За окном горнисты стали трубить тревогу — послышался топот башмаков солдат караульного взвода. Зычный голос за стеклом властно проорал: «Слушайте манифест его императорского величества!»
Коменданту очень не понравилась такая суета на территории вверенной ему крепости, и Власов с ожиданием посмотрел на молодого царского адъютанта, как бы требуя объяснения происходящего.
— Вам приказ от его императорского величества. — Голштинец протянул свиток. Власов сломал печать на документе и быстро пробежал глазами по строчкам чеканного приказа. И все разом похолодело внутри, он почувствовал, что своенравная и капризная фортуна, наконец, предоставляет ему самый реальный шанс крепко ухватить ее за хвост.
— Я выступаю со всеми частями гарнизона немедленно, только один час необходим на сборы. Артиллерию в поход брать? — Подполковник ожидающе посмотрел на голштинца.
— Не надо, время упустим! — отрезал тот. — Какие у вас части?
— Эскадрон тверских драгун, полный батальон Ингерманландского полка и донской казачий полк Данилова в пять сотен. Кроме того, крепостной гарнизон из двух рот ланд-милиции и инвалидной команды. Еще рота третьего кирасирского полка на биваке у города стоит, с утра в Нарву должна была идти. И еще рота конных гренадер на мызе, — подполковник быстро перечислил свои немногочисленные части.
Да оно и понятно — Ямбургская крепость сейчас числится захолустной и подлежит полному упразднению. Добрая половина крепостных башен и стен уже давно на плитняк разобрана, зато из захудалой мызы большой поселок отстроили местные селяне, охочие до дармового камня. Держать здесь, в Ямбурге, гарнизон изрядный нет никакого смысла. Наоборот, полевые войска выводить надо из крепости все целиком, оставив только негодных к полю пожилых инвалидов и еще более бесполезную ланд-милицию.
— Пехоту посадите всю на повозки, время терять нельзя. Ланд-милицию и инвалидов здесь оставьте. Двигайтесь на Гостилицы, всячески поспешая. В селениях по пути подводы для смены приготовили. Я же возьму с собою драгун и кирасир, а казаки уже полностью готовы к маршу…
Ораниенбаум
— Ваше величество, — энергичный шепот Лизы привлек внимание лежащего на кровати Петра, — галеры с Кронштадта пришли.
От такой долгожданной новости его буквально подбросило с мягкой и теплой постели. Он еще протирал глаза, когда любовница и арап в четыре руки на него уже принялись надевать Преображенский мундир. Затем Нарцисс протер ему лицо влажным полотенцем, дал выпить бокал сока и тут же протянул прикуренную папиросу.
Петр затянулся и только сейчас окончательно отошел со сна. На часах ровно половина второго — покемарил каких-то полчаса, но выспался. Очередной кошмар прошел… Третий раз во сне либо душат, либо избивают, либо шпагой тычут. Сплошная боль от этих вещих снов!
Петр даже не стал приказывать свидетелям держать язык за зубами. Зачем?! Такая реклама — только в пользу, трость со шпагой такие раритеты, которым цены нет…
Петр торопился узнать новости, но вначале проделал зарядку и отработал удары, сломав под конец тонкий столбик балдахина. Затем он плотно перекусил ветчиной с сыром, запил завтрак соком — шут его знает, когда удастся поесть еще раз. И только потом покинул дворец.
Ночь давно наступила, все окутало прохладой, но было довольно светло. Такова здесь жизнь — «белые ночи». Его ждал конвой казаков с лошадью. Запрыгнув в седло, Петр тронул савраску с места и неспешным шагом направился к крепостным воротам.
В цитадели полным ходом шли работы, несмотря на ночной час — для нормальной подготовки к бою хорошему командиру всегда не хватает времени. А тут три сотни рекрутов сразу подготовить надо. Вот и гоняли усатые капралы немецких мужиков, привезенных в Россию из далекой Голштинии. Хорошо так гоняли, методично и без всяких русских глупостей типа постоянных перекуров.
Миновав мост через неглубокий и уже порядком заболоченный крепостной ров, Петр направился со своим сопровождением в город.
Собственно, города как такового пока не было — рядом с крепостицей стоял большой двухэтажный дворец, полтора десятка окон по фасаду, к нему ножками от буквы «П» примыкали небольшие, но тоже в два этажа, строения. И их функциональная нагрузка была для него понятной — хозяйственное обеспечение придворной дворцовой братии.
Однако он ошибался — в левом крыле был Японский зал, а в правом церковный, с устроенной домовой церковью. В разбитом вокруг парке виднелись крыши павильонов и домиков.
Никто не спал — в окнах зданий играли отблески света, там жгли свечи. А на улице кипела жизнь, будто не ночь давно наступила, а полдень. Из дворца спешно выносили имущество, будто внутри здания уже бушевал нешуточный пожар. Но груда ящиков и коробок у здания не росла, а вроде даже понемногу уменьшалась.
Постоянно подходили повозки, на них лакеи шустро грузили имущество, и нахлестываемые кнутами ломовые лошади тут же уходили в сторону морского канала, таща с надрывом тяжелые повозки. А у самого канала жизнь даже не кипела, а бурлила во всю свою мощь.
На дворцовую пристань с трех больших шлюпок выгружали ящики и бочонки, с помощью канатов уже выволочили на сушу три больших корабельных пушки на кургузых колодообразных лафетах.
Петр искренне посочувствовал морякам — каждая такая пушка должна была весить полтонны, не меньше. Разгруженные от пушек и воинских припасов шлюпки тут же забивались под завязку различным дворцовым барахлом, одна из них уже отчалила и пошла по каналу к морю.
А там — радующая сердце картина. На рейде стояло полдюжины галер и с десяток намного меньших в размерах шлюпок. В подзорную трубу было хорошо видно, как с галер дружно и весело сгружалась пехота, и щетина штыков колыхалась над головами инфантерии. Ее было многовато, подозрительно много — по первому взгляду не менее тысячи морпехов. У Петра мелькнула мысль, уж не всю ли пехоту отправил сюда Бурхард Миних, но вскоре выяснилось — далеко не всю, а так себе, отряд малый.
Заметив группу верховых, от канала тут же направилась группа морских офицеров. Петр опознал их благодаря памяти на иллюстрации — все в белом, но мундир зеленый. Подошли быстрым шагом, придерживая на ходу шпаги. Откозыряли двумя пальцами, прикоснувшись к шляпам.
— Ваше императорское величество, капитан-командор Спиридов! — Взгляд уверенного в себе человека, лицо суровое, просмоленное. «А ведь я его знаю, — будущий герой Чесмы». — Пакет от фельдмаршала Миниха!
Петр взял засургученный печатями пакет, но вскрывать не стал, а сразу спросил у моряка о наболевшем:
