пролетел у меня перед носом, а дальше уже самому Мише досталось от меня по затылку. Это его не оглушило, но равновесие он потерял и упал лицом вперед, расквасив себе нос.
— Эй, вы чего творите? — услышал я возмущенный крик позади себя.
Из собравшейся толпы студентов ко мне направился набычившийся парень примерно моего возраста. Крепкий, подбородок прижат к телу, взгляд исподлобья, явно готов к драке.
— Они нарушили правила поведения на территории института и отказались подчиниться, когда я приказал им уйти. Вы хотите пойти как соучастник и тоже получить отметку в личное дело?
Если сначала студент так и пер на меня буром, то после последней угрозы чуть притормозил и наконец поинтересовался, кто я такой. В который раз за день пришлось называть свое имя и должность.
— И что они сделали?
— Пили алкоголь, что делать на территории института запрещено, а затем отказались подчиниться и оказали сопротивление.
Хоть мои обязанности он знал, вот только следующая его фраза меня повергла в шок.
— Они ничего запрещенного не распивали.
— А это тогда что такое? — я не постеснялся забрать сумочку у недовольно, но вяло возмутившейся девицы и достал оттуда склянку.
— Опиум, — пожал парень плечами. — Он не запрещен. Наоборот, помогает расслабиться. А они сегодня Сергею Августовичу экзамен сдавали.
— Может опиум и не запрещен, но хамить кому-бы то ни было не позволяется никому. И уж тем более не подчиняться мне никому не советую.
Защитник троицы сжал губы и со злостью посмотрел на меня, но дальше этого идти не стал. А я заломил руки обоим налакавшимся опиума студентам, приказал курсистке следовать за нами (хоть она не стала возражать) и двинулся к воротам. Первоначальное желание вызвать полицию и сдать всю троицу ей, как до этого и говорил деканам, пропало. Раз опиум не запрещен, то оснований на задержание у полиции нет. Так что единственное, что я сделал — выпроводил всех троих за территорию института и, узнав их имена, пошел к ректору. Нужно отчитаться о произошедшем и проследить, чтобы нарушение отразилось в личном деле каждого из троицы. Иначе в следующий раз никакие угрозы не помогут остудить горячие головы студентов, да и не факт, что обойдется парой зуботычин с моей стороны.
Новость о том, что я выгнал с территории института троих нарушителей порядка, нагрубивших мне, молнией облетела весь институт. Это я почувствовал уже в столовой, когда завершил все формальности у Котельникова и все-таки отправился на обед. Студенты еще не разошлись и кидали на меня неприязненные взгляды. Впрочем, не все. Кто-то смотрел равнодушно, а кто-то и одобрительно. Когда я набрал себе поесть и уселся за стол, по шепоткам из-за соседних столиков, я узнал, что опиумом балуются многие и это даже считается нормой. Выпить немного настойки, чтобы расслабиться после сложного экзамена или просто после тяжелой учебной недели здесь не считалось чем-то непристойным. Но так считали далеко не все. Кто-то наоборот, спорил с таким мнением, припоминая случаи, когда перепивший опиума знакомый или студент другой группы начинал вести себя громко, или просто неадекватно, да еще и шел в таком состоянии на лекцию, где мешал преподавателю и срывал занятие.
К концу дня, когда я обошел всех профессоров, весь институт только и говорил о произошедшем, а я смог по обрывкам разговоров понять, что студенты разделились на два лагеря. Одни приняли мое решение в штыки и собирались при первом удачном случае устроить мне какую-нибудь каверзу, а другие наоборот — полностью поддержали и даже радовались, что я не прошел мимо.
В итоге домой я возвращался морально вымотанным и ни о каком походе к Ольге уже и не помышлял, отложив это дело на выходной. А вот у порога моего дома меня уже поджидал Сашка.
— Григорий Мстиславович, — подскочил он ко мне и потянул в сторону от порога дома. Когда мы отошли на несколько метров, и он убедился, что нас не могут подслушать, подросток свистящим шепотом произнес, — вы просили говорить, если я узнаю что-то интересное для вас. Так вот, сегодня у прибывшего из Сибири товарного поезда украли один вагон!
— И что? Разве это не дело полиции? — не понял я его.
— Да, вот только я знаю, куда делся этот вагон! — продолжал шептать Сашка. — Он с вокзала никуда не уходил, его просто на дальние пути отбуксировали. И это уже не в первый раз так! Нас вот дядька Увар прикрывал раньше, а что если и здесь также? Ну не могут же целые вагоны просто так пропасть, и чтобы потом никто об этом не заявил в полицию?
После этих слов, у меня в голове пронесся целый табун мыслей. Неужели после вчерашнего обещания Сашка стал мне настолько доверять? Кто может прикрывать кражу целых вагонов с товаром? Есть ли мне смысл вообще в это лезть, ведь я не полицейский, а жандармерия занимается политическим сыском, а не уголовными делами. А кража — это уголовка и к нам отношения не имеет. Если конечно крадут не для нужд запрещенных партий. И последней пришла вообще неожиданная мысль: а если украсть у вора — будет ли это преступлением? Ведь только недавно думал, что мне нужны деньги, так почему бы и не получить их таким вот образом?
— Григорий Мстиславович? — вырвал меня из размышлений голос мальца.
— Так, давай-ка пройдемся в сторону вокзала, а ты мне пока расскажешь, с чего ты решил, что кто-то ворует целыми вагонами, и как ты вообще об этом узнал.
Действительно, что-то из-за первого дня в институте я совсем плохо стал соображать. С чего вот я сейчас сразу поверил Сашке на слово? Может там просто хозяин вагона договорился с начальником вокзала, чтобы вагон пока постоял на путях, а потом он уже вернется и разгрузит его.
Двигаясь по улице, Сашка начал свой рассказ, прерываясь, когда мимо нас кто-то проходил и мог невольно подслушать его слова.
— Об этом я давно слышал от Мирона — сына Галки из работного дома купца Севастьянова. У него дядьку как-то нанимал путеец третьеразрядник, чтобы разгрузить вагон. Разгружали ночью, путеец торопил. Обычно-то это делается днем и для этого есть целая артель грузчиков, что только на станцию и работают.
— А что этот путеец дядьке твоего друга говорил? Как объяснял, что они ночью работают?
—
