— Быхш-ш-ш, — взметается фонтан воды, обдавая моряков студеной морской водой. Ага, сработал еще один заряд в воде. Ох и пришлось же помучаться унтерам, устанавливая эти заряды, да еще стараясь сделать так, чтобы никто из ребят ничего не заметил.
Это была уже восьмая шхуна японских браконьеров, реквизированная рыскающей в этих водах своеобразной флотилией, в состав которой входят миноносец, матка 'Чукотка' и два парохода 'Чайка' и 'Баклан'. Команды японцев сейчас находятся на пароходах, под охраной ополченцев.
Несмотря на то, что в прошлом году команда 'Росича' неслабо потренировалась в стрельбе по конфискованным рыбацким шхунам, Песчанин решил, что новая практика будет совсем не лишней. Опять же, нашлись снаряды с болванками, эта шхуна была только второй на которую расходовались вполне себе боевые фугасы. Расточительно? Возможно. Но необходимо. Все происходило просто. Миноносец догонял рыболовецкое судно, заставляя его остановиться, затем подходил один из пароходов, снимал экипаж, на шхуне устанавливались паруса и она отправлялась в свободное плавание, выписывая самые несуразные маневры, а экипаж миноносца расстреливал его.
Правда судов было задержано двенадцать, но на четыре из них у Антона не поднялась рука, больно уж в хорошем состоянии они были. В конце концов для тренировок судов вполне хватало, а эти Бог даст, еще послужат новым хозяевам.
Нет, ну надо же, до чего додумались. У-у изверги. Сашка никак не мог поверить в то, что все его товарищи живы и здоровы. Понятно, что все с позеленевшими лицами и в полном расстройстве чувств, но целы и невредимы. Вот кто это придумал, выплескивать на них кровь и требуху забитых поросят, да как им вообще их отдали хозяева хрюшек, ить из этого можно еще всяких вкусностей понаделать. Не иначе как Антон Сергеевич прикупил, он человек щедрый. Но тут помимо воли на губах появилась улыбка. Нет, ну как их а? Вот ни в жисть больше на такое не поведусь.
В очередной раз улыбнувшись, Сашка опустил Машку в море, затем выдернул изрядно потяжелевшую и ухнул ею о палубу, смывая уже изрядно пованивающую кровь, все внутренности уже были выброшены в море, теперь нужно было отдраивать корабль. Вот закончат, всех на 'Чукотку' отправят в баню и на постирушки. Когда его друг Васька вышел на палубу и увидел в каком состоянии находится палубная команда, взглянул на разбросанные кишки, то поначалу побледнел, но когда до него дошло, что именно здесь произошло, смеялся от души и долго не мог успокоиться. А потом появилась машинная команда. Похоже парням тоже не слабо досталось, вот только там прибираться куда труднее, чем на палубе.
— Чего это тут у вас было-то?
— Не видишь, тренировка.
— Ничего себе. Я как вышел, думал, что тут вас всех как на бойне разделали.
— Ага, тебе хорошо, ты эвон в акустиках, у вас там никто не стал гадить, а нас тут…
С Васькой они были дружны не меньше семи лет. Да, примерно тогда-то они и сошлись в столице, по одиннадцать годков им было, когда они оказались в приюте. Жизнь там выдалась не из легких. Старшаки сразу же начали разъяснять новичкам, кто есть кто и где их место. Били их часто и крепко, потому как мальцы ни в какую не хотели ни под кем ходить, а заводилам это было явно не по душе. Но как бы трудно ни было, через пару лет, они отвадили от себя старшаков, держась на особицу и стараясь никуда не влезать. Можно было и рвануть куда глаза глядят, да была у них страсть, у каждого своя, но привязала она парнишек к приюту крепче самых крепких пут. Васька прямо таки прикипел к учителю музыки, который учил его играть на пианине, Федор Аполинарьевич нарадоваться не мог на своего ученика, говоря что у него абсолютенный музыкальный слух. Васька даже впервые увидев эту пианину сумел наиграть то, что сыграл учитель, просто угадывая на какие клавиши нужно жать. Сумел не сразу, он ведь не знал какая клавиша какой дает звук, но среди того, что выдавал инструмент в неумелых руках мальчишки, все же угадывалась именно та мелодия, которую наиграл учитель.
С Сашкой история была схожей. У него проявилась страсть к рисованию. Вернее она у него была всегда. Он рисовал всем, что могло оставить рисунок и везде где только возможно. В основном в дело шли угольки, либо от обгоревших дощечек, либо, если уж совсем везло, настоящим углем. Правда, когда он сообразил, что уголь вполне себе легко можно найти на железной дороге, стало куда легче. Однажды он умудрился нарисовать куском угля батюшку Антония, что вел у них богословие. На беду Сашки или на счастье, сам батюшка его за этим и застал, но батюшка был не злобливый и хотя заставил все стереть, привел мальчонку к одному своему знакомому, который оказался художником. Рисовал он много и разное, но не редко брался и за росписи церквей, и за рисование икон.
Игорь Иванович, мужчина в годах, с всклокоченной шевелюрой и такой же бородой, в просторной рубахе изгвазданной в красках, оказался человеком нелюдимым и сначала показался Сашке очень злым. Окинув мальца недовольным взглядом и столь же ласково взглянув на батюшку, он нехотя положил перед Вахрушевым листок бумаги и вручил карандаш, предложив нарисовать все что душе угодно, пока они с батюшкой Антонием не выпьют по чашечке чая. А через полчаса, художник уже мертвой хваткой вцепился в тринадцатилетнего мальчишку, никак не желая верить в то, что его никто и никогда не учил рисованию. Да, были ошибки, да были огрехи, да работу назвать достойной было нельзя, но на представленном наброске, в сидящих за столиком и попивающих чай мужчинах легко угадывались священник и художник.
А потом приют посетил один дядька, который из всех отчего-то выбрал именно их двоих и друзья поехали в далекие дали. МОРЕМ! На настоящем корабле, да еще и под парусами! КРАСОТА!
Правда места где им довелось оказаться оказались весьма суровыми, короткое холодное лето, затяжная и студеная зима. Но не сказать, что это сильно огорчило друзей. Здесь они не были сиротами, здесь они были юнгами и помимо того, что их учили, привлекали на различные работы, обучали различным специальностям, из них готовили настоящих моряков. При приюте была самая настоящая большая парусная шхуна, на которой они ходили в море под присмотром директора приюта, морского офицера в отставке и унтеров, всех в прошлом моряков. Года два назад всех их разделили на отдельные группы и стали готовить из них специалистов. Ваську записали в класс акустиков, Сашку в артиллерийский класс. Они продолжали общаться и видеться каждую свободную минуту, но вот обучались уже по отдельности.
— А зачем вас так-то, — не унимался Васька.
— Вот учат тебя, учат, а ты как был балбес, так и есть. Ану как в бою кого ранят, а его кровью остальных забрызгает и чего, все блевать кинутся, а стрелять кто будет. Вот и тренируют, чтобы привыкали значит.
