказывал: рядом с их поселком была скала, влезть на которую (и слезть, разумеется, что куда труднее) для подростков считалось непременным атрибутом мужества. И что, спросил я, все лезли? Оказалось, все. Но не все возвращались. На памяти Хогспьёта двое разбились на спуске, а один — застрял. Его потом снимали взрослые, и еще месяц паренек был объектом всеобщих насмешек, пока не сумел покорить вершину и самостоятельно спуститься. Но прозвище: Слабак — осталось с ним навсегда.
