думаем, как людям и силгурдам встретиться для вечной дружбы и полезного обмена опытом. Кстати, прототип нуль-звездолёта, пилотом которого я должен был стать, вовсю строится и относительно скоро, думаю, начнутся испытания. Даже название ему уже дали: «Горное эхо».
А я здесь сижу!
Пока заканчивал завтрак, размышляя над всеми этими материями, из кухни раздался какой-то стук, а затем громкий вскрик бабушки:
– Лёша, помоги!!
Дед оставил газету и бросился в дом. Я – за ним.
Бабушка стояла посреди кухни, прижимая к левой руке полотенце, которое на глазах пропитывалось кровью.
– Палец, – сообщала она со слезами на глазах. – Кажется, я палец себе отрубила…
– Что⁈ – воскликнул дед.
Я бросил взгляд на кусок мяса, лежащий на разделочной доске и топорик рядом. От доски через стол и пол тянулись капли крови.
Всё ясно. Рубила мясо, хотела кость перерубить, а попала по пальцу.
– Ну-ка, ба, сядь, – я решительно усадил бабушку на стул, сел рядом на табуретку, взял за руку .
Так, первым делом остановить кровь. Это просто.
Я надавил подушечкой большого пальца на рану, подержал несколько секунд.
Кап-кап-кап… кап-кап… кап. Кап.
Остановилась. Хорошо.
Теперь посмотрим. Ничего страшного, кожа и мышцы на указательном пальце левой руки перебиты, но кость уцелела.
– Сейчас вылечим, ба, – сказал я. – Будет немного больно, потерпи. Деда, есть что-то обеззараживающее?
– Настойка календулы, – сказал дедушка. – Мы ей всегда пользуемся.
– Давай.
Смочил вату настойкой, промокнул рану, снова зажал пальцем.
– Бинт? – спросил дедушка. – Можно сначала подорожником обернуть, он хорошо раны заживляет.
– Обойдёмся, – сказал я. – Хочу, чтобы вы посмотрели. Это важно для нашей общей совместной жизни. Деда, засекай время.
Рану бабушки я, находясь в орно, затянул ровно за двенадцать с половиной минут, по часам. Гарадец Кемрар Гели справился бы, пожалуй, минут за семь-восемь. В прежнем теле.
О чём это говорит? Форма и способности возвращаются и довольно быстро.
Вышел из орно. Убрал палец. Смочил чистую ватку водой, вытер кровь. На месте раны остался только розоватый шрам.
– Ну-ка, согни-разогни, – сказал я.
Бабушка подчинилась, с изумлением глядя на собственный, свободно двигающийся палец.
– Болит?
– Н-нет. Не болит…Совсем не болит!
– Что б тебя дождь намочил! – ругнулся дед своим, как я помнил, самым крепким выражением. – Внук! Как ты это сделал⁈
– Так, деда, баба, давайте сядем, и я вам всё расскажу. Сразу говорю, вы будете первыми, кто это услышит. Родители пока не знают. А вот прабабушка… Я плохо её знаю, как считаешь, деда, звать-нет?
– Смотря что ты хочешь нам поведать.
– Секрет. Даже, пожалуй, тайну. Большую.
– Прабабушка твоя – терская казачка, – сказал дед. – Такое видела-слышала-пережила, что и я не всё знаю. И с головой у неё всё в порядке, и болтливой никогда не была. Зовём.
Позвали прабабушку. Сели на улице за стол, бабушка налила всем чаю, и я рассказал. О том, как чуть не погиб под колёсами грузовика, и как очнулся другим человеком.
Нет, разумеется, всей правды я им не сказал. Признаться, что ты не их внук Серёжа Ермолов, а какой-то инопланетянин – это гарантировано обречь себя на скитания. Потому что в психиатрическую лечебницу или, как здесь попросту говорят, – в сумасшедший дом я не дам себя запереть ни при каких обстоятельствах. А вот в новых способностях – не всех! – признался.
– Чудеса, да и только, – сказал дед Лёша, выслушав. – То-то я удивлялся, как это ты так быстро на ноги встал…
– О, господи, – только и вздохнула бабушка, глядя на меня встревоженными глазами.
– А я говорила, – торжествующе сообщила прабабушка Дуня.
– Что ты говорила? – спросил дед.
– Говорила, что Серёжка в Климченко пошёл, сразу увидела. У них же в роду колдуны были сплошь. Мне Надежда, мать его, рассказывала про своего прадеда, Евсея Акимыча. Людей лечил, боль заговаривал, звериные и птичьи языки знал, этим владел… как его…
– Гипнозом, – подсказал дед. – Точно, помню, рассказывала Надя. Как он в другое село уехал, а они с сестрой двоюродной в подвал к нему залезли тихонько и сметану подъели. А корова их возьми и перестань молоко давать. Ревёт от боли, а не доится! Аня, сватья наша, к деду – вылечи, мол, корову. А тот в ответ: «Твои девки без спроса сметану взяли, пусть теперь в огороде у меня отработают, чтобы неповадно было». Пришлось работать. Что ты думаешь? Начала корова доиться, как не было ничего.
– И сын его, Иван Евсеевич, прадед Серёжкин, тоже не прост. – сообщила бабушка Зина. – Помнишь, Лёша, как мы к ним в гости ездили, и он собаку заставил пачку папирос из дома принести?
– Как это? – спросил я, хотя догадывался, как.
– Сам не знаю, – сказал дед. – Но выглядело это, как будто он просто взял и мысленно приказал собаке. Мы за столом сидели, выпивали, закусывали. У твоего прадеда папиросы кончились. Я свои сигареты предложил, я «Новость» курю. Отец твой – болгарские «Ту-134». Но он не взял. «Нет», – говорит. – Я лучше свои'. Вышел за калитку, подозвал первую же собаку, которая мимо по улице бежала, взял её за морду, в глаза ей посмотрел, что-то прошептал и отпустил. Собака убежала, а через десять минут прибежала с пачкой «Беломора» в зубах.
– Экстра-класс, – сказал я искренне.
– Вот я и говорю, – продолжила прабабушка Дуня. – Когда Серёжку грузовик сбил, он в коме оказался. В беспамятстве полном. Так, Серёжа?
– Так, – подтвердил я.
– Но это тебе казалось, что в беспамятстве, а на самом деле твои способности, которые ты от предков своих получил по наследству, от рода Климченко, проснулись и начали работать. Тебя вылечили, а после уже не стали обратно прятаться. Повезло тебе, правнук, так скажу. Но хлопот ты теперь не оберёшься. Да и все мы.
– Почему? – спросила бабушка.
– А ты представь, Зина. Тебе он всего лишь порез на пальце затянул. А если Фиру от рака вылечит, да об этом узнают, тогда что?
– Ой… – сказала бабушка Зина.
– Вот тебе и «ой».
– Погоди, – сказал дед. – Ты что, правда можешь Фиру вылечить?
– Не знаю, – сказал я. – Но попробовать могу.
– Так чего мы сидим? – вскочил дед. – Пошли к Кофманам! Они же мне как вторая семья, мы чуть не тридцать лет дружим. Вот так, – он свёл вместе два кулака.
– И мне, – подтвердила бабушка Зина. – Я люблю Фиру, она хорошая. И Юзика люблю, хоть он и нудный бывает иногда.
– Подождите, – остановила их прабабушка. – Ещё слово скажу. Помнишь, Лёшка, как в гражданскую твой отец, а мой муж, Степан, пулемёт в огороде закопал? «Льюис»?
– Помню.
– Сколько человек об этом знало?
– Вся семья. И ещё полстаницы.
– Кто-нибудь донёс, когда банда Алиханова оружие искала по дворам? Ваську Заречного тогда ещё расстреляли, ящик патронов и две гранаты у него на чердаке нашли, сам виноват.
– Помню. Никто не донёс.
– Вот и представьте, что
