— Куда ж вас, дорогой ви мой, еще и к доктору? — тем же тихим ласковым голосом, словно разговаривая с тяжелобольным, говорит Лерман. — Ведь еще и Особое Совещание собрать нужно, и протокол оформить… Не успеваем мы с вами до конца рабочего дня — ведь он сегодня сокращенный! А, извините за нескромность, когда же ж вашу могилу копать? Тоже ж ведь время нужно…
Диверсант вздрагивает всем телом, и, моментально забыв про сломанную руку, заискивающе заглядывая оперуполномоченному в глаза, говорит:
— Пан официр, ни нада могилу! Я все… все скажу!
— Ну и шо ви таки мОжите минЕ сказать, кроме лирических воспоминаний детства? — удивляется Лерман. — Дело-то насквозь ясное, взяли вас, пан Поносенко, в красноармейской форме, с оружием в руках, и весь ви минЕ такой неинтересный… Вот объясните мне, тупому жиду пархатому, отчего же ж именно мы именно вам путевку в Могилевскую губернию выписывать не должны?
Здоровенный диверсант сползает с табуретки и, рыдая, ползет к столу. Лерман смотрит на этот спектакль, иронически приподняв одну бровь.
— Все-все-все, ничего не хОчу слушать! — насмешливо говорит оперуполномоченный. Диверсант, не вставая с пола, начинает выть. — Ой, ну какой же ви настырный, ну прямо второгодник Вовочка! Ну ладно, ладно, встаньте уже с колен. Ну хорошо, хорошо… пяток минут у нас с вами еще есть… сейчас я вернусь, погодите…
Лерман выходит в коридор, заглядывает в соседнюю комнату — там за пишущей машинкой барышня с наушниками на пергидролевых кудряшках.
— Машенька, вы готовы записывать? — местечковый акцент Лермана мгновенно испаряется. — Клиент, слава труду, конкретно потек!
— Готова, Исаак Абрамович! — кивает барышня. — Как вы его… раз! И раскололи! Даже бить не пришлось!
— Ой, ну что вы, Машенька, вы ведь меня знаете — я же не злодей! — улыбается Лерман. — Я, вообще, человек штатский, минский учитель истории… в прошлом учебном гОде… был.
У открытого сейфа — куча бумажного пепла… на клочке обугленного картона — надпечатка черным шрифтом «Сов. секр…»…
В углу за сейфом — сидя на полу, привалившись развороченным пулей затылком к заляпанной кровью стенке, Лерман прижимает к себе левой рукой секретную пишбарышню с черным зевом входного отверстия у кудрявого белокурого виска, в правой руке — крепко зажат наган…
На мертвых губах оперуполномоченного — улыбка. Он все успел сделать вовремя, точно по инструкции…
21 июня 1941 года. 15 часов 01 минута.
Брест. Штаб 11-го погранотряда
— Продолжайте, товарищ Лерман! — подбадривает оперуполномоченного Начальник войск Белорусского пограничного округа генерал-лейтенант Богданов. — Что еще показал этот Поносенко?
Сидящий за маленьким приставным столиком Лерман сейчас совершенно не похож на того типичного «ботаника», чей образ он демонстрировал на допросе. Исаак строг, подтянут, одет в щегольскую коверкотовую гимнастерку, даже вместо очков — пенсне без оправы, как у Лаврентия Павловича.
— Слушаюсь, тащщ генерал, — кивает Лерман и, мельком глянув в протокол допроса, продолжает докладывать наизусть, по памяти. — По показаниям задержанного агента службы «Абвер», главной задачей ближайших суток, предшествующих нападению Германии на Советский Союз, для указанной разведгруппы являлись мероприятия по блокированию средств проводной связи, в том числе Бодо и ВЧ.
Богданов достает папиросы, но, не прикуривая, начинает постукивать мундштуком по коробке.
— Другими задачами являлись: уничтожение ком и политсостава Красной Армии, проживающего в городе Брест, недопущение по большому сбору или тревоге указанных лиц в расположение своих частей, — докладывает Лерман. — В первую голову это касается летчиков, танкистов, старших командиров РККА. После начала боевых действий ставилась задача уничтожения и подмены дорожных указателей, организация дорожных заторов, направление транспортных колонн РККА в неверном направлении. Соединение с войсками немецкого вермахта планировалось в 18 часов 23 июня сего года в районе реки Ясельда.
— Широко шагают… — хмыкает Богданов.
— Так точно, тащщ генерал! — откликается Лерман. — Далее. Как показал задержанный Поносенко, заместитель начальника 2-го отдела службы «Абвер» оберст-лейтенант Эдуард Штольц лично дал указание руководителям украинских националистов, германским агентам Мельнику и Бандере организовать сразу же после нападения Германии на Советский Союз провокационные мятежи на Украине, с целью подрыва ближайшего тыла советских войск. А также для того, чтобы убедить международное общественное мнение о происходящем, якобы, разложении советского тыла. Задержанный показал, что ему известно, что, якобы, подготовкой мятежа в городе Львов занимается его близкий знакомый, начальник разведки украинских националистов некто Сушко.
— С-с-суки! — выдыхает сквозь сжатые зубы генерал. Так и не прикуренная папироса крошится в кулаке. — Мятежи, значит, решили организовать… Ну-ну…
— Также задержанный показал, что германская агентура в ближайшее время имеет задачу захватить железнодорожный тоннель и мосты близ города Вильно, — снова мельком глянув в протокол, продолжает докладывать Лерман. — А германские диверсионные группы имеют задачу в ночь на 22 июня захватить мосты через реку Двина, причем должны удерживать их до подхода немецких войск. Сам задержанный подчиняется полковнику вермахта Лахузену и является добровольным помощником в первой роте, в так называемой роте «Нахтигаль», это «Соловей» по-русски, так как личный состав из украинских националистов очень любит петь хором…
— Ну прямо-таки хор Пятницкого, — усмехается Богданов.
— Так точно, тащщ генерал, — кивает Лерман. — Так эти самые хористы, рота «Нахтигаль», входят в состав специального полка «Бранденбург-800». В Брест заброшено, по сведениям Поносенко, тридцать парашютистов из указанного полка. И от сорока пяти до шестидесяти бывших подданных Польши и Прибалтийских государств (украинцев, литовцев, латышей, эстонцев). Указанные подразделения расписаны по двадцати пяти конкретным объектам. В частности, подразделение «2-А-зет», в состав которого входил задержанный, должно было подняться на чердак жилого дома № 5 ДНС гарнизона Бреста и 22 июня в 4 часа по берлинскому времени приступить к физической ликвидации проживающих там командиров и членов их семей, включая женщин и детей.
— Детей-то… Детей-то зачем?! — изумляется Богданов.
— Не знаю, тащщ генерал, — качает головой Лерман. — Логика врага мне непонятна.
