Когда Мишель окончательно убедился, что ему поверили и воспринимают всерьёз, он посмел осторожно поинтересоваться: когда ему позволят жить как все? И, по недоумённому и полному сочувствия взгляду, понял, что сморозил глупость.
Тело затекло. Безумная, всепоглощающая жажда буквально сводила с ума.
«Если бы был наркоманом, то подумал бы, что испытываю самую жуткую ломку». — Родилась вялая мысль.
Иван со стоном разлепил веки и в десяти сантиметрах от лица обнаружил прозрачный купол. Напрягся и тут же почувствовал, что руки, и ноги крепко притянуты широкими ремнями, не дающими пошевелиться. С трудом повернув голову, увидел выложенные белым кафелем стены. Мерный стрёкот аппаратуры довершал не внушающую оптимизма картину.
Из спёкшихся губ вырвался хриплый стон, почти сразу же открылась дверь, и в помещение вошло несколько человек явно избравших жизненной стезёй занятие медициной.
Главный, профессорского вида мужчина в роговых очках и с выбеленной сединой бородой, нажал кнопку на находящемся рядом пульте, и вызывающая приступы клаустрофобии полусфера медленно отъехала в сторону.
— Как вы себя чувствуете?
Голос ударил подобно набату и Беркутов, ещё не понимая, как это получилось, «убавил громкость».
— Плохо. — Честно признался он.
— Вы помните, что произошло?
— Смутно. — Попытавшись собрать в единое целое стремительно мелькавшие смутные образы, пациент покрылся холодным потом.
— Шоковая амнезия. — Высказал предположение один из ассистентов седобородого.
— Возможно. — Рассеянно кивнул тот. — Но, полагаю, в данном конкретном случае, впрочем, как и во всех предыдущих, нам ничего не остаётся, как следовать логическому развитию событий.
Недоумевая, что могут значить эти загадочные слова, Иван непроизвольно закрыл глаза и усилил обоняние.
Волна несущих колоссальный пакет информации запахов ударила в нос. Смесь страха, отвращения и сочувствия, идущая от посетителей, наложилась на скудные сведения, имевшиеся в его распоряжении. Спасительная пелена, застилавшая сознание внезапно растаяла, и лейтенант дёрнулся всем телом так, что затрещали кости, а блестящее хромом, отделанное плексигласом тысячекилограммовое сооружение, почему-то напомнившее саркофаг, покачнулось, едва не вырвав с мясом стальные болты.
Выброс адреналина моментально заполнил лабораторию и, инстинктивно реагируя на чужой ужас, Иван утробно зарычал, обнажив клыки.
— Осторожно, Игорь Владимирович. — Дрожащим голосом предостерёг кто-то из стоявших за спиной доктора.
— Полагаю, мне ничего не угрожает. — Возразил старший. — Если уж крепления выдержали этот, без сомнения самый сильный импульсивный рывок, вряд ли конструкция развалится от последующих. И, к тому же, надо учитывать, что подопечный испытывает лютый голод. — Он обернулся и, отыскав глазами нужного помощника, попросил. — Пётр, не будете ли вы так любезны, принести что-нибудь…
— Сейчас, Игорь Владимирович. — Бодро отозвался парень, и скрылся за дверью.
— Пожалуй, более основательно мы поговорим после. — Обращаясь к Беркутову, сказал профессор. — Но, поскольку с тем, что уже произошло, поделать всё равно ничего не можем, считаю необходимым выработать приемлемую для всех линию поведения. Надеюсь, вы понимаете, что от того, насколько плодотворным окажется сотрудничество зависит не только ваша дальнейшая жизнь, но и сам факт существования?
Ивана переполнило отчаяние. Подумать только! Четыре года учёбы, долгие часы неустанных тренировок. Недавно полученный офицерский чин. Всё пошло прахом. Он, выпускник специализированной академии, опозорился на первой же операции.
Чувство стыда заставило побледнеть и до крови закусить губу. Рефлекторно сделав глоток, он закрыл глаза от наслаждения, а на щеках заблестели слёзы.
Раздались шаги и, даже не глядя, Иван понял, что это тот, кого руководитель назвал Петром.
— Извини. — Виновато глядя на Беркутова, произнёс он. — Развязать тебя сейчас, я элементарно боюсь. Так что, просто закрой глаза и сделай, что должен.
Инициированный послушался и ассистент, открыв клетку, вытащил жалобно скулящего кролика. Беркутов тут же начал генерировать успокаивающие волны. Покачнувшись, Пётр рухнул на пол, а умирающий от жажды вампир заскрипел зубами. Клетка глухо стукнула о кафель, и Иван начал подбрасывать упавшего на грудь полумертвого зайца. Наконец, тушка оказалась в пределах досягаемости и, испустив протяжный вздох, он впился клыками в хрупкую плоть.
Столь ничтожного количества было явно недостаточно и, посетовав на собственную неосторожность, Беркутов принялся ждать. Пётр очнулся через несколько минут и, потирая ушибленный затылок, с опаской взглянул на связанного по рукам и ногам пациента.
— Я не нарочно. — Смущённо пробормотал Иван.
— Понимаю. — Ответил сотрудник института. — Хорошо хоть, ты пока не на свободе.
— Ну, ты тоже не так прост. — Усмехнулся Иван. — И уточнил. — Подкожная инъекци?
— Верно. — Подтвердил Пётр. — Я спиртного на дух не переношу. Вот завкафедрой и предложил, вкатить в шею с каждой стороны по кубику медицинского. Правда, жжётся, собака. Но, зато, так спокойнее.
— Слушай, развяжи, а? — Умоляюще попросил Беркутов. — Несмотря на случившееся, я не кто иной, как выпускник Владивостокской академии, лейтенант Беркутов.
— Это уж не нам решать. — Посерьёзнел Пётр. — Но, по крайней мере, я спрошу у Игоря Владимировича.
Он снял трубку с чёрного аппарата и, обрисовав ситуацию, вернулся к столу.
— Профессор надеется на твою выдержку. — Слегка дрожащим голосом сообщил Пётр.
— Если страшно, то не надо. — Великодушно разрешил Беркутов.
— Ещё как. — Не стал отпираться лаборант.
И Иван внезапно почувствовал уважение к стоявшему перед ним человеку.
— Ладно, неси второго. — Нет уж. — Пётр решительно поставил клетку и быстро расстегнул пряжку у левой руки. — Давай уж сам.
— Останешься? — Прищурился вампир.
— Нет, пожалуй. — Сделал шаг назад собеседник. — Верю, что ты вполне адекватен, но предпочитаю подождать снаружи.
Беркутов повременил, пока за молодым мужчиной закроется дверь, и ещё раз накрыл так и не очухавшихся животных ультразвуковой волной.
Начиналась жизнь в новом, не совсем эстетичном качестве и с этим надо было мирится. Иван всегда искренне верил, что основа всего — собственные поступки, а уж никак не судьба. И, разу уж что-то стрслось, то винить в этом в первую очередь нужно самого себя, а не искать причины на стороне. И потому, принял ситуацию, как должное.
Да, он — проиграл. Но, в то же время, не погиб в смертельной схватке, которая могла кончиться гораздо хуже. И это хорошо. А ещё лучше, что с ним по-прежнему продолжают считаться. Неизвестно, правда, кем продолжит дальнейшую службу. Во всяком случае, Беркутов очень надеялся, что не в роли подопытного кролика, похожего на тех, чьи маленькие обескровленные тельца валялись внизу.
«Что ж, будем считать, что миром всё ещё правят известные мне законы». — Рассудил Иван. — «И, раз уж не уничтожили там, у колодца, значит, в нём есть место даже таким уродам, как я».
Дверь скрипнула, и вновь появился Игорь Владимирович.
— Пётр, э-э… не будете ли вы так любезны.
— Не надо, я сам. — Покраснел Иван и, аккуратно прибрав остатки пиршества в клетку, отнёс её к порогу.
— Буду краток. — Хозяин приглашающим жестом указал на стоявший в углу лаборатории стол с несколькими стульями. — Вам, имеющему великолепную подготовку, не нужно объяснять, кто такие гемоглобинозависимые. Равно как и то, какую угрозу для государства представляет экспансия с той стороны.
Уверенный тон и властный блеск глаз навели Ивана на весьма интересное предположение и, немного посомневавшись, он всё же захотел её озвучить, дабы в будущем не попасть в неловкую ситуацию.
— В каком вы звании, Игорь Владимирович? — Осторожно перебил он.
— Полковник. — Машинально ответил профессор и засмеялся. — А что, заметно?
— Ну, как понимаю, беседы такого уровня не входят в компетенцию учёных. — Не стал юлить Беркутов.
— Правильно мыслишь, лейтенант. — В тоне вышестоящего офицера прорезались грубоватые армейские нотки. — Но, к делу это относится в последнюю очередь.
— Меня не разжаловали? — Робко предположил изменённый.
— А смысл? — Полковник высоко поднял брови. — Если бы по вашему вопросу было принято отрицательное решение, мы бы не разговаривали.
— А?.. — Иван на миг стушевался.
— Часто. — Жёстко отрубил Игорь Владимирович. — Я бы даже сказал, гораздо больше допустимого предела.
— И что с ними происходит?
— Ты не красна девица, Беркутов. — Сверкнул очами старший по званию. — И должен понимать, что на войне, как на войне. Истинный человек — тот, кто доподлинно знает, как не надо поступать в той или иной ситуации. Скажу больше — тот, кто до последнего сопротивляется, казалось бы, безвыходным обстоятельствам, заставляющим сделать то-то и то-то. Он откажется от более лёгкого пути, даже зная, что поступок приведёт к ужасным последствиям. Как для него лично, так и, возможно, для тех, кто ему дорог. Именно в этом и состоит героизм. Ответ «нет» внешним факторам и спокойное принятие результатов сделанного выбора. Он может никогда не совершить подвига, и почти все время остаётся незамеченным Историей. Его имя не отложится в памяти, но для настоящего мужчины это и не важно. Он не стремятся к величию. Главное — во внутренней сути. Выражающейся в том, что его невозможно заставить превратиться в то, чем он никогда не был.
