когда брал его в руки.
В это время из дома выскочил Аким, радостно потрясая найденным кошелем. Он поднял глаза на Серафима и тут же сдал назад от неожиданной картины.
— Помоги! — в отчаянье заорал Серафим.
— Бог поможет! — отозвался в ответ Аким и, сунув кошель за пазуху, решил броситься наутёк. Но ум он ещё не потерял, а потому подхватил лежащую невдалеке рогатину и побежал дальше. Не успел он отбежать далеко, как замедлил шаг. Нет, дорогу никто ему не преградил, все мертвяки уже лежали упокоенными, один Зержинский вышел на тропу войны.
Аким добежал до конца деревни и, остановившись, стал чесать свою «репу». Вот добежит он до монастыря, а что будет дальше делать? Настоятель с него спросит, а уходить из монастыря и некуда. Не каликом же перехожим становиться⁈ Надо возвращаться, если Серафим спасся, то и хорошо, он его всё равно не сдаст, потому как, что он скажет настоятелю? А если погиб, то можно поживиться, да и добить его, только тело перенести в другое место, подальше от деревни.
Да то наука не сложная. Соорудит волокушу наскоро, да перетянет куда надобно, а потом вернётся и скажет, что на них напали, еле отбился, да пришлось заодно и Серафима упокоить, или оставить там помирать, пусть его Вадим этот добьёт снова по приказу. Всё для себя решив, Аким мотнул бородёнкой и, убрав топор, взял рогатину на изготовку и, крадучись, направился к месту, где оставил товарища.
Серафим тем временем отмахивался топором от напавшего на него беса, но тот, поймав топор, выкрутил его из рук Серафима. Тонко подвывая от охватившего его страха, Серафим бросился бежать ещё быстрее, чем Аким. Но убежать ему Зенжинский не дал, а швырнул в него свой тесак, попав по касательной в правое плечо. От сильного удара и боли Серафим свалился наземь. Не помня себя от страха, снова вскочил и попытался бросился наутёк.
Но Зенжинский, резко оттолкнувшись, внезапно прыгнул на него, свалил наземь и, впившись зубами в раненое плечо, принялся слизывать струящуюся кровь. Серафим заверещал, пытаясь оттолкнуться от нападающего ногами, внезапно у него в голове всплыла строчка из прочитанной книги.
— Афектум мемори, винтус арго! — Серафим, сам не зная почему, вдруг выкрикнул это прямо в звероподобную рожу беса.
Услышав фразу, тот перестал терзать монаха и отстранился, и в это время удар рогатиной столкнул его с тела Серафима, прижав к земле. Это сделал Аким, что вернулся Серафиму на помощь. Втиснув рогатину глубоко в землю, Аким, выхватил из-за пояса топор и одним ударом раскроил голову Зенжинскому, упокоив того навсегда.
— Хух, ну ты теперь мне обязан, Серафим, как пить дать, обязан. От смерти я тебя спас, но я смотрю, вовремя успел, или мертвяк тебя успел поранить?
— Кинжалом ударил, — отозвался Серафим, мучительно думая, увидел ли Аким то, что бес в него практически вгрызся. Всё же, наверное, не видел. — Я уже почти успел убежать, когда он кинул его в меня.
— Странный какой-то мертвяк!
— Я слышал о таких, он переродившийся, их бесноватыми ещё называют, — пояснил Серафим. — Спасибо, что спас меня, я этого не забуду.
— Так, вестимо, должок за тобою, должок! — погрозил ему Аким кривым пальцем, измазанным в грязи. — А я обязательно спрошу его.
Серафим, не стал с ним препираться, а молча поднялся с земли, и тут же охнул. Кинжал, как оказалось, пропорол его рясу и рассёк кожу до мяса, рана сразу же закровоточила, а бес ещё добавил тем, что впился в неё зубами. Серафим похолодел. Это что же, он теперь превратится в мертвяка или в беса? Он уже не обращал внимания на разорванный подрясник, занятый тяжелыми думами. Надо что-то делать? Может быть, поможет молитва⁈ А может быть, книга⁈ Вряд ли, и в тоже время, те слова, что он произнес, явно помогли остановить беса, значит, она работает⁈ Он же до этого их ведь не знал⁈
Спеша обратно в Пустынь, то один, то другой украдкой посматривали друг на друга, прикладывая к ране и царапинам свежий лист подорожника. У Акима тоже имелись царапины, но их он получил, пока лазил по избам и бегал от бесов. Уже вечерело, когда они подошли к Пустыни и после проверки вошли в неё. Каждый сразу же побежал к себе, замирая от страха. Серафим при свете свечей осторожно промыл полученную рану, которая уже перестала кровоточить. Слава Богу, тьфу, в общем, хорошо, что на воротах не заметили, что его ряса намокла от крови, и он стал истово молиться, пытаясь спастись от безумия.
Аким же первым делом побежал в баню, где, смыв с себя грязь и чужую кровь, заметил небольшие припухлости на месте порезов. Впрочем, на него никто не нападал, и ничего страшного в том он не видел. Посчитав, что всё обошлось, он, помолившись, отправился отдыхать, надеясь, что вскоре царапины заживут. Вечер плавно перешёл в ночь, укрывшую темным покрывалом Пустынь, притихшую перед наступающей трагедией.
Ночью у обоих вернувшихся поднялась температура, но у Серафима она оказалась больше. С утра они смогли встать на ноги самостоятельно. Аким даже пошёл на огород и начал там работать, тело немного ломило и кружилась голова, но в целом он чувствовал себя нормально.
Серафим же очнулся поздним утром, с ужасом посмотрел на своё тело, которое где-то опухло, а где-то истончилось, и понял, что произошло самое худшее: он заразился. Но почему он сразу не умер и до сих пор жив? Эти вопросы мучили его, как исследователя, а ещё он надеялся, что чтение запретных псалмов сможет ему помочь. То, что зараза медленно проникала внутрь тела из-за слюны беса, ему было невдомёк. Всё же, как он думал, его рана оказалась, во-первых, неглубокой, а во-вторых, нанесена кинжалом.
Серафим принялся истово молиться, а потом, бросив псалтырь, начал судорожно искать ответ в «Демонологии», но ничего не нашёл. Ему нужна была следующая часть, которая отсутствовала. Бросив всё, он поспешил в церковь, надеясь на божественное провидение, но на полпути почувствовал себя очень плохо и вернулся обратно. С трудом добравшись до постели, он буквально рухнул на неё, обливаясь горячечным потом, и до вечера не вставал. А вскоре прекратил своё земное существование вообще.
В голове у него звенел набат, и звучали разные голоса. Голоса то ли светлых ангелов, то ли падших и весьма настойчивых. Своими громкими воплями они перемешивали ему мозг, превращая его в кисель. Послушный их зову, Серафим внезапно встал и, выставив перед собою руки, пошёл по направлению к книжной полке. Взгляд его наткнулся на пресловутую книжку. Руки тут же схватили её и, раскрыв наугад, поднесли вплотную к глазам.
— Ад копус тум сальвандум, анимам туам дар дебес! (Чтобы спасти своё тело, ты должен отдать свою душу!)
— Что я должен сделать для этого? — спросил сам у себя несчастный.
Ответ не замедлил себя ждать, краткий, как выстрел и ёмкий, как приказ. Серафим снова задал вслух вопрос, тут же получив ответ, задав следующий вопрос, он захлопнул книгу и отправился искать Акима. А голоса в его голове продолжали звучать, становясь все громче и громче, направляя и заставляя. Он постепенно становился одержимым, минуя стадию мертвяка и быстро проходя этап бесовщины или бесноватого.
Между тем Оптина Пустынь продолжала жить своей жизнью, на Акима и Серафима никто не обращал внимания. Аким постоянно пропадал и халявил, а Серафим держался отчуждённо, и к нему без особой нужды не лезли.
Серафим нашёл Акима за воротами Пустыни, когда тот, по своему обыкновению, валялся в лопухах, отдыхая и отлынивая от работы. Серафим знал, где его искать, он чувствовал Акима, ведь тот тоже нёс в себе частичку бесовского огня.
— Я пришёл отдать тебе долг, Аким!
Аким тут же встрепенулся и взглянул на подельника. Ему не понравился застывший и отрешённый взгляд Серафима, и Аким немного насторожился. Но потом он увидел зажатый в руках монаха кошель, и сразу же потерял всякую бдительность.
— Эге, долг платежом красен. А я и не ждал, что ты так быстро решил его отдать. Давай, давай, заберу!
— Держи! — протянул кошель Серафим, и когда Аким жадно его схватил, бросился на бывшего подельника.
Его тонкие, но сильные пальцы схватили за горло Акима и стали сжиматься. В жизни слабый и меланхоличный, переродившись, Серафим явно получил нечеловеческую силу. Не ожидавший подобного, Аким попытался сопротивляться, но всё, на что его хватило — это высунуть язык, хватая ртом воздух, и стать от этого
