Несколько секунд Хэйргрув брызгал слюной, потом оскорбленно стиснул губы и — к великому облегчению Огилви — замолчал до конца полета. Верхушки холмов Хайленда только-только окрасились первыми лучами рассвета, когда Огилви перешагнул порог лаборатории. Дверь ему распахнул растрепанный, с покрасневшими от бессонной ночи глазами молодой человек, назвавшийся Марком Бланделлом.
— В полицию мы еще не звонили, — сказал Бланделл. — Капитан Стирлинг просил нас не делать этого до вашего приезда.
— Верно просил, — кивнул Огилви. — Давайте-ка посмотрим, что там у вас.
Он обошел лабораторию, только что на зуб не пробуя все, что ему встретилось. Адъютант фиксировал все на фото. Хэйргрув плелся следом, бормоча всякую чушь о некомпетентности С.А.С. У неподвижного, опутанного проводами тела Бренны МакИген Огилви задержался дольше — оно явно заинтересовало его больше, чем залитый кровью кабинет Беккета, в котором все еще лежало его тело. Впрочем, и место преступления он осмотрел с предельной тщательностью, пытаясь выстроить в уме посекундную картину отчаянной схватки.
Первый, еще неясный огонек сомнения замерцал у него в голове, когда он осматривал лицо Бренны МакИген — избитое, с огромным кровоподтеком на виске. Огилви как-то плохо мог представить себе, чтобы она смогла одолеть мужчину выше и тяжелее ее — тем более после такого удара. И не просто одолеть — убить. Огилви мог бы спорить на солидную сумму, что подобный удар в висок со стопроцентной вероятностью оглушил бы ее как минимум на несколько минут. Эти сомнения только укрепились, когда при осмотре Седрика Беннинга обнаружились ссадины на костяшках пальцев. Кому-то Беннинг врезал — со всей силы и совсем недавно. Бренне МакИген? В таком случае как она смогла отделаться от него на время, достаточное, чтобы настроить аппаратуру, подключиться к ней и прыгнуть назад по времени?
Удар под дых последовал минут через двадцать, когда один из десантников, прочесывавших периферию участка, наткнулся в протекавшем по территории ручье на большой кусок насквозь промокшей ткани.
— Женский плащ, сэр, — доложил он Огилви. — Следы крови отсутствуют, зато в кармане пистолет.
Огилви выудил пистолет из кармана плаща с помощью шариковой авторучки — чтобы не касаться металла руками. Так оно и было: небольшой, зловещего вида девятимиллиметровый «Макаров».
— Кто может мне объяснить, какого черта эта МакИген поперлась в лабораторию убивать мужчину здоровенным тесаком, если у нее в кармане имелось вот это?
— Нож, — заявил так и бормотавший чего-то себе под нос Хэйргрув, — куда выгоднее с точки зрения устрашения. Право, я удивлен, что вы не знали этого.
— Неужели? — оглянулся на него Огилви. — В чем, в чем, а по части устрашения ИРА весьма преуспела. Кстати, обыкновенно они делают это с помощью заминированных автомобилей и прочих подобных штучек — пытаются взорвать королеву-мать или целый квартал правительственных учреждений, не говоря уже об излюбленных злачных местах оранжистов. Заминированные автомобили и пластит — вот их визитные карточки. Единственное, чего мне до сих пор не приходилось видеть, — это попыток нашинковать человека мясницким ножом. Тем более тогда, когда под рукой надежное огнестрельное оружие.
Хэйргрув покраснел до корней волос и снова понес какой-то вздор, но Огилви его не слушал. Он внимательно осмотрел промокший плащ и сунул «Макаров» обратно в карман.
— И еще, Бога ради, объясните мне, зачем ей понадобилось тащиться обратно под дождь, чтобы прятать это на дне ручья? Никаких следов крови на плаще нет, тогда как их не могло не остаться, если это она заколола Беккета. И уж тем более я не могу себе представить, чтобы она снимала плащ и прятала его вместе с пистолетом до того, как убить его ножом. И тем не менее на плаще крови нет, а на юбке и блузке — предостаточно, а ведь они были под плащом. Чушь какая-то…
Беннинг, с другой стороны, был заляпан кровью аж по самые плечи. Имелась, конечно, записка, в которой тот объяснял, что поскользнулся и упал в лужу крови, пытаясь помочь Беккету, но что-то в этой записке смущало Огилви — вместе с другими не укладывающимися в общую картину мелочами. Он повернулся к адъютанту.
— Мне нужна подробная биографическая справка как по Бренне МакИген, так и по Седрику Беннингу. — Голос его был таким же ледяным, как ручей, в котором кто-то спрятал плащ и пистолет МакИген. — Я хочу знать, кто возил их в детских колясках и что они ели на ужин, когда им исполнилось пять лет. И я, черт подери, хочу получить все это позавчера!
Адъютант бегом бросился к вертолету, в котором осталась рация.
Огилви повернулся и зашагал обратно в лабораторию, а в сердце его крепло леденящее убеждение в том, что Тревор Стирлинг отправился в прошлое вдогонку не за тем террористом…
Примерно сто шестьдесят километров отделяет шотландский Стирлинг от древней, основанной еще Шестым римским легионом цитадели в пограничном английском городе Карлайле — именно туда, решил Стирлинг, направлялся Арториус. Правда, подсчет в километрах смутил его хозяина — тот, разумеется, не имел ни малейшего представления о метрической системе и отказывался думать в метрах, сантиметрах или километрах. Стирлинг сообразил, что это ему гораздо проще думать в милях, футах и дюймах — как человек двадцать первого века он хоть имел о них представление. К тому же мыслить в древних мерах длины было бы куда безопаснее: один-единственный ляп в присутствии Бренны МакИген…
Поэтому он осторожно, но все же впустил в свое сознание понятия Анцелотиса, пересчитав расстояние от Стирлинга до Карлайла в милях — по прямой и приблизительно, конечно. Само собой, Анцелотис и Арториус не называли его Карлайлем, к чему Стирлингу — опять-таки ради безопасности — стоило привыкнуть. Они называли его Кэрлойл. Покопавшись в памяти, Стирлинг вспомнил, что римляне дали зимнему укрепленному лагерю название Люгвалиум, которое позже преобразовалось в Кэр-Люгвалид. И уж этот самый Кэр-Люгвалид, постепенно сократившийся до Кэрлойла, находился в районе западной оконечности Адриановой стены на границе с Шотландией. Еще немного напрягшись, припомнив все, что говорили ему в университете и даже в школе, на экскурсиях, в музеях, даже в кабаках, ему удалось выудить еще несколько деталей и присовокупить их к воспоминаниям Анцелотиса.
Между Кэрлойлом и побережьем располагалось еще два форта, имевших для римлян гораздо меньше значения, нежели сам Люгвалиум, служивший Шестому легиону главной базой в зимнее время года этак со сто двадцать седьмого нашей эры. Эта цитадель Арториуса вот уже три с половиной столетия контролировала перекресток основных проложенных римлянами дорог, соединявших Англию и западную Шотландию. Стирлинг не сомневался, что для бриттов он имел не меньшее стратегическое значение, чем прежде для римлян.
