С оперативной точки зрения концепция Макси сводится к прямому наступлению против подготовленной обороны противника. За всю Вторую Мировую войну такие действия приводили к успеху, пожалуй, только в 1945 году (и то лишь когда наступали советские войска).
Автор видит ключи к победе в господстве “Люфтваффе” в воздухе, превосходстве немецкого пехотинца над английским и взаимодействии морского десанта с воздушным, выброшенным в тактической зоне обороны противника с целью захвата ключевых пунктов.
Хотелось бы заметить, однако, что опыт войны показал огромную устойчивость позиционной обороны. Немцы в 1940 году и мечтать не могли о таком преобладании в воздухе, которого четырьмя годами позже добьются союзники в Нормандии и которого, тем не менее, не хватило для прорыва фронта. Что же касается пресловутого “военного мастерства” вермахта, то как раз в позиционной “мясорубке”, затеянной К.Макси, оно имеет наименьшие шансы проявиться. Английские войска всю войну отличались слабым управлением и отсутствием всякой тактической[15] гибкости, но они продемонстрировали заслуживающую уважения стойкость в жесткой обороне.
Использование аэромобильных войск в тактической зоне обороны противника нельзя признать здравой идеей. Прежде всего, классическая школа военного искусства, восходящая к старшему Мольтке и Шлиффену, требовала выстраивать оперативный маневр против глубокого тыла противника, а не его ближайшего фланга. Во-вторых, концентрация усилий в районе побережья нарушает логику десантной операции.
Как правило, сама высадка войск всегда проходит успешно — обороняющаяся сторона не может плотно прикрыть все угрожаемое побережье. Кризис наступает на второй (реже на третий) день операции, когда преимущество в силах в районе высадки переходит к обороняющемуся[16]. Использование парашютных войск для непосредственной поддержки морскою десанта в значительной мере беспредметно: их следует выбрасывать в оперативной глубине и ориентировать против коммуникаций противника, его линий связи, штабов, тыловых учреждений.
Использовав воздушные дивизии в первый же день операции и притом в непосредственной близости к побережью, немцы, прежде всего, рисковали бесцельно потерять их. Кроме того, связав свои подвижные войска решением ближайшей тактической задачи, они добровольно лишили себя возможности глубокого оперативного маневра.
Максимально сузив себе “пространство решений”, К.Макси вынужден “играть в поддавки” на побережье юго-восточной Англии. Ведь узкий двадцатимильный плацдарм при всех обстоятельствах легко блокируется. Конечно, это не означает, что войска обязательно будут сброшены в море. Пользуясь преимуществом в воздухе, наступающий сможет захватить какие-то узловые точки позиции, консолидировать плацдарм, наладить коммуникации и,[17] может быть, накопив силы, “прогрызть” оборону и вырваться на оперативный простор. Но такой прорыв вряд ли произойдет раньше шестидесятого дня операции.
Иными словами, речь идет о типичном сражении на истощение, которое было для вермахта категорически неприемлемо[18]. К.Макси понимает это, но преодолеть “тенденцию к позиционности”, изначально заложенную в его плане, корректными приемами он не может. Вот и приходится ему заставлять английских командиров действовать заведомо неграмотно.
К.Макси весьма многословен и обстоятелен при описании тактических столкновений, что не принято у “альтернативщиков”. Бой,— пожалуй, наименее интересная часть моделирования истории: ход и исход его почти всегда определяются уравнениями Остроградского-Ланчестера, отклонения от “среднестатистической нормы” несущественны либо легко предсказуемы[19].
Справедливости ради следует сказать, что рисунок боев К.Макси передает хорошо, хотя и перегружает фамилиями и названиями местечек, которые можно отыскать далеко не на каждой карте Англии.
Значительно слабее он в изложении субъективной, личностной составляющей сражения. Создается впечатление, что, переработав тонны мемуарной литературы, К.Макси не сумел получить целостного представления ни о Великобритании У.Черчилля, ни о Третьем Рейхе.
Поэтому вместо развернутых психологических характеристик используется набор стереотипов: “параноик” Гитлер, “сибарит и эгоцентрик” Геринг, “ура-патриот” Черчилль, “нерешительный рыцарственный” Редер и т.д. И, в общем, ни один из них “не[20] удостаивает быть умным”. (Исключение составляет А.Кессельринг, которому автор явно симпатизирует[21].)
Дело даже не в том, что эти клише неверны: в определенном смысле Гитлер действительно страдал паранойей, а патриотизм Черчилля и на самом деле носил несколько истеричный характер. Только проявлялось это совсем иначе, нежели рисует К.Макси.
Вздорность характера, интеллектуальный снобизм и сомнительные убеждения типа того, что “ведение войны резко улучшится, если повесить пару десятков генералов и, может быть, еще двух-трех начальников штабов”, прекрасно уживались в Черчилле с сильным, тренированным и гибким умом. Если позерство и склонность к дешевой патетике действительно составляли часть личности Черчилля, то твердолобый патриотизм и непреклонность были только политической маской.
Если бы Вторжение состоялось, жесткость Черчилля проявилась бы не в контрударах, а в беспощадном увольнении в отставку неспособных генералов и адмиралов. Думаю, на второй день операции Флотом Метрополии командовал бы уже Каннингхем — несмотря на острый конфликт между ним и премьер-министром... Скорее всего, Черчилль действительно вмешался бы в оперативные решения, но его идеей была бы не позиционная борьба за плацдарм, а организация ловушки в глубине обороны.
Что касается великого фюрера германской нации, то все истерики Гитлера имели четкую цель и были заранее просчитаны. По мнению К.Макси, Гитлеру не хватало стойкости характера. Это не так: в личности фюрера присутствует странное сочетание слабости и внутренней силы. Летом 1940 года, после французской кампании, сила преобладала. А вот гибкость, которая составляла основу характера Рузвельта и была важным штрихом в политическом портрете Черчилля, была фюреру совершенно несвойственна.
Главным недостатком Гитлера как военного руководителя был страх начать новое и незнакомое дело. Именно поэтому, понимая необходимость операции “Морской лев”, он в Текущей Реальности не настоял на ее осуществлении. Отсюда вытекает очевидное[22] требование к “альтернативе”: появление человека, имеющего влияние на Гитлера и настроенного в пользу Вторжения.
