Чтобы выполнить свое решение, Карл призвал свои «отряды с берегов Дуная и Эльбы» и обнародовал banus, или henbanus, – призыв на военную службу, это была настоящая мобилизация, превращавшая каждого подданного в солдата. Фактически у франков не было постоянной армии, когда начиналась война, приказ о выступлении в поход отдавался в форме королевского воззвания, и воинская служба, так же как и налоги, вменялась каждому как общественная обязанность. Короли никогда не набирали свое войско только из «дружин». В случае с призывом в армию равноправие было абсолютным. Всякий свободный человек, независимо от происхождения и возраста, имел право и обязанность носить оружие. Равным образом закон применялся и к старикам, он не предусматривал ни оговорок, ни привилегий, уклониться от его выполнения не мог никто. Вот как толкует его Рипуанская правда: «Если человек, призванный на службу королю, либо в войско, либо для других целей, отказывается подчиниться, с него следует взыскать штраф в шестьдесят золотых солидов». Армия объединяла в себе все население, богатых собственников, ремесленников и неимущих, а также представителей церкви. Призыв, набор в армию после обнародования королевского бана проводился графами в рамках населенных пунктов. Каждый должен был экипироваться на собственные средства и откликнуться на призыв. Тяжелая повинность, учитывая дороговизну оружия. Меч без ножен стоил три солида, хорошая кираса – двенадцать, шлем обходился в шесть солидов, в то время как метательный дротик и копье можно было купить за два. Что касается всадников, то конь стоил столько же, сколько шлем, кобыла – вдвое меньше, однако нередко конный боец имел по две или три лошади, а иногда и больше. Чтобы было с чем сравнивать, отметим, например, что обычный бык стоил два солида, а корова – один. Непомерная стоимость оружия не должна удивлять, ведь, скажем, перевязи часто украшались золотом и драгоценными камнями, а мечи – еще более дорогой отделкой.
Таким образом, призыв на военную службу заставил вырасти как будто из-под земли мощную армию, готовую к походу уже не по распоряжению magister militium (магистр милитум),[166] как в былые времена, а по приказу короля. Эта полная военизация народа была настолько привычной, что очень часто вместо populus (народ) к франкам применялось слово exercitus (войско). За примерами можно обратиться к текстам Григория Турского, Фредегара, Дю Шена и многих других авторов, а также письму папы Григория II к Карлу Мартеллу. Подобные рассуждения дают нам представление о разношерстности этого сборища и подталкивают к изучению различных элементов, которые его составляли.
При вторжении варваров римские легионы уцелели и не прекратили своего существования. Если верить Прокопию Кесарийскому, их жизнь получила продолжение. Этот византийский историк писал после середины VI в.: «Солдаты [подчинившиеся Хлодвигу] сохранили обычный для римской армии стиль военной службы, и те, которые пришли им на смену, следуют той же дисциплине и сегодня. Если они получают приказ о выступлении, то это всегда происходит в согласии с порядком, закрепленным в древнем матрикуле, а подчиняются они только тогда, когда должны выступить те, кого им велено заменить. Когда эти легионы выстраиваются во время битвы, их знамена в точности походят на те, которые были у них во время оно… Наконец, они следуют совершенно такой же дисциплине. Солдаты всегда вооружены и одеты на римский манер, а также носят обувь, характерную для войск Империи и известную под названием калиги».
Согласно Прокопию, всегда существовало два способа пополнения личного состава: наследование, если у воина оставался сын, в противном случае на его место вставал чужой человек и получал во владение либо его бенефиций, либо его жалованье. Впрочем, легионы во все времена поддерживали свое существование именно так; например, знаменитый третий легион Августа охранял Африку в течение нескольких веков.
Мы обнаруживаем присутствие легионов вплоть до интересующей нас эпохи. Один очень древний документ, цитируемый у Буке, говорит о легионах Карла Мартелла; к тому же Рихер Реймсский часто использует слово когорты.
В exerticus Francorum (войске франков) с легионами соседствовало местное ополчение. Его структура представляется неясной; мы знаем только то, что в каждом населенном пункте оно находилось под командованием maglster militium (магистр милитум). Обычно оно несло службу, связанную с поддержанием порядка и обороной, но во время серьезных войн оно выступало в поход вместе с армией.
Наконец, существовали разные германские народы, подвластные Австразии и поставлявшие ей более или менее значительные вспомогательные силы.
Общим отличительным признаком этой редкостной смеси из франков, легионов, ополчения и германцев была военная форма, достаточно похожая на одеяние римлян; признавая превосходство оборонительного оружия имперских солдат, франки переняли у них, по крайней мере частично, доспехи, состоявшие из полос кожи, застегивавшихся на спине, и заменили свой небольшой деревянный дротик более прочным и длинным металлическим. Об этом свидетельствует Рипуанская правда: «Чтобы оценить копье, которое одним ударом пронзило бы тело насквозь, нужно было метнуть его в щит с расстояния в двенадцать футов и послушать издаваемый им металлический звук». Тем не менее укажем на важное различие между армиями императоров и франкских королей. Если для первых конница была основной силой, то у вторых, как отмечают писатели эпохи Поздней империи, преобладала пехота; кажется, верхом сражались только франки. Возможно, дисциплина оставляла желать лучшего, но тем не менее король сумел подавить анархические тенденции у германских союзников и даже у галло-римлян.
Можно ли оценить боеспособность этой толпы воинов? В «De rebus Geticis» («О деяниях готов»): Хлодвиг потерял четыре тысячи при осаде Вьенна, тринадцать тысяч в битве с остготами. Прокопий указывал, что король Теодеберт привел в Италию сто тысяч солдат. В «De gestis Langobardorum» («Деяниях лангобардов») сообщается, что в сражении при Труцциакуме у австразийцев было тринадцать тысяч убитых. Эти цифры дают представление о том, какого порядка были размеры армии, собиравшейся по призыву на военную службу.
Унаследовав такую военную организацию, Карл Мартелл не замедлил преобразовать ее вполне революционным образом. Если взять принцип набора в армию в целом, то эта система получила заметное развитие. Буланвилье в своей книге «Gouvernement de la France» («Управление Францией») дает следующую лаконичную формулировку: «Карл Мартелл, глава второй династии, называемой Каролингской, возвысился над королями первой династии и стал абсолютным хозяином их судьбы с помощью двух средств. Первое: его новый метод формирования армии из иностранцев или французов, которые, не имея с государством в целом никаких отношений, заботились о процветании, порядке и о сохранении древних законов только в той мере, в какой все это затрагивало их личную судьбу. Второе заключалось в прекращении собраний на Марсовых полях, где прежде проводились выборы главных военачальников, распределение должностей и где весь народ совещался, чтобы принять единодушное решение по поводу операций, которые предстояло осуществить, или руководства армией». Политика Карла Мартелла была неизменно направлена на то, чтобы привлечь к себе левдов, то есть войнов, мужчин, с помощью выгоды, и в результате он сосредоточил в своих руках самую могучую военную силу, которая когда-либо появлялась со времен римлян. Но как оплачивать своих солдат, если королевская казна полностью пуста? Карл, выступавший защитником церкви в Германии, без колебаний разорил ее внутри своего королевства. Он незаконно распорядился имуществом духовенства, не предпринимая, однако, шагов, направленных на повсеместную секуляризацию. В этом он подражал робкой попытке Дагоберта, превратившего некоторые церковные владения в воинские бенефиции. Карла подталкивала необходимость, поставившая его перед дилеммой: либо не воевать, либо сражаться на средства духовенства, и он не колебался ни минуты. Эти земли, эти разного рода бенефиции прямо или косвенно передавались левдам всех рангов, «так что поистине, – кипит негодованием Житие св. Ригоберта, – для правителей и честолюбцев самые чтимые слова – защита общего блага и святынь – стали лишь красивым прикрытием». Далее в этом произведении следует перечень бедствий, вызванных подобным кощунством. Епископ превратился в простого раздатчика духовных благ под властью воина, обосновавшегося в мирских владениях Церкви. Часто прелат выполнял свои епископские обязанности под контролем клирика, не прошедшего посвящение, но распоряжавшегося его кафедрой и доходами. Иногда церковные богатства распределялись как имущество, оставшееся без хозяина. Церковная власть утратила силу, дисциплина была подорвана, критика со стороны епископа вызывала презрение, а заблудшие монахи или священники жили, предаваясь распутству, какого не знавали и в миру. Разграбленные церковные дома и их бесприютные обитатели довершают картину, набросанную летописцем на фоне нищеты, ненависти и беспорядка. Картина несколько мрачновата, но это не помешало Карлу Мартеллу снять нескольких архиепископов с их кафедр и заменить их «своими людьми»; так, его племянник Гуго стал архиепископом Руана, епископом Парижа, Байе и одновременно аббатом Жюмьежа. И можно было видеть, как на епископские престолы всходили воины, не умевшие даже читать, которые обосновывались в богатых епископских дворцах вместе со своими женщинами, солдатами и охотничьими собаками Едва успев выстричь длинные рыжие волосы кружком у себя на черепе, они уже мнили себя епископами! Хроника Сен-Дени более снисходительна по отношению к этой узурпации имущества клира: «После этого подвига (битвы при Пуатье) он (Карл) по просьбе и желанию прелатов забрал у церквей десятину, чтобы одарить своих всадников, которые отстояли христианскую веру и королевство. Он пообещал, что, если Бог продлит ему жизнь, он вернет им церкви и щедро возместит этот дар и все остальное». В этом вопросе мы не разделяем мнения данной хроники.
