ассамблеи в Москве проходят практически каждый вечер, так что вряд ли молодая французская герцогиня будет страдать от скуки без приглашений на эти праздники жизни. Особенно сейчас, потому что именно зимой начинается все самое интересное: мужчины не заняты этой гадкой войной и другими делами, и светская жизнь кипит и бьет ключом. Хотя сама Амалия-Габриэла уже не была уверена в том, что поступила правильно, решив сопровождать своего возлюбленного в эту северную варварскую страну. С другой стороны, у нее не было выбора. Она умудрилась навлечь на себя гнев его величества, когда так глупо высказалась про Диану де Майи-Нель. Почему-то ей показалось, что король охладел уже к этой корове, слишком уж часто он начал проводить свободное время в Пале-Рояле, но, как оказалось, это далеко не так, и ее попросили пока воздержаться от посещения Версаля. И что ей оставалось делать? Сидеть в поместье отца или возлюбленного Жана-Филиппа вместе с дочерью Анжеликой, в то время, как сам Жан-Филипп и не собирался возвращаться из Парижа в Орлеан. Вполне естественно, что, когда он прислал ей приглашение сопровождать его в далекую Россию, для того, чтобы составить компанию его сводной сестре Филиппе-Елизавете Орлеанской до свадьбы с русским императором, она немедленно согласилась. И теперь оставалось надеяться, что эта огромная неприветливая страна не убьет ее до того, как она попробует все увеселения русской знати на вкус, чтобы было, о чем поболтать в то время, как ей позволят вернуться в Версаль.
Тем временем граф Румянцев встрепенулся, увидев очертания знакомых башен, и выдохнул с явным облегчением.
— Приехали. Мсье, мадам, мы въезжаем в Москву.
* * *
Я ждал прибытия родственника Филиппы, чтобы все условности были наконец-то соблюдены, в Лефортово. Кремль, отданный на растерзание двум неплохим архитекторам, был еще не готов к приему гостей, но кое-какие подвижки уже имелись. Так, например, на его территории появились новые здания, такие как Дом министров, небольшое двухэтажное строение, позволяющее разместить мою начинающуюся расширяться канцелярию, а также проводить различного рода заседания с представителями министерств, и других слоев населения, например, с представителями купеческого сословия, с которыми у меня запланирована встреча через две недели. Пройти эта встреча должна была совместно с представителями нового появившегося стихийно, но быстро набирающего обороты класса промышленников, которые появились вследствие моей льготной программе кредитования. Я сам не ожидал увидеть такой список новых предприятий, развернувшихся на территории России вплоть до Урала. И теперь нужно было решить много накопившихся вопросов. На встречу также обещался приехать Демидов, и он же попросил пригласить парочку ученых, которые сделали ему первую машину на пару. И встреча была назначена с учетом того, чтобы на нее смогли прибыть все причастные.
Сейчас же я занимался тем, что кромсал «Табель о рангах». Пока что только то, что касалось части, посвященной армии.
— Проще надо было быть, Петр Алексеевич, — вполголоса обратился я к покойному деду. Глядишь и не метались бы потомки, перекраивая и переделывая каждый все на свой лад.
За основу я, долго думая над этим вопросом, а потом плюнув на раздумья, взял знакомую мне систему званий Советской, последних годов существования этой империи, а затем и Российской армии. Ну а что, простенько и со вкусом, и самое главное, избавляет от огромного количества промежуточных званий с непонятной системой подчинения. Если раньше это были лишь наброски, сделанные на настоящей Табели о рангах, то сейчас все оформлялось в форму приказа, который должен будет внедрен в армию до весны следующего года, что наступит уже очень скоро. Что касается знаков отличия, а чем плохи погоны и звезды на них? Вот и я думаю, что ничем они не плохи, а очень даже ничего. Вот только под погоны форма нужна другая, а то глупо будет смотреться погон на фоне эполетов. Но тут я уже имел кое-какие наработки, и некоторые из них уже внедрила в жизнь сама природа — зима была в этом году на редкость колючей. Так что шившиеся почти год тулупы, заказанные мною еще до того момента, как я слег в горячке, искренне веря, что это мои последние дни, быстро нашли применение. И никто особо не возражал, натягивая валенки, которые валять начали почти в то же время, как и шить тулупы. А все потому, что сам я был весьма мерзлявым созданием, который прекрасно знал одну истину: сибиряк — это не тот, кто не мерзнет, а тот, кто тепло одевается. Но это зима. А с остальными временами года что делать? И вот тут-то пришлось попотеть, привлекая к процессу создания нормальной формы, чтобы и комфортно было и не слишком страшно, внезапно вылезших в фавор семеновцев, которые скромненько стояли в сторонке и не лезли на рожон в отличие от преображенцев, которые нынче перестали быть, и тем самым тихим сапом остались едва ли не единственным гвардейским полком в столице, не считая императорский под началом Михайлова. Остальные ушли воевать, или укреплять то, что может подвергнуться нападению. Так что они-то и стали моими советниками и заодно моделями, да и группой испытуемых, на которых я надевал наскоро сшитые модели, чтобы понять, что нужно убрать, а что прибавить. В итоге получалось нечто, совершенно не похожее ни на одну военную форму, из тех, что я когда-либо видел, и, как говорится «стрижка только начата».
Все остальное время я проводил за попыткой изменить жутко неудобную и неповоротливую налоговую систему. Пока только оформляя свои задумки в виде тезисов, и ожидая, когда же уже явятся Черкасский с Ушаковым, уехавшие в Петербург, ловить казнокрадов.
Внезапно мое внимание привлек какой-то шум, раздавшийся с улицы, который начал плавно перемещаться по дворцу. Мне даже интересно стало, кто это может так шуметь, и кому позволено совершать это же кощунственное действо уже непосредственно во дворце, да еще и приближаясь к кабинету в то время, когда я работаю? Я уже хотел было выйти, но тут прямо от двери послышался голос Митьки.
— Не пущу, и даже не уговаривай, Александр Иванович. Работает государь Петр Алексеевич, о благе империи думает, а ты его таким вопросом хочешь отвлечь. Что тебе, сложно энтих иноземцев в свой дворец утащить, да отмыть хорошенько? — что там происходит? Я закусил костяшку на указательном пальце, заставляя себя оставаться на месте, но чувствуя, что любопытство скоро перевесит благоразумие, и я сам выйду в приемную, где со всем
