class="p1">- …А кто из свидетелей открывает рот, к тому являются эти его дружки уголовники. Как было с твоим приятелем Колей Барсовым. Ни один свидетель не вспомнил внешность Наиля. Хотя сначала все требовали наказать преступника. Он всем закрыл рты…
- …У нас в городе все влиятельные люди друг с другом хорошо знакомы. Партийное руководство, милиция, КГБ, начальники предприятий – у них у всех не только родственные связи. Они повязаны и общими делами. Незаконными делами, Серёжа…
- …Ты всех их видел в лицо – там, в ресторане «Московский». Именно там часто решаются важные городские дела: незаконные дела, о которых простые советские граждане ничего не подозревают. Потому-то в «Московский» по выходным и не попасть «с улицы»…
- …Думаешь, твой Прохоров не такой? Да он не лучше других! На фабрике у него рабочие трудятся в третью смену. Ты слышал об этом? Он им хорошо доплачивает за работу и за молчание. Его человек разносит каждый месяц конверты с деньгами по кабинетам…
- …Они все живут в страхе, что однажды лишатся своих хлебных должностей и нынешнего положения в обществе. Чужаков они опасаются. А «своих» терпят и поддерживают, как бы ни ненавидели друг друга. Прощают им всё, кроме предательства…
- …Папа умер. И я теперь не дочь второго секретаря горкома. А только лишь жена директора Колхозного рынка. Которая не имеет поддержки мужа. И скоро вообще… Меня уже турнули с должности в райкоме. Я теперь для них никто, пустое место…
- …Наиль меня не отпустит. Он сам об этом сказал. Боится, что вырвусь на свободу и отомщу ему: растрезвоню о его делишках. А завсегдатаи ресторана «Московский» разозлятся на него: ведь им сообща пришлось бы разгребать последствия моей болтливости…
- …Я ему не нужна, Серёжа. Мешаю. На моё место он найдёт себе новую дуру. И породнится с другим партийным начальником. Или с тем же прокурором города. Развод он мне не даст. Но моего папу в городе ещё помнят. И не простят, если он сам меня…
- …Быть может, я всё выдумала, Серёжа: вообразила непонятно что после… всего этого и из-за уколов. Лекарства дурманят мозги. Но после уколов проходит и боль. А вечером он снова… и она вернётся. Я устала, Серёжа. Я очень устала и больше ничего не хочу…
Я доел котлету, отодвинул в сторону пустую тарелку. Опёрся поясницей на спинку стула. Поглаживал пальцем стенку гранёного стакана, на дне которого плавали в компоте сухофрукты. Смотрел на Маргариту Лаврентьевну. Заметил, что она говорила всё тише, словно засыпала или после каждого произнесённого слова лишалась сил. Да и речь её была невнятной: я понимал не каждую фразу.
Я отметил, что явившийся вслед за нами в столовую мужчина допил уже вторую чашку чая. Я изредка посматривал на него поверх плеча Марго. Видел, как он будто нехотя дожёвывал уже четвёртый или пятый кусок хлеба. Мужчину моё внимание не смущало – мы изредка бодались с ним взглядами. Обладатель приметной родинки между глаз дважды проиграл в дуэли взглядов: опускал глаза.
Марго замолчала – я посмотрел ей в лицо и сказал:
- Сегодня очень душно. Невыносимо. Мозг плавится от жары.
Потёр подушечками пальцев виски и заявил:
- Даже я плохо соображаю. Хотя не принимал сегодня никаких лекарств.
Взглянул на дно стакана – не решился проглотить сухофрукты, поставил стакан на пустую тарелку.
Произнёс:
- Я вижу ситуацию так. Ты очень устала, Марго. Тебе необходим отдых.
Постучал пальцем по столешнице.
- Придумала ты все эти свои страсти под действием препаратов…
Я прикоснулся пальцем к правому виску.
- …Или всё действительно так плохо – этого я не знаю.
Пожал плечами.
- Для меня это не имеет большого значения. Честно тебе об этом говорю.
Маргарита Лаврентьевна кивнула. В её взгляде я не заметил эмоций. Как не услышал их и в голосе Марго, когда та мне рассказывала историю своей жизни.
- Я понимаю, Серёжа.
- Ты должна отдохнуть, Марго, - повторил я. – Хотя бы пару дней. Без нервотрёпки, без лекарств, без страха. Придёшь в себя. И сама решишь, как заживёшь дальше.
Марго спросила:
- Отдохнуть? Где? Дома?
- Нет, конечно.
Я покачал головой.
Рамазанова бросила взгляд через плечо – на человека с родинкой между бровей. Снова посмотрела мне в лицо и вздохнула. Изогнула губы – изобразила улыбку.
- Спасибо, Серёжа, - сказала она. – Но это невозможно.
Выдержала паузу.
- Не впутывайся в это дело, Сергей Леонидович. На этот раз Прохоров тебе не поможет, как после дня рождения моей сестры. Наиль ещё тогда на тебя зуб точил…
Я вскинул руку – Марго послушно умолкла.
Сидевший за столом около входа в столовую мужчина насторожился.
- Твой муж не узнает, куда ты исчезла, - сказал я. – Возможно, не узнает и обо мне. Первое я тебе гарантирую. Вероятность второго не стопроцентная, но очень высока.
Маргарита Лаврентьевна покачала головой.
- Наиль меня везде найдёт…
- Ты ему льстишь, Марго.
Я усмехнулся, заявил:
- Буду с тобой честен. Ваши семейные разборки меня не интересуют. Да и к тебе я особо тёплых чувств не питаю.
Маргарита Лаврентьевна кивнула.
- Мне жалко мальчишек, - сообщил я. – Тех, что рыбачат на берегу. Не хочу, чтобы они видели утопленницу.
Рамазанова смотрела мне в глаза.
- Я помогу, тебе Марго.
Взглядом указал на человека с родинкой между бровей.
- Останешься сейчас с ним? – спросил я. – Или пойдёшь со мной?
- Куда?
- А разве это так важно?
Мне почудилось, что во взгляде Маргариты Лаврентьевны появилась пока ещё едва заметная тень надежды.
- Я… пойду с тобой, Сергей Леонидович, - сказала Марго.
- Тогда делай, как скажу, - велел я. – И пока меня ни о чём не спрашивай.
Мужчина с родинкой отвернулся к окну, когда я проходил мимо него. Будто его внезапно заинтересовала листва каштана, застывшая без движения за грязным оконным стеклом. Я поравнялся с его столом – уловил запахи чая, табачного дыма и алкогольного перегара. Не оглянулся: слышал постукивание каблуков Марго за моей спиной. Толкнул рукой дверь. Шагнул из относительной прохлады зала столовой на улицу. Ощутил, как на моём лбу вновь появились капли пота; вдохнул пропитанный пылью воздух. Отметил: улица рядом со столовой безлюдна, а по проспекту по-прежнему не ездили автомобили. Почувствовал, что Маргарита Лаврентьевна взяла меня за
