не моя любовница».
Или вот ещё:
«И не имеет значения, кто прав, кто виноват…
Просто удирай, удирай!
Просто удирай, удирай!
Просто удирай, удирай!
Просто удирай, удирай!»
— Ты откуда перевод песен знаешь? И, во-вторых, ты иногда пел эти слова на английском, причём произношение у тебя отличное! Лучше, чем у меня, а я ведь преподаватель английского из Москвы, между прочим.
О как! Палево. Язык я, в самом деле, знал хорошо и тут свои знания труднее объяснить — английского языка в школе последние полгода вообще не было, и до этого я даже как Мутко не мог сказать, настолько туп был.
— Ты преподаватель? А выглядишь как киноактриса, — сразу стал переводить тему я и, изловчившись, поцеловал её в коленку.
— Толя! — захохотала она, я старая для тебя! — И ты не ответил. Не увиливай.
— Это ты не увиливай, — нагло смотрю ей в глаза, а потом демонстративно оглядываю всю с ног до головы, изредка останавливая взор. — Хочу посмотреть на все твои розовые местечки.
— Ты посмотри, какая молодежь сейчас наглая, — непритворно изумляется Оксанка, и добавляет на английском:
— Давай обмен, я тебе всё покажу, а ты всё расскажешь.
— Ок, моя беби, — отвечаю я и начинаю врать на английском про свои способности.
— Значит, говоришь полиглот, и хорошо владеешь немецким языком? — спросила она на плохом немецком.
— Я отлично владею языком, в том числе и немецким, — шучу я по-русски.
Мы какое-то время беседуем, Оксана хвастается методичками на английском, которые она составляла сама, потом с зачищенной и порезанной рыбой возвращаемся к компании. Кондрат опять рыбачит, Платоныч тискает Маринку уже на грани приличия, а Похаб радостно забирает у меня рыбу и бежит к уже кипящему котелку с водой. Пожрать он мастак.
— Мы в палатку пока залезем? — деловито уточняет Платоныч у меня.
— Может в машину? — надув губки предложила Марина.
— Да жарко там, — возражает кавалер.
— Жарко? А пошли, погреемся на солнышке? Ты книги обещала показать, можно? — смотрю на Платоныча.
— Можно, — давит лыбу тот, вытаскивая ключи из брюк и отдавая мне.
— Толян, помидорки нет! — возмущён Похаб. — Уху из сазана и без помидорки?
— Ну так сваришь, я знаю ты плохо готовить не умеешь, и это… в палатке Платоныч сейчас поспать лёг, не мешайте ему.
Похаб отмахивается и убегает кошеварить, а мы с подругой идём к машине.
— А Платоныч я так понимаю вам не муж, — спрашиваю на английском, идя сзади и любуясь уже почти моей женщиной.
— Чего это не муж? Мне не муж, а почему не Маринкин? — заинтересовалась она.
— Собственную жену в засос не целуют, — говорю я чужую мудрость.
— А ты умненький, люблю умненьких, — согласно кивает Оксана.
— А ещё молоденьких, нагленьких, выносливых, — продолжаю я.
— Почему выносливых? — удивилась она, подходя к машине.
— Сейчас узнаешь, говорю я и сжимаю ягодицу ладошкой.
Покажет она мне! Фифа столичная! Я ничего не позволил ей показывать, сам всё показал и посмотрел. Единственно, что мучало, это жара, в машине было очень жарко и сексом мы занимались с отрытой дверью. Потом уже в перерывах, я пробил ситуацию до конца. Оказывается, Платоныч был действительно муж её подруги, но не Маринки, а Иринки. Они все работают вместе в столичном вузе на кафедре иностранных языков, сюда попали случайно, по работе. Приехали на авиационный завод в Новочеркасске, переводить инструкции и настраивать оборудование, купленное за валюту. Приехали втроём без жены, это так Платоныч подстроил, ну и, закончив на несколько дней раньше, решили прокатиться по области, у Платоныча в городе брат живёт он и дал жигуль. Она прямо не сказала, но я понял, что она и сама с Платонычем уже всё испробовала. А чо, левак укрепляет брак. Оксанка замужем и у неё есть сын. Ни я, ни она муками совести не мучились, а пошли бухать вниз, ну и ухи поесть. У котелка сидели Марина и Похаб, причем последний уже косил глазом на соседку, видимо, по башке коньяк уже дал ему.
— Что так долго, — тихонько спросила Марина у подруги, не стесняясь меня.
— Ничего не долго, вы вон тоже в палатке уединились, — ответил я за подругу.
— Чё мы там уединились, на пятнадцать минут, а потом рванул рыбачить, только и талдычил — сазан, сазан, — пропал мужик, вздохнула Марина.
Тут вернулся «пропавший» Платоныч с сазаном поменьше, чем первый раза в два, но счастливый до жопы. Кондрат ещё два сазана поймал, кстати, и выглядел счастливей всех нас вместе взятых, включая удовлетворённую Оксанку. Рыбаки, накатив, ушли опять ловить рыбку, а я шепнул Похабу.
— Ты видишь, как Марина на тебя смотрит? Чего теряешься? Тащи её в палатку!
— Ты чего, она с Платонычем, да и не пойдёт она, — испугался Похаб, хотя глазки его загорелись, и он смотрел на шушукавшихся подружек.
— Платоныч ей не муж, и против не будет, они просто коллеги по работе. А насчёт не пойдёт, так ты скажи, мол, пошли я тебе покажу свою удочку и снасти, — советую я.
— Откуда там удочки и снасти? Они все тут, — тупит уже датый Похаб.
— Не спорь, а то помрёшь девственником, — пихаю я его в бок. — Слово в слово повтори, что я сказал, тихонько только.
Похаб выпил ещё полстопки и решительно встал.
— Марина, пойдем в палатку я тебе покажу свою удочку и снасти! — чуть ли не рявкнул он, набравшись храбрости.
Тетки заржали как ненормальные!
— Ну раз удочку покажешь, то конечно пойду, — обняла она рукой моего друга, и они ушли в палатку.
— Мы что? Тоже снасть смотреть будем? — смеялась Оксанка.
— Ты знаешь, давай до вечера удочку побережём, — предложил я.
— А если мы уедем вечером? — лукаво спросила она.
— Ты глянь на этих рыбаков, куда они уедут? А Платоныч и выпил уже прилично. Да и Кондрат ещё и про утреннюю рыбалку говорил. Не поедете.
— И то верно, — согласилась и легла на одеяло тетя Оксана, устроившись удобно у меня головой на коленях.
Метрах в сорока от нас, познавал в первый раз женщину мой друг, второй в очередной, раз что-то там поймав, радовался, чуть ли не с плясками, Хорошо, ведь отдыхаем?
«А поутру они проснулись…», — всплыло название повести Шукшина в моей голове.
Проснулся и я, в машине вместе с Мариной и Оксаной. Часть ночи вылетела у меня из головы, помню, уху кушали, и коньяк, а когда он закончился, выпили всё остальное спиртное — пиво и вино. Короче, выпил я