Курзанов не без интереса прочитал статью о заказных убийствах. Дотошному журналюге многое удалось выяснить. Но не все, ой, не все. Жизнь гораздо сложнее: и проколы с заказами, и проблемы при взаиморасчетах, и профессионалы иногда такое вытворяют, что и их, «священных коров» этого бизнеса (да, да — именно бизнеса и ничего другого!) приходится иногда убирать. Уж кто-кто, а он знал всю подноготную этой непростой части политической, деловой и финансовой жизни. Все-таки более двадцати лет в теме. И в какой теме!!! А тут, извини, из-за каких-то мудаков все может рухнуть в одночасье!
Виталий Николаевич явно нервничал. И не просто нервничал. Только что ему позвонило то самое важное лицо, с которым он договаривался об операции по устранению «интуриста», и с плохо скрываемым раздражением сообщило, что среди трупов, обнаруженных в подорванном днем белом лимузине, Труварова не было. На вопрос же Курзанова, сколько было трупов вообще, тот с недоумением ответил «три» и бросил трубку. Теперь Виталий Николаевич терялся в догадках: он точно знал, что пассажиров в машине было четверо. Но если так, куда делся четвертый? Может, он вовсе не садился в машину? Или каким-то чудесным образом исчез? Получив это известие и недвусмысленную угрозу в свой адрес, он немедленно связался с Глобом и попросил того срочно прийти. В ожидании встречи он не мог ничего делать, а потому просто злился, вымещая досаду на подчиненных.
Виталя Курзанов был упитанным, симпатичным мальчуганом, прилежным ребенком, всеобщим детсадовским любимцем, которому поручали читать стихи на всех утренниках и праздниках. При этом он терпеть не мог детский сад, его пропитанные запахом казенного белья и пищи стены, его толстых, пожилых воспитательниц и сюсюкающих нянечек. Он хотел быть дома, рядом с красавицей мамой, которую буквально боготворил, но она была занята собой, слишком мало внимания уделяя сыну. Когда ему исполнилось четыре года, в его жизни произошла первая трагедия: он больше не мог спать вместе с мамой. Виталя думал, что умрет, так как не мыслил себя без ее запаха, без ее поцелуя на ночь, без ее красивого шелкового белья, в которое она каждый раз переодевалась перед сном, превращая эту часть его жизни в настоящий праздник. Теперь у мамы появился дядя Костя, который никаких чувств, кроме отвращения, у Витали не вызывал. Боль и обиду, вызванные материнским поступком, преодолеть не удалось: с годами он возненавидел мать и искренне желал ей смерти, хотя внешне этого никак не проявлял, играя роль доброго и отзывчивого сына, благо, что лицемерить научился давно.
Когда Виталик учился во втором классе, а учился он всегда хорошо, руководство школы и пионерской дружины решило принять отличников в пионеры не в третьем классе, как всех, а в конце второго года обучения, 22 апреля, на главной площади города, на торжественной линейке, посвященной дню рождения Владимира Ильича Ленина. Мероприятие планировали провести на самом высоком уровне, с участием партийного и комсомольского начальства, героев войны и труда, и даже телетрансляцией. И, конечно же, все ребята мечтали быть отмеченными именно в этот день. Более всего этого хотел Виталик: он представлял, как ничего не скажет маме, а потом заявится домой в развевающемся красном галстуке, и она увидит, и поймет, и снова его полюбит, и прогонит этого противного дядьку, и Виталик снова будет спать с ней в одной кровати.
За месяц до торжественного события его пригласил в свой кабинет старший пионервожатый школы Замир Максимович Хрисанов. Это был худой, длинный, близорукий человек, с копной черных волос и длинным чубом, которым он всякий раз взмахивал, как знаменем, произнося типичные для того времени лозунги: «Да здравствует КПСС! Дело Ленина живет и побеждает! Мы отдадим всю силу наших молодых рук и весь жар наших юных сердец за победу коммунизма!». Говорил он много, всегда очень убедительно, никогда не снимал пионерского галстука, хотя и выглядел в нем комично. Его боялись директор школы, завучи и многие учителя. Он слыл весьма осведомленным человеком с солидными связями в верхах. И именно его слово было решающим при выборе кандидатуры для торжественной церемонии.
Виталик Курзанов подошел в назначенное время к кабинету на втором этаже и робко постучал в дверь.
— Да-да! Входи, — Замир Максимович сидел в глубине небольшой комнатушки. Здесь, в штабе пионерской организации хранилось Красное знамя дружины, видавший виды барабан и охрипший горн, звуки которого распугивали ворон, живущих на школьном дворе.
— Ну, проходи, не бойся, — голос вожатого был не таким громким, как на митингах, и как показалось Виталику, доброжелательным. Он сделал несколько шагов вперед.
— Смотрите, какой несмелый! Как же ты в пионеры собрался? — спросил Замир Максимович. Раздосадованный на самого себя за нерешительность, школьник подошел вплотную к письменному столу, за которым сидел молодежный вожак в огромных, круглых, похожих на окуляры, очках.
— Ну, молодец! Подойди ко мне! — Виталик впервые оказался так близко к чужому человеку. Тот же, заглядывая ему в глаза, как-то странно заулыбался, потом взял его за брючный ремень и притянул к себе. Говоря какие-то малопонятные слова, он расстегнул ему брюки, спустил их до колен и начал теребить его маленький член. Виталик не знал, что делать. Он стоял как вкопанный, не смея пошевельнуться. Вдруг Замир Максимович резко встал, подошел к двери, закрыл ее на ключ, поднял Виталика за плечи, посадил на письменный стол, опустился перед ним на колени и взял его член в рот. Он все больше заводился, говорил что-то о его миленьких маленьких яичках и нежной коже, а потом, к ужасу Виталика, достал из штанов свою штуковину, несколько раз вздернул ее рукой и со стоном, направив брызги в сторону, упал на стол. После этого он поцеловал его в живот, велел одеться, никому ничего не говорить и готовиться к торжественной линейке, где его примут в пионеры.
Торжество состоялось, как и планировалось 22 апреля, но мама никак не прореагировала ни на его пионерский галстук, ни на его полные мольбы глаза. Она был поглощена собой, не замечая того, что происходит с ребенком. А происходило действительно нечто важное. Ему понравилось бывать в кабинете пионервожатого. В минуты, когда тот был близок к финалу, Виталик ощущал свою власть над этим взрослым человеком. Со временем он научился им манипулировать, добиваясь исполнения своих желаний и устранения врагов.
Шли годы, и однажды с ним случилось то, что случается со всеми подростками: он влюбился в свою одноклассницу, хорошенькую, умненькую и очень воспитанную девочку, Вику Мореву. Но к его величайшему огорчению, она этого не замечала — все ее внимание было направлено на неформального лидера класса, заводилу и драчуна, Юрку Володина, которого Виталик и раньше терпеть не мог, а теперь просто возненавидел. Незадолго до выпуска они всем классом отправились в горы. Поход — мероприятие интересное, но крайне утомительное, Виталий уже тогда предпочитал комфорт и уют всему остальному. И вот как-то ночью, после долгих посиделок у костра (чего тут интересного?) Виталик отошел в лес по малой нужде. Не успел он расстегнуть джинсы, как услышал неподалеку шепот, который привлек его внимание. Осторожно, стараясь не наступить на сухую ветку и хрустом не выдать себя, он подошел к кустарнику, за которым открывалась небольшая поляна, и увидел Юрку с Викой. Они жарко клялись друг другу в вечной любви и беспорядочно целовались. Это не просто повергло его в шок, а вызвало такую волну гнева, которая, казалось, разорвет его на части: мать отвергает, Замир Максимович достал, и эта туда же. Ну, почему его не любят? Почему он не такой, как все? Он же искренне старался быть хорошим и послушным, как учили. А что в результате?
— Я вам всем покажу! — сжимая кулаки, самому себе твердил Курзанов, хотя тогда еще не понимал, что и кому он покажет.
Через какое-то время девчонки стали громко звать Вику, и она, поцеловав на прощанье любимого, убежала к палаткам. Юрка остался один. Он подошел к краю обрыва, внизу которого шумела река, сложил руки на груди и о чем-то задумался.
— Прямо Пушкин! Евгений Онегин, хренов, — со злобой подумал Виталик, а потом, сам не понимая, что делает, подбежал к Юрке и столкнул его с обрыва. Крик падающего соперника заглушил шум несущегося внизу потока. Виталик вернулся в палатку и спокойно заснул. Тело Володина выловили из реки только на пятый день. Милиция сочла это происшествие несчастным случаем. Все девчонки плакали, больше всех, конечно, Вика, но Виталика это не особенно беспокоило. Нет, он был самым активным во время поисков, что отметили все учителя, первым взялся нести гроб с телом товарища, был рядом с Викой, когда та буквально задыхалась от горя. Но при этом в душе гордился собой, своим умением переступать через «жалких людишек» и их чувства.
Окончив школу с золотой медалью, он без труда поступил в университет на факультет иностранных языков, где с легкой руки того же Замира Максимовича, который к тому времени стал ответственным работником ЦК ВЛКСМ, возглавил комсомольскую организацию. Это послужило хорошим стартом для его дальнейшей карьеры. Но наступали новые времена, слова «перестройка» и «гласность» были у всех на слуху, начался передел собственности, которой у комсомола было немерено. И вот как-то раз, вечером, после очередной корпоративной оргии, Замир Максимович посетовал на то, что не удается прибрать к рукам какой-то старый особняк, так как на него нацелился первый секретарь райкома. Курзанов тогда ничего не ответил, но через неделю этого секретаря нашли с проломленной головой в подъезде собственного дома, Замир Максимович стал счастливым обладателем дворца спорта, а Курзанов открыл в центре города небольшую консалтинговую фирму, у которой очень быстро появились весьма серьезные и авторитетные клиенты.
