P.S. Отчет. Сообщаю, что временное смещения прошло успешно, впрочем как и внедрение. Для получения более подробной информации напиши в книге 'Отчёт по внедрению'.
Прочитав эту короткую записку, которая, кстати, немедленно исчезла после прочтения, я остался тупо стоять рядом с кроватью держа в руках книгу. Но босыми ногами на холодном полу долго стоять затруднительно и, спустя минуту другую, я вышел из ступора.
Немного поразмыслив, я нервно сглотнул и, подавив дурацкий приступ смеха, аккуратно положив книгу на тумбочку, отодвинул вазу с её края, после чего присел на кровать. Захотелось закурить, но, к моему сожалению, Николай Александрович не курил. И правильно, молодец. В общем, решив не тянуть кота, я протянул руку и позвонил в колокольчик. Едва я сделал это, в мою комнату вошла прислуга – наверно ждали под дверью. Хорошо не вошли, когда я грохнулся с кровати и, прикидываясь тюленем, валялся на полу переваривая информацию. Или когда стоя с пустой книгой в руках посреди комнаты, изображал одинокого суслика в степи, высматривающего, не ползет ли змея, не бежит ли лиса, не летит ли орел и получающего по лбу бампером проезжающей по дороге машины.
Пока меня облачали в одежду, память услужливо подсказывала мне, что я должен был делать, как себя держать и даже, как кого зовут! Наверное, я поглотил личность настоящего Николая и присвоил себе его память. Одеваться мне помогал, между прочим, не абы кто, а князь, лейб-гвардии Преображенского полка прапорщик Барятинский, мой ровесник и товарищ, ещё несколько человек стояли рядом и, по всей видимости, ждали моих распоряжений.
– Ваше Высочество, вы завели дневник? – обратился ко мне Барятинский.
О чем это он? Я проследил за взглядом князя и, в который раз за день, удивился. На бывшей раньше совершенно гладкой обложке моей книги золотым тиснением на французском было написано 'Mon agenda'. Я даже не сразу понял, что вдобавок ко всему на автомате сам перевел эти слова на русский язык как мои записи, мой дневник.
– Да, князь. Позвольте полюбопытствовать, отчего вас это так удивляет? – Мой адъютант чуть было не подавился – видимо я, только что сморозил отчаянную глупость. И точно, одновременно со словами прапорщика я как будто вспомнил, почему этот вопрос был несколько провокационным.
– Так ведь ваш воспитатель, его сиятельство граф Строганов, не раз настойчиво рекомендовал вам завести дневник, в который можно было бы записывать ваши личные впечатления от поездки, чтобы вы могли с легкостью освежить свою память в будущем. Однако же вы неоднократно говорили графу, что память ваша крепка, а сердце никогда не сможет забыть этого единения с Россией и народом. Прошу простить мне мое удивление, верно, я был немного не в себе, – князь начал столь запутанно и витиевато извиняться, что, наверняка, запутал сам себя. Я вскоре не выдержал и оборвал его словоизлияния.
– Что вы, Владимир, это мне нужно просить у вас прощенья. Моя шутка оказалось совершенно неудачной и, право же, мне совершенно не стоило этого говорить.
– О черт, какой конфуз! Во всем виновата бессонная ночь, затупившая остроту моего ума, – завел свою шарманку по новой князь. Слава богу, не на долго.
Во время утреннего туалета у меня в голове, надо признаться очень кстати, стали всплывать факты моей поездки по Российской империи и даже впечатления испытанные мной во время оной. Мне безумно нравилось плыть на пароходе от самой столица до Астрахани, не испортил отличное впечатление даже отвратительный черный дым из пароходных труб. Всюду, где бы я не остановился на своем пути, меня встречали огромные толпы народа, приветствующие своего будущего императора. Но вот с утренним туалетом было покончено и я, оборвав свои воспоминания, вместе с сопровождающими меня придворными и моим разговорчивым адъютантом Барятинским, отправился к столу. Позаимствованная память все так же услужливо подсказывала мне что делать, куда идти, как здороваться.
За столом меня встречал мой воспитатель – граф Строганов, вместе с моими учителями, свитой и, конечно же, губернатор Курской губернии действительный статский советник Петр Александрович Извольский. Я не успел, как следует поговорить с ним вчера – в город я въехал, когда на небе показались первые звезды и, после непродолжительного ужина, отправился спать в отведенные мне комнаты, но надеялся восполнить недостаток внимания к губернатору сегодня – элементарную вежливость необходимо соблюдать даже наследникам престола.
С Петром Александровичем я познакомился ещё в Екатеринославле, как я сейчас припоминаю, тогда он как раз ждал назначения на должность губернатора в Курск. Остальные мои учителя и свита, как оказалось, были отлично мне знакомы, так что неловкостей за завтраком, судя по всему, не будет наивно подумал я. Но, лишь едва в самом начале необременительной светской беседы, разговор зашел о последнем губернаторе Курска, неловкое молчанье, повисшее за столом, ясно показало мне, что я снова сделал что-то не то. Строганов, умело заполнив возникшую за столом паузу, пришел на помощь растерявшемуся Извольскому, и ловко перевел разговор на другую тему.
Я ощущал, сильнейшее восхищение своим воспитателем. Уже совсем седой, с тростью, но такой горделивой осанкой, что сидевший рядом с ним губернатор Курска казался простым городским обывателем. А графу и вправду было чем гордиться – герой Бородинского сражения, не раз отличившийся на поле боя во множестве других сражений и кампаний, да к тому же в гражданских делах бывший далеко не в последних рядах. Шутка ли! Самого наследника воспитывает! Кроме того, его богатства исчислялись десятками тысяч крепостных, огромными земельными владениями и даже несколькими заводами. Насколько я мог знать, наши чувства были взаимны, граф просто души не чаял в своем воспитаннике, то есть во мне.
А вот губернатор Курска напротив мне почему-то категорически не нравился. На протяжении минут десяти я силился понять, чем же он меня так раздражает и, кажется, разобрался. Этот невысокий, полноватый господин с бегающими глазками неустанно следил за каждым моим движением, непрерывно находя все новые и новые поводы для лести. Наверно грохнись я со стула, он и то что-нибудь сказал бы про мою удачливость так легко пережить столь ужасное падение. Строганов, слушая его, морщился, но молчал. Не похоже на него. Видимо ждал, когда я сам заткну губернатора. Действительно, я чувствовал, что остатки личности Николая буквально затыкают уши и морщатся, как от зубной боли, слыша грубую лесть губернатора, мне даже стало немного не по себе. Внезапно, меня осенило, что губернатор на самом деле отчаянно чего-то боится. Боится и одновременно испытывает неприязнь к приехавшему цесаревичу. Интересно.
