— Спасибо, Виктор Михайлович. А что касается подготовки, то думаю некое подобие боевой обстановки парням все же не помешает. Есть одна задумка.
* * *
— Бабах!!!
Сашка от неожиданности даже присел. Нет, до этого момента тоже было вполне себе не тихо, чай орудие вело огонь, рявкая и посылая по цели один за другим снаряды. Но это… это было как-то по другому. Страшно. Так страшно, что он просто опешил, а когда его и его товарищей обдало чем-то липким и противным так ощущения вообще зашкалили. Ничего не понимая, он растерянно огляделся, вот когда его проняло до самых тайников души. Повсюду кровь. На палубе, на орудии, на ребятах и на самом Сашке, а еще склизкая источающая непередаваемый смрад требуха, много требухи. Это что же, кого-то разорвало что ли? Ой божечки. Ой мамочка. Да как же так-то.
Как его начало выворачивать наизнанку он и сам не заметил, в этот момент он не думал о том, что подумают о нем товарищи, он вообще ни о чем не думал. Ему просто было плохо. Очень плохо. Во-о-от как плохо. Господи, да откуда столько-то. Да что же это, ить эдак все нутро вывернется, да нет же уже ничегошеньки, ан нет, выворачивает и выворачивает, так что и моченьки стоять на ногах никакой. А рядом опять.
— Бабах!
— Быхш-ш-ш!
Теперь обдает забортной водой, так как взорвалось под самым бортом. Знатно так рвануло, всю прислугу носового орудия облило студеной водицей соленого Охотского моря, но от этого как-то даже и полегче стало, хоть немного сбило запах крови и внутренностей, а заодно и немного привело в чувство. Что это там унтер орет.
— К орудию! Мать вашу перемать! Заряжай! Дистанция пятнадцать кабельтовых! Вахрушев, кому сказано, к орудию!
Сашка все еще стоящий на четырех конечностях, воюющий со своим желудком почувствовал как ботинок унтера весьма увесисто приложился к его заду, заставив растянуться на палубе обильно покрытой сгустками крови и блевотиной, мало этой радости, так еще и лицом въехал в требуху. Его вновь обдало противным запахом внутренностей и новый позыв рвоты рванулся к горлу, вот только исторгнуть из себя он уже ничего не мог, только свое нутро. Но долго пребывать в растерянности и жалости к самому себе ему не дали. Новый пинок и маты унтера, все же приводят его в себя.
Орудие. Ну да, орудие. Он ведь наводчик, кто будет стрелять, если он станет валяться. Нет, парни оно конечно вполне себе могут его заменить, вот только не управятся лучше него, потому он и наводчик, что лучше всех управляется. Надо вставать. И быстро, не то дядька Федор еще и не так всыплет.
Господи, а он-то думал, что на войне весело, море, приключения, потопленные вражеские корабли, он весь такой героический, куда там его тезке, что обретался на бастионах при осаде Севастополя, проявляя геройство там, где взрослые мужики пасовали. Нет, тому Сашке до него Вахрушева, ой как далеко, потому как он о-го-го… Опять же тому пацану всего двенадцать было, а ему уже девятнадцатый…. А вот что-то не получается. В книжках ничегошеньки не пишут о том, что когда снаряд рвется рядышком, то бывает и вот так вот… Ничегошеньки не пишется ни про запах сгоревшего пороха, что шибает в нос, так что голова кругом, ни про запах крови, который перешибает порох и заставляет выворачивать нутро.
— Вахрушев, итить твою!
— Я…,- пытается промямлить непослушными губами Сашка. Хрясь, клац. Ой, а зубы-то на месте.
— К орудию! Якорь тебе в седалище!
Ой не к добру унтер разошелся. Нет, злить его дальше лучше не надо. Прибьет. Как есть прибьет. Сашка с трудом поднимается и на ватных ногах и приникает к прицелу. Мало, что ноги не держат, так еще и палуба никак не хочет быть твердой опорой. Оно конечно, он уже привык передвигаться и вполне уверенно себя чувствовать на ней в любую качку, а бывало и в штормы попадали, но что-то сегодня никак не получалось прийти в себя. Корабль приблизился рывком, словно подпрыгнул почитай вплотную. Ну как вплотную, относительно так, но видно куда лучше.
— Дистанция шестнадцать кабельтовых!
Сашка послушно вращает маховик, придавая нужный угол возвышения. В голове сейчас вообще никаких мыслей, вернее мысль-то есть, вот только странная какая-то, опасть, только попасть, все мысли вокруг этого, так как отвлекаться ну никак не хочется, потому как тогда перед глазами сразу предстают разбросанные по палубе внутренности. Шкала послушно ползет вниз, он сажает птичку прицела на средину борта. А кого это разорвало-то? Вахрушев хотел было оторваться от прицела и осмотреться, но тут же переборол это желание, а вернее открестился от него, так как стало очень страшно. Потом, все потом, сейчас нужно всадить снаряд в борт, этого чертова корабля. Орудие резко вздрогнуло, панорама подпрыгнула и тут же вернулась в прежнее положение, а потому Сашка прекрасно рассмотрел, как снаряд ударил точно в борт, не туда куда целился парень, но все же. Сквозь вату, залепившую уши он все же расслышал как сочно клацнул затвор, принимая следующий снаряд, сейчас некогда отвлекаться, прицел точен, нужно стрелять и стрелять настолько быстро как только возможно. Орудие успевает рявкнуть еще пять раз, по старым установкам, добившись еще одного попадания, затем становится видно, что данные безнадежно устарели, так как снаряды летят уже с перелетом, но на дальномере не дремлют.
— Пятнадцать кабельтовых! — звучит зычный голос унтера. Ага, стало быть опять сближаемся…
— Антон Сергеевич, не слишком ли? — Кузнецов осуждающе смотрит на Песчанина, — Мальцы ведь совсем, а мы их…
— Здесь нет мальцов, Виктор Михайлович. Нет и не может быть. Здесь русские моряки, а еще те, кому предстоит сойтись с противником лицом к лицу. Мне бы очень не хотелось, чтобы кто-нибудь из них дал слабину в самый ответственный момент, а для этого нужна банальная тренировка. Если найдутся такие, что не смогут переступить через себя, то спишем без сожаления. Нет, послужить они еще послужат, будут передавать свои знания в Артуре, но на палубе им делать нечего.
— Банг! — снова рявкает орудие посылая снаряд в уже полыхающую шхуну.
— Бабах! — вторит ей на палубе неподалеку от носового орудия.
Только что бросивший взрывпакет унтер тут же вооружается ведром, которое принес с собой и выплескивает его содержимое на орудийную обслугу. Антона самого передергивает от этого, но повторный кровавый душ с требухой парни переносят, хотя и не с восторгом, но уже более хладнокровно. Вслед за этим раздаются еще три взрыва один за одним на корме и в районе надстроек. Господи в какую же помойку превратился 'Росич'. Ничего, отдраят.
— Быхш-ш-ш, — взметается фонтан воды, обдавая моряков студеной морской водой. Ага, сработал еще один заряд в воде. Ох и пришлось же помучаться унтерам, устанавливая эти заряды, да еще стараясь сделать так, чтобы никто из ребят ничего не заметил.
