Из полученных средств раздал команде соразмерно, чтобы можно было поддержать марку советского человека. В пределах «экономь, но не дури».
Дошли до отеля «Штефания», уже ногами, ориентируясь по карте и расспрашивая по дороге. Шли, как и положено советским людям в капиталистической стране, вчетвером. Ну, не то, чтобы положено — рекомендовано. Теория взаимного присмотра. Четверых и обидеть трудно, и запугать, и обмануть, и вообще, вчетвером по незнакомому городу идти куда веселее, чем одному. И, конечно, в окружении товарищей-комсомольцев семь раз подумаешь, прежде чем сделать какую-нибудь глупость. Подумаешь — да и не сделаешь. Правда, в отличие от многих наших туристов, язык мы знали. Учили в школе, Антон продолжает в институте, и все мы последние месяцы часто ходили в интернациональный молодежный клуб нашего чернозёмского университета, где практиковали разговорный немецкий: в университете немало восточных немцев. Так что не потеряемся, конечно. Но вчетвером не потеряемся и подавно.
В отеле «Штефания» располагался штаб турнира. Будь я один, то в «Штефании» и остановился б, но вчетвером выходило накладно. Ещё рано нам останавливаться в таких отелях. Да и не по-советски будет — в хоромах. Нам что попроще… «Сойку» подавай!
Встретился с организаторами, доложился, что вот-де прибыл, оставил координаты для экстренной связи, уточнил место и время жеребьевки. Сегодня вечером в семнадцать тридцать в Доме железнодорожников! А где это? Рапид-клуб — десять минут по Таборштрассе. Пропустить невозможно!
Я попросил, чтобы все призовые, если они мне достанутся, были переведены на мой счет в Немецком банке. Выслушали спокойно и заверили, что так и сделают: серьёзное отношение к деньгам здесь приветствуется.
До жеребьевки время ещё было. Конец февраля в Вене — как конец марта в Чернозёмске. Прохладно, но не морозно. И днём, и ночью плюс, пусть и небольшой. И мы решили погулять, а для начала пообедать: аэрофлотовский завтрак стал вспоминаться с завистью, а это показатель голода.
— На главных улицах в рестораны ходят только туристы! — сказал я с бывалым видом.
— А мы кто? — спросила Лиса.
— Участники соревнований всеевропейского уровня! — и мы свернули на улицу поскромнее, нашли кафе, с виду обыкновенное. «Balduin». По названию — студенческое.
Мы не ошиблись. Обедали там именно студенты, студентов ни с кем не спутаешь. Мы тоже студенты, так что всё вышло очень демократично.
— А ведь здесь неподалеку располагается Коммунистическая Молодежь Австрии, — сказала, глядя на карту, Лиса.
— Так вот прямо вся коммунистическая молодежь и располагается?
— Центральная штаб-квартира.
— Погоди, погоди, — охладил я пыл Надежды. — Нужна артподготовка. Пусть сначала выйдет «Фольксштимме» со статьей о нас. И начнется турнир. Тогда и пойдешь. Вместе пойдем. Всеми. С водкой. За болельщиками. Ведь нам нужны болельщики, не так ли?
На этот раз в качестве сувениров каждый захватил по две бутылки «Столичной». Итого — восемь бутылок. Одну уже израсходовали, надеюсь, дельно.
Мы погуляли по Вене, но немного. Вечерело. И пора было на жеребьевку в Дом Железнодорожника.
Прошло всё тоже демократично, почти как в кафе. Мне достался восьмой номер, что означало: я начинаю турнир белыми, завтра играю с девятым номером, немецким международным мастером Шмидтом.
Быть по сему!
Турнир «Венский шахматный конгресс», несмотря на звучное название, был турниром не самым знаменитым. Не первого десятка. Некогда Вена была одной из шахматных столиц. Но в период аншлюса многие шахматисты бежали, а многие не успели. Из оставшихся немало шахматистов запятнали себя сотрудничеством с нацистами. Сейчас-то шахматы возрождаются, но до прежнего величия пока далеко. Посылая меня, в спорткомитете сказали, что поскольку международного звания у меня никакого нет, и этот турнир — высокая награда. Будут новые успехи — будут и новые турниры.
Международного звания у меня и в самом деле нет. Пока. Турниры в Туле и Омске были домашними, вне ФИДЕ, и потому у меня нет международного рейтинга. Матч с Кересом был частным, и тоже вне всемирной шахматной федерации. Вот и отсутствует у меня рейтинг. Для его получения нужно сыграть минимум двадцать партий в обсчитываемых турнирах. На чемпионате СССР я сыграл семнадцать. Трех партий не хватило. За победу мне присвоили звание гроссмейстера СССР — по положению о чемпионате. Но для звания международного мастера — или международного гроссмейстера — мне следует набрать два балла в турнирах соответствующей категории. Хорошая новость: первенство СССР хоть и внутренний турнир, но число принимавших в нём участие международных мастеров и гроссмейстеров дало ему внушительную категорию, и потому моя победа принесла мне первый гроссмейстерский балл. Новость посерьезнее: для получения второго гроссмейстерского балла в Вене мне нужно только победить, и победить с отличным результатом.
Но мне ль бояться и печалиться?
Мы поймали такси и отправились в оперу. В знаменитую венскую оперу. На удачу.
Почему такси? Ну да, трамвай дешевле, и они тут, в Вене, вполне приличные, трамваи. Но вчетвером, в перерасчете на человека, такси не такой уж и дорогой транспорт. Венские трамваи ведь не за три копейки везут… А, главное, времени жалко.
Перед началом представления в венской опере продают остатки билетов — и недорого. Такова традиция. Нам повезло. И мы слушали «Аиду».
И уже поздно вечером вернулись в бедненький, но по-прежнему чистенький отель «Сойка».
Заграница есть заграница. Возможны провокации, чужие глаза, чужие уши. И потому мы вели себя пристойно, не шалили, к полуночи разошлись спать.
И в час меня застали врасплох. Это здесь час, а в Черноземске все три. Вот они и пришли — крысы. Много. Голодные. И попировали мною вволю. Год назад я бы кричал, катался по полу и выпил бы стакан рома, чтобы прийти в себя. Или два стакана. А сейчас ничего. Проснулся волевым усилием, сел, выпил полстакана местной минералки «гаштайнер», походил тихонько по номеру минуты три или четыре, и улегся назад. Включил «Грюндиг», поймал Люксембург, отсюда, из Вены, его слышно замечательно, и под тихую-тихую, на пределе слышимости, музыку, продремал до утра.
— Что-то у тебя глаза красные, — сказала утром Ольга.
— Это чтобы лучше тебя видеть, — ответил я.
— Нет, правда, ты плохо спал?
— Новое место, — честно ответил я. — Идём, не будем выпадать из графика.
По графику у нас так: подъем и утренние процедуры с семи до семи пятнадцати, утренняя разминка семь пятнадцать — семь сорок пять.
Разминались мы все четверо в небольшом скверике в квартале от «Сойки». В динамовских шерстяных спортивных костюмах и спортивных же туфлях. Ничего особенного — легкие пробежки, утренняя гимнастика, отжимание (травка здесь чистая, но мы, конечно, были в перчатках), дыхательные упражнения… Местные жители смотрели на нас с почтением: здоровый образ жизни — это гут. Отшень карашоу.
Вернулись в отель бегом. Душ, свежая одежда, завтрак. Завтрак здесь не какой-нибудь, а английский, это и склонило нас в пользу «Сойки». Мы неторопливо ели яичницу с ветчиной, а я ещё и смотрел доставленную газету, «Фольксштимме». С собственной фотографией. «Чемпион Советского Союза приехал в Вену побеждать! Эксклюзивное интервью нашей газете!» и дальше: «Это новые русские! Они уверены: будущее за коммунизмом!»
Можно было бы и поскромнее, но и так неплохо.
Я отдал газету девочкам.
— А почему новые? Кто тогда старые?
— Может, белоэмигранты? — предположил я.
— Какие белоэмигранты, — не согласилась Ольга, — кто их помнит, белоэмигрантов?
— Тогда прямо и не знаю. Обыкновенные туристы?
— А мы разве не обыкновенные?
— Мы? Не совсем. Кто у нас обыкновенные туристы? Труженики, передовики. Люди среднего и старшего возраста. По-немецки хендехох знают, и гитлеркапут. Слова правильные, слова хорошие, но не всегда к месту. А мы молодые, красивые, нахальные — в хорошем смысле этого слова. Шиллера наизусть читаем, Гёте…
