Джигит, гордо выпятив грудь, с довольной физиономией поведал:
– Цыгане в прицепной вагон шумят… Рэзать будем.
– Вояки! – презрительно фыркнула им в след Ленка. – Смотрите, чтоб самих на шашлык не пустили.
Не успели они уйти, как пришлепал проводник. Похмельным взором окинув купе, он вальяжно заявил:
– Я вас записал.
– Куда? – хором спросили мы, начиная потихоньку звереть от этого проходного двора.
– Не вздумайте стекла бить, – сделав отметку у себя в планшете, он хмыкнул, созерцая офигевающих нас, и пояснил: – Кондиционер не работает. Вагон импортный – окна открываются только в проходе. В вашем купе все стекла целые… Уже нашлись умники – разбили и говорят, что так и было.
Мы переглянулись. Солнце припекало нещадно, и перспектива париться в душегубке нас не прельщала абсолютно.
– Придется всю дорогу ехать с открытой дверью, – с грустью констатировала Ленка. – И наблюдать бесконечный парад придурков.
Сержант вернулся через полчаса. Засунув взлохмаченную голову в купе, он озабоченно пробормотал:
– Я у вас штык-нож не оставлял?.. Нет?.. Куда же он подевался?
Следом ввалился джигит, удручено поведав:
– Цыгане нож и штык у менты сперли. Начальник сказал, что если он их не найдет…
Передав дословно речь неведомого нам начальника, он исчез, оставив после себя стойкий аромат овечьего стада.
В Брянске в вагон ввалились три бородатых здоровяка с мопедами. Сверкающая лаком мототехника в их огромных лапищах казалась игрушечной.
– Через автомобильную таможню самоходом пойдут, – объяснил всезнающий проводник, пряча в бездонный карман право на провоз негабаритного груза. – На мопеды номера не нужны. В Дебрецене продадут их мадьярам, напишут заявление в полицию об угоне, чтобы на обратном переходе проблем с декларацией не было, и дело в шляпе.
Картина "Три богатыря верхом на мопедах пересекают государственную границу СССР" вызвала у нас приступ гомерического хохота. Советский человек неистощим на выдумки. И законы для него не преграда.
К вечеру жара стала нестерпимой.
Один из богатырей деликатно постучал в приоткрытую створку.
– Девчонки, водочки отведать не желаете? Киевская, с перчиком.
Ленка выразительно покрутила пальцем у виска.
– Зря, – без тени сожаления констатировал здоровяк. – Водка – это лучшее в мире средство от жары. Сто грамм и ты в раю.
Проводив взглядом удаляющегося богатыря, Ленка задумчиво произнесла:
– Возможно, он и прав. У меня от этого пекла уже мозги плавятся.
– Подумай об утре, – напомнила я ей о возможных последствиях.
– Об утре остается только мечтать, – вздохнула подруга. – Давай спать укладываться, может быть удастся вздремнуть.
Сон и не думал приходить, до смерти напуганный непрекращающимся адом. Веселья добавляли странные звуки, доносящиеся сквозь тонкую перегородку из соседнего купе.
– Это террористы, – высказала предположение Ленка. – Вагон на части разбирают.
Срочно вызванный проводник снисходительно пояснил:
– Товар прячут от таможни. Если снять обшивку, в вагоне слона спрятать можно. Кстати… – порывшись по карманам, он извлек связку железнодорожных ключей. – Купите, недорого продам.
– Нам без надобности, у нас все в пределах квоты, – неуверенно заявила Ленка.
– Ну-ну… – насмешливо хмыкнул проводник и, скрывшись из глаз, постучал в соседнее купе.
Приглушенное бормотание, хлопок ладони о ладонь, шелест ассигнаций и негромкое звяканье ключей. Сделка состоялась. Теперь вагон активно разбирался с двух сторон. Будем надеяться, что не развалится на ходу.
Заснули мы лишь под утро, убаюканные крохотной предрассветной прохладой.
Эту часть Берлина я знала плохо. Можно сказать, совсем не знала. Измученный бессонницей постовой простуженным голосом подсказал, где находится ближайший телефон. Хозяин маленькой булочной, равнодушно отмахнувшись от робко предложенной мелочи, молча водрузил на прилавок допотопный аппарат.
– Это я, – без предисловий произнесла я в трубку, услышав до боли знакомый, родной голос.
Сердце забилось в беспричинной тревоге. Так всегда бывает, попыталась успокоить я себя. Когда до цели остается последний шаг, боязнь провала накатывает с утроенной силой.
– Я слушаю, – бесстрастно произнес мягкий баритон.
"Это я, милый!" – захотелось разрыдаться вдруг в трубку. – "Забери меня скорее отсюда!".
С трудом подавив рвущийся наружу всхлип, я как можно спокойнее сказала:
– Я достала настоящий бразильский кофе. Как его вам передать?
Операция, длившаяся почти полгода, закончена. Секретные документы Генштаба вермахта у меня на руках. Отдать их связному и моя миссия завершена. О том, что в роли связного будет мой любимый, я узнала только сегодня утром.
– Где вы сейчас находитесь? – голос прозвучал с едва уловимым напряжением.
– На углу Фридрихштрассе и… – я беспомощно взглянула на булочника.
– Фридрихштрассе и Унтер ден Линден, – быстро подсказал мне хозяин.
– Унтер ден Линден, – послушно повторила я в трубку.
– Ждите там и никуда не уходите! – властно приказал родной голос. – Я отправлю за вами автомобиль, он заберет вас через четверть часа.
Связь прервалась. Вот и все, теперь остается только ждать. Вытерев ладошкой вспотевший лоб, я устало опустилась на одинокий стул. Поспеши, милый, нет сил больше терпеть! Если бы ты знал, как я по тебе соскучилась! Глаза закрылись сами собой – так легче воскресить в памяти любимый облик, такой далекий и одновременно близкий.
– Приготовьте паспорта для пограничного контроля! – кто-то бесцеремонно потряс меня за плечо.
Я с трудом открыла слипающиеся веки. Хозяин булочной испугано жался в углу, пытаясь слиться с серой, выложенной из ноздреватого песчаника стеной. Трое эсэсовцев с равнодушно-брезгливыми лицами выжидающе смотрели на меня.
– Какие паспорта? – ошеломленно пробормотала я. – Какой пограничный контроль?
– Совсем от жары с ума посходили! – высоким бабьим голосом заверещал худой, болезненного вида эсесовец. – Весь вагон перепился, никто ничего не соображает.
Резко вскочив со стула – бежать, немедленно бежать! – я больно ударилась о низкий потолок булочной. Патруль поплыл в глазах, размазываясь очертаниями и сливаясь в единое целое. Вместо черных мундиров тайной полиции передо мной синело смутное пятно.
– Вы из абвера? – глуповато осведомилась я, отчаянно сдерживая зевок.
– Штирлица насмотрелась, – понимающе кивнула крашеная в ярко-рыжий цвет безобразно толстая проводница, подслеповато щуря воспаленные глаза. – Давай, девонька, просыпайся. К границе подъезжаем.
