дележа чьих-то наследств, Фридрих способен на еще более грамотные и весьма своевременные реформы, чем те, коими он славился в моем мире. Ну а я буду запрашивать отчеты, посылать проверяющих время от времени и, если меня что-то заинтересует, то это вполне можно попробовать внедрить в практику во всей Российской империи.
Я вздохнул. В моей жизни и правлении наступил тот момент, когда дел наваливалось столько, что они грозили погрести меня под собой. Я элементарно не успевал за постоянно меняющейся обстановкой. И сейчас, когда, наконец-то начали появляться способные и талантливые люди, способные проявить себя на управленческой стезе, я начал задумываться о создании какого-нибудь законодательного органа. При этом Парламент меня категорически не устраивал, так же как различные Думы. Я вовсе не был шовинистом, но никогда не считал, что кухарка может чем-то управлять, кроме своей кухни. И то, чаще всего, лучшие кухни находятся под руководством шеф-поваров, а вовсе не кухарок. Наиболее оптимально было бы создать нечто достаточно компактное на основе Императорской канцелярии, с введением званий титулярных советников — мне просто нравилось, как это звучит. Вот эти самые титулярные советники и составят законодательный кабинет. Проекты законов они будут составлять для различных ситуаций, которые им будет определять Кабинет министров и лично император, а затем представлять эти проекты на заседаниях Кабинета министров в присутствии императора. Тут же будут вноситься поправки и на следующем заседании процедура повторится. Когда будут учтены все нюансы, вот тогда законы будут переписаны набело, пропечатаны в газете и вступят в силу. Как по мне, то это была бы пока оптимальная система. Исключающая то, что я наблюдал, причем неоднократно. Большинством голосов примут какую-нибудь ересь, иногда даже не читая, а потом начинают поправки вносить. Нет, чтобы один раз все разобрать как следует по пунктам, и больше к этим вопросам не возвращаться. Нет же. Надо обязательно создать трудности, чтобы их потом героически преодолевать. А самый главный парадокс, прямо-таки вишенка на торте: те многолюдные, неповоротливые структуры, которые я не хотел возрождать просто категорически, забывали, причем очень часто отменять действие предыдущего закона, и однажды наступал момент, когда два этих закона, старый, который все еще был действителен и новый, вступали в конфликт противоречий, потому что они чаще всего противоречили друг другу. Веселуха от этого обычно прет такая, что даже в сказке не сказать. Конечно, кому-то такое положение дел возможно доставляет определенное извращенное удовольствие, но мне — нет. Поэтому я рискну сделать так, как планирую, тем более, что список кандидатов в титулярные советники уже готов, и скоро я выдвину его на обсуждение Кабинета министров.
— Государь Петр Алексеевич, — Митька проскользнул в кабинет практически неслышно. А ведь когда-то топал как слон, так и норовя что-нибудь свалить по ходу своего движения. Он вообще мало теперь напоминал того парнишку, который следил за печкой в моей карете. Только что такой же рыжий остался. Цепкий, словно бы сканирующий взгляд, плавные движения… Я знаю, что Ушаков готовит его себе на замену и могу только надеяться, что потребность в такой замене произойдет не скоро, потому что плохо представляю, что я буду делать без одного из них.
— Я просил меня не беспокоить, — не оборачиваясь, произнес я, не отрывая взгляда от карты, пытаясь представить, где сейчас находится совместная русско-французская флотилия в приличное такое количество вымпелов. Дошли ли они до первых островов? А если дошли, то что там обнаружили? Когда у меня родится сын, и станет взрослым, я-то еще буду в самом соку. Тогда я оставлю его и.о. императора и рвану вместе с Филиппой на Гавайи. Всегда хотел побывать на Гавайях. А за то время, пока мы туда доберемся, пока накупаемся в океане вдоволь, пока вернемся обратно, станет ясно, может ли наше чадо править. Ну, тут все просто: если мы вернемся, а в стране будет все тихо-мирно, никаких войн и катаклизмов, казна не пустая, дворец не разобран по кирпичикам, то вполне себе смену вырастили. Ну а если, что-то пойдет не так, надеюсь, у меня еще останется время, чтобы все поправить и наследничку мозги на место вправить.
— Художник прибыл. Ты запамятовал, наверное, что назначил встречу на энтот час, — невозмутимо пояснил Митька. Я же досадливо поморщился, потому что действительно забыл про то, что согласился сегодня позировать какому-то художнику, которого притащила откуда-то Ягужинская. Я не слишком разбирался в живописи, и мне было, в общем-то все равно, кто будет писать мой портрет, лишь бы похоже получилось, потому что с реализмом в этом веке было очень печально, во всяком случае, я не помню ни одного портрета, который походил бы на оригинал.
— Зови, — махнул я Митьке рукой. — Надеюсь, это не затянется надолго.
Он склонил голову и вышел, а в следующее мгновение в кабинет влетел невысокий, плотный, но весьма энергичный человек, с зажатыми под мышкой рисовальными принадлежностями, среди которых я почему-то не увидел красок. Он что, намекает, что я буду перед ним всеми днями истукана изображать, пока он, наконец, напишет свой шедевр?
— Государь Петр Алексеевич, меня зовут Иван Никитин, и это просто огромная честь для меня… — он не договорил, склонившись в поклоне, после чего выпрямился и уже хотел было что-то добавить, но я прервал его.
— Ты мне только одно скажи, Иван Никитин, сколько это займет времени, и почему у тебя нет с собой красок, да и холста я не вижу, — выразительно посмотрев на художника, который тем временем принялся раскладывать принесенные с собой принадлежности на маленький столик, возле которого он остановился, я перевел взгляд на его инструменты.
— В этом нет необходимости, государь Петр Алексеевич, — Никитин вытащил лист бумаги, разложил складной мольберт, и взял в руки самый обычный уголь, который достал из берестяной шкатулки. — Я сейчас набросаю твой облик, а затем в мастерской доведу все до конца. Твоего присутствия, государь Петр Алексеевич, не будет требоваться. Ежели только что подзабуду, тогда буду еще раз челом бить о встрече.
— Ну-ну, — я покачал головой. — Зато теперь становится понятно, почему люди на портретах совершенно не похожи на тех людей, с коих те портреты писались. Потому что художники так их видят.
— Мои портреты всегда похожи на людей, с коих они писались, — Никитин поджал губы. Надо же, вот так невзначай обидел художника. Стыдно должно быть, Петр Алексеевич.
— Ладно-ладно, — я примирительно махнул рукой. Еще станется
