Глава 1
Жан-Филипп-Франсуа Орлеанский, больше известный как шевалье Орлеанский, маршал галерного флота Франции, выглянул в окошко кареты и поморщился. Вот уже который день они едут по России, а за окном практически ничего не меняется. Все те же огромные просторы, заваленные снегом, редкие деревни, в которых они почему-то не останавливались, кажущиеся безжизненными, и он вероятно принял бы их за вымершие, если бы не густой дым, валивший из печных труб каждого дома. В ясную морозную погоду появлялось ощущение, что это и не дым вовсе, а белые столбы, подпирающие небо.
— Это совершенно невыносимо, — Амалия-Габриэла де Ноай поднесла к носику надушенный платок. — Я мерзну. Я постоянно мерзну и никак не могу согреться. Это ужасная страна, просто ужасная, везде снег. Один снег и больше ничего. Сейчас, когда мы проехали этот город… как же он… — она замахала ручкой, пытаясь вспомнить, как же назывался город, из которого они не так давно выехали, если сравнивать с тем расстоянием, которое им уже пришлось преодолеть.
— Великий Новгород, мадам, — граф Румянцев оторвался от любования видами из своего окна и подсказал дочери герцога Ноайя, как называется город, название которого вылетело из хорошенькой головки Амалии-Габриэлы практически сразу, после того, как она его услышала. Александра Ивановича сильно не устраивало то, что он был вынужден ехать в одной карете с Жаном-Филиппом и его любовницей, которая изводила его своими постоянными капризами и претензиями вот уже неделю, и он уже даже не мог полноценно скрывать своего недовольства. И, тем не менее, он понимал, что это наказание ему от государя императора Петра Алексеевича за то, что он привез Филиппу-Елизавету практически на поле боя, хотя она и передала очень нужную информацию государю, что позволило ему выиграть войну в Польше. Да еще и поучать государя вздумал, старый идиот, ругал Румянцев сам себя, разглядывая в окне великолепные зимние просторы. Эх, вот бы на лошади да вскачь, за сворой, поднявшей волка, поскакать. Чтобы снег в лицо, и мороз щипал за уши, но всего этого не замечаешь в азарте погони. Но вместо этого ему нужно терпеть французов, а от обилия различных благовоний, которые Амалия-Габриэла выливала на себя целыми бутылками, болит голова и трудно сосредоточиться, чтобы не послать уже и герцогиню, и Жана-Филиппа да по дедушке.
— Вот, именно так, — похоже, что Амалия-Габриэла снова забыла название города, или даже не собиралась его вспоминать. — Только после того как нас приютил на пару ночей этот ужасный генерал Бутурлин…
— Александр Борисович не какой-то простой генерал, он имеет титул графа, мадам, — снова оторвался от созерцания пейзажа за окном Румянцев, перебивая Амалию-Габриэлу, которая уже начала раздражаться, что привело к еще большей жестикуляции.
— Граф он или не граф, это не делает его более приятным человеком. К тому же, похоже, что звание генерала для этого… графа Бутурлина гораздо более предпочтительно, чем титул, — Румянцев лишь демонстративно закатил глаза, но ничего не ответив, снова повернулся к окну. — Так вот, он принял совсем нелюбезно. В нашу честь не было даже устроено ни единого приема, — похоже Амалию-Габриэлу больше всего задело именно то, что граф Бутурлин не захотел слишком уж ублажать своих гостей.
— В защиту графа, я хочу напомнить тебе, дорогая, что мы чудом застали его дома, ведь он буквально за день до нашего визита вернулся из Польши, где все еще продолжается военная кампания, — миролюбиво проговорил Жан-Филипп, похлопывая любовницу по руке. Румянцев лишь неодобрительно покачал головой. И ведь не стесняются никого. Во грехе живут, хотя причин для того, чтобы не сочетаться браком, лично Румянцев в этом союзе не видел. А ведь он был представлен всем членам этого странного семейства, которое предпочло жить без обязательств перед Господом и друг другом. И их дочь Анжелика произвела на него приятное впечатление. Очень милый и любознательный ребенок. Узаконенный, что самое главное и признанный отцом, хоть и рождена была девочка вне брака, как, собственно и ее отец. — Так что, это вполне естественно, что он хотел отдохнуть и даже наше прибытие было графу в тягость. Но, ты хотела что-то сказать про дорогу от Великого Новгорода, — он мастерски сменил тему, чем заслужил уважительный взгляд от Румянцева.
— Ах, да, дороги стали шире и более проходимые, а эти… — она снова помахала кистью, — почтовые станции очень скрашивают наше путешествие. Можно размять ноги, погреться, в конце концов. Только я не поняла, а что это за столбы по всей дороге наставлены? — у Румянцева язык зачесался сказать, что это виселицы, чтобы лихих людишек вешать, далеко не отходя от того места, где поймали татей, но быстро передумал, а то еще примут на веру, да пойдет такая вот байка гулять по Европам. Не слишком она повысит престиж государя Петра Алексеевича, которого и так многие недолюбливают.
— Не знаю, мадам, — Александр Иванович развел руками, но не учел размеров кареты и едва не опустил руку прямо за корсаж Амалии-Габриэле. За что получил злобный взгляд на это раз от Жана-Филиппа, словно он сам просил их потесниться, чтобы всю дорогу терпеть это нытье. — Это задумка Брюса Якова Вилимовича, которую поддержал государь. Но что сие будет означать, мы узнаем не ранее, чем старый чернокнижник нам покажет задумку в работе.
— Как интересно, — равнодушно отреагировала Амалия-Габриэла на ответ графа Румянцева. — Но как же холодно!
— Я вам предлагал надеть меховую накидку и муфту, которые весьма любезно презентовала вам ее высочество Филиппа-Елизавета. Вы сами отказались, мадам, и теперь никто не виноват в вашем бедственном положении, — Александр Иванович уже столбы начал считать, чтобы таким нехитрым способом ускорить их поездку, хотя бы для собственного восприятия.
— Но я не думала, что будет так холодно, — она всплеснула руками и укуталась в свой плащ, подбитый мехом, который, однако, не слишком согревал. Ноги стояли на грелках, которые меняли на каждой почтовой станции, и были накрыты меховой попоной, но все равно Амалия-Габриэла чувствовала, что начинает хлюпать носом. Предстать перед молодым императором с красным от простуды носом — это было самое ужасное из того, что с ней вообще могло произойти. Да еще и герцогиня Орлеанская подлила масла в огонь, мимоходом заметив, что русский двор очень скучное место, однако, император Петр не запрещает своим подданным веселиться и
