– Ах, ты!.. – от возмущения у режиссера перехватило дыхание, и он судорожно принялся шарить рукой по стене в поисках вожжей. – Ты глянь, что она творит!
– Совсем страх потеряла девка! – поддержал хозяина Архип и легонько ткнул спящую носком сапога. – Вставай, бесстыдница. Неровен час, барин осерчает и…
Что там за «и» никто так и не узнал. Голос, слегка приглушенный тяжелой тканью, прозвучал раздельно и четко:
– Пошел прочь, холоп!
– Ась? – туповато переспросил Архип.
– Хренась! Губу подбери, сапоги слюной зальешь!
Из-под занавеса послышался смешок – видно собственная же фраза показалась девке забавной. Или что-то напомнила.
Тертышный тихонько охнул и приложил руку к груди. Сердце забилось в радостном предвкушении. Такие властные интонации он слышал только от одной женщины – от государыни императрицы.
«Боже, какой талант!» – ошеломленное сознанье озарилось предчувствием чуда.
– Юленька, солнышко, – ласково-приторный голос растекся елеем. – Проснись, все тебя только ждут.
– А ты кто таков? – из края занавеса показались любопытные глаза.
– Я твой барин, Василий Михайлович.
– А-а… – в сонном голосе явственно прозвучало разочарование. – Тогда прикажи подогреть воду для ванной и подать кофе. Только зерна пусть тщательней мелют, и готовят не на огне, а на горячем песке. И варят на сливках, не на воде.
– Ась?! – на этот раз не смог удержаться и режиссер.
– Ты, барин, плохо понимаешь по-русски? – в бездонно-синих глазах сверкнула искорка гнева. Да и «барин» в ее устах прозвучало с издевкой. – Что ж, повторю на иноземном…
От безупречного французского в ступор впали оба. Впрочем, Архип и без того стоял с отвисшей до пола челюстью.
– Ступайте! – царственному жесту могла позавидовать любая столичная актриса. – И дайте спокойно поспать. Я уже вторые сутки дежурю.
Тертышный машинально поклонился и сделал шаг назад. Спохватившись, он залился багровым румянцем.
– Юлька! – гаркнул он. Точнее попытался гаркнуть, но получилось как-то неуверенно, сипло. – Не смей перечить своему барину.
– Если ты еще раз посмеешь повысить на меня голос… – девка произнесла это скучным тоном, но от ледяных интонаций вдоль хребта побежали мурашки. – Я пожалуюсь мужу. Он тебя в Сибири сгноит. Или повесит … – после небольшой паузы, она с ленцой обронила, тихонько зевнув: – На ржавый крючок. За текстикулы.
Одурманенный происходящим мозг живо нарисовал обещанную картину. Режиссер крепостного театра зашелся в истеричном смехе.
– Барин! – в конюшню вбежала горничная Груша с выпученными глазами. – Гости прибыть изволили. Бросив умоляющий взгляд на непокорную приму, Тертышный шепотом попросил:
– Юленька! Свет очей моих… – при этих словах Архип шумно икнул. – Христом богом молю, выйди к гостям, не срывай постановку.
– Ладно, – снисходительно пообещала девка. – Так и быть, будет тебе спектакль.
Последняя фраза отчего-то не понравилась режиссеру. Сильно не понравилась. Даже очень.
– Что пишет князь Долгорукий? – закончив рисовать затейливый узор по запотевшему стеклу, Екатерина резко обернулась и внимательно посмотрела на генерал-прокурора. Князь Вяземский, прервав на полуслове монотонный доклад о состоянии финансов в империи, беспомощно захлопал глазами.
– Османы участили набеги в Валахию, – вместо главы Тайной экспедиции ответил статс-секретарь Олсуфьев. – Князь просит поспешить с провиантом для зимней кампании, на исходе порох и свинец. Гневается на пушки из последнего обоза – железо качества мерзкого, стволы взрываются, людишек калечат… – и чуть слышно вздохнув, скорбным тоном закончил: – И денег просит… хотя бы тысяч сто серебром.
Императорский совет, перехвативший бразды правления из рук одряхлевшего Сената, проходил в личной библиотеке государыни. В малом, усеченном составе: Алехан Орлов громил турецкий флот под Чесмой, граф Панин штурмовал Аккерман, а генерал-аншеф Румянцев с 25-тысячным корпусом гнал 80-тысячное турецко-татарское войско под Ларгой. Российская армия начала свое победное шествие.
– Денег… – задумчиво повторила Екатерина, приоткрыв оконную створку. Вместе с прохладой утренней свежести в кабинет ворвался беззаботный шелест летнего дождя. – Четыре миллиона как в прорубь канули. Война – дорогое удовольствие. Сколько мы соберем до конца года?
– Двадцать миллионов без малого запланировано, – прокашлявшись в кулак, ответил Вяземский. – Из них на армию должно восемь. Остатнее пойдет на внутренние нужды. Больше взять неоткуда, матушка.
– Сборы надо поднять, – подал голос Григорий Орлов. – На соль, винокурни…
– Бунты взамен получим, – отрезала государыня. – А не пополнение казны.
Фаворит безразлично пожал плечами: я предложил – а вы думайте. Не хотите, как хотите… воля ваша. Откинувшись на спинку стула, он продолжил опыты с «электризацией»: маленькие клочки бумаги танцевали на столе, забавно подпрыгивали и прилипали к полированной поверхности костяной расчески. Зарядным устройством служили шелковые обои библиотеки. Светлейший радостно ухал, горделиво взирая на собеседников.
– На… ознакомишься на досуге! – На стол шлепнулась тяжелая книга в кожаной обложке. – Авось умных мыслей прибавится.
– «Трактат об увеличении народонаселения», – вслух прочел заглавие Орлов и насмешливо хмыкнул: – Дожили! Французы амуру российского мужа учить удумали… – простерев руку театральным жестом, он дурашливо продекламировал: – Ужель умом увечны мы, потех любовных и забав… Муза умерла, не успев родиться. Светлейший смущенно затеребил затылок.
– С Васькой Рубиным вчера пьянствовал? – догадалась императрица.
– С Гаврилой Державиным, – обиженно насупившись, признался фаворит.
– Лучше подумай, как казну наполнить, – уже беззлобно посоветовала Екатерина.
Порывшись в кармане, Орлов извлек сложенный вчетверо листок бумаги и неторопливо разгладил его на столешнице.
– А что тут думать-то? – ответ прозвучал с ленцой. – За нас уже подумали…
С минуту в кабинете царила тишина. Екатерина с недоумением вертела в руках диковинную ассигнацию, слегка прищурив глаза. Тишина закончилась – раздалось шипенье разъяренной кошки.
– Это что?!
Генерал-прокурор судорожно дернул пером. Докладная записка украсилась жирной кляксой.
– Что это такое?!
Статс-секретарь попытался изобразить предмет интерьера. Сторонний взгляд отметил бы несомненное сходство с египетской мумией.
– ………………!!! – от души завернула Екатерина.
– Опять с Парашкой Брюс в общие бани ходила, – ехидно ухмыльнувшись, фаворит наклонился к уху Вяземского. – Она всегда оттуда новые словечки приносит.
– Мне кто-нибудь ответит?!
Тонкостенная чашка китайского фарфора, мелькнув на прощанье золоченым узором, с жалобным звоном разлетелась на сотню мелких осколков. Светло-зеленая заварка из драгоценного сбора чайных цветов весело потекла по стенным гобеленам, собираясь блестящей лужицей на вощеном паркете сандалового дерева.
– Като, не шуми… – болезненно поморщившись, Орлов прихватил со стола серебряный кубок почти до краев наполненный ромом. – Голова трещит.
Глава Тайной экспедиции завистливо дернул кадыком, наблюдая за процессом.
– Уф! – довольный возглас эхом булькнул из наполовину опустевшей посудины.
– Похмелился? – высочайший вопрос прозвучал с нескрываемой издевкой. – А теперь рассказывай.
– Ламбро Каччиони секретную депешу прислал… Язвительный комментарий не замедлил себя долго ждать:
– Три года всего прошло.
– Вместе с письмом от беглянки, – не обратив внимания на упрек, фаворит невозмутимо продолжил. – Много интересного рассказал…
– Из Европы тоже много чего шлют, – перебила его Екатерина. – Ноты протестные, жалобы августейшие… газеты на каждом углу кричат про самозванку. Только по их выходит, что она – Великая княжна. Наместница от русского престола в стране заморской…
– Заморье, – вставил реплику Вяземский.
– Что?!
– Это город так называется – Заморье. Столица нашей беглянки.
– Та-ак! – с угрозой протянула императрица. – У нее уже и столица имеется. А что еще? Фаворит переглянулся с генерал-прокурором.
– Своя армия… – виноватым тоном промолвил Орлов.
– Сколько?!
– Никто не знает, матушка, – торопливо вмешался Вяземский. – Доподлинно известно, что две тысячи казаков ушли за море.
– Сербская шляхта от Габсбургов бежит, греки, македонцы, – мрачно дополнил фаворит. – Болгарский гусарский полк в полном составе к беглянке бежал… – он хмыкнул над собственным каламбуром.
