Но несколькими месяцами спустя уже во всю правившему Изенкранцу пришла в голову мысль, что, пожалуй, с королевским отречением он поторопился. Придуманные им (с подсказки всё того же Караахмеда) реформы шли полным ходом, народ бурлил и стало ясно, что в случае бунта этот самый народ захочет крови. И чья это будет кровь? Правильно! Если король отрёкся, значит, вина падёт на управляющего министра-советника. А кто управляющий министр? То-то. Такой вариант Изенкранца не устраивал, и ему в голову пришла совершенно гениальная идея. Следовало вернуть королю трон (правда, он не должен был об этом знать) и творить реформы от его имени. Сделать это было проще простого, стоило лишь написать манифест о возвращении и дать королю в нём расписаться. Изенкранц решил так и поступить. В ночь он надиктовал своему слуге Ивашке несколько добивающих экономику страны указов и среди них подсунул "Манифест о возвращении государя". Так что спал Изенкранц ночью мало, а на утро уже стоял перед спальней Его Величества и уничижительно просил аудиенции.
— Заходи, заходи, что у дверей топчешься? — милостиво разрешил король, приподнимаясь в кровати и лениво потягиваясь. — С чем припёрся-то?
— Ваше Величество! — Изенкранц низко поклонился, ибо, даже уже обладая законной неограниченной властью, советник понимал, что король, хоть и отрёкшийся от трона, обладает слишком огромным влиянием, чтобы презирать его в открытую. — От Вашего имени я надиктовал несколько документов, — неизвестно откуда в руке советника появился туго свёрнутый свиток.
— Как, что, зачем? — король оторвался от созерцания собственных ногтей и повернулся к стоявшему подле постели Изенкранцу. — Ты же сам сказал: отныне правительство берёт все заботы о государстве в свои руки.
— Ваше Величество, всё это бесспорно, мы и так по мере сил способствуем процветанию нашего отечества, но эти документы слишком важны. Мы не посмели… Ваше Величество, одну только закорючку, и я оставлю Вас в покое!
— Хорошо, хорошо, — беззлобно проворчал Прибамбас, принимая из рук советника свиток. "Только бы он не начал читать, только бы он не начал читать!" — словно молитву, повторял про себя Изенкранц всё то время, пока король разворачивал бумаги и, скрипя пером, подписывал придуманные Изенкранцем указы. На последнем свитке перо скрипнуло и сломалось.
— Ах, ты… Вот незадача! — король покачал головой. — Ты пока за пёрышком сбегай, а я документики почитаю.
От этих слов внутри Изенкранца словно промчался ледяной вихрь.
— Ваше Величество, не извольте беспокоиться! — советник мёртвой хваткой вцепился в разложенные перед королём бумаги. — Это не слишком важная бумага, на ней будет достаточно и вот этой кривой, то есть плавной линии. — Он ткнул пальцем в свиток, показывая черту, оставленную на листе сломавшимся пёрышком.
— Не слишком важная бумага? — выкрикнул король, багровея от ярости. Изенкранц понял, что он ляпнул лишнее.
— Нет, Ваше Величество, я не так выразился! Конечно же, это очень важный документ, государственной важности документ, документ важной важности, но предыдущие в сравнении с ним являются важнейшими!
— А-а-а, — глубокомысленно изрёк Его Величество, постепенно успокаиваясь и отпуская из рук тут же исчезнувшие со стола бумаги. — Что ж, теперь я надеюсь, никто не станет мне мешать заниматься более важными занятиями?! — король покосился на стоявшую на окне выпивку.
— Ни в коем разе, Ваше Величество! — Изенкранц, низко поклонившись, поспешил покинуть тронный зал. На губах прощелыги играла едва заметная улыбка. Ещё вчера он мог занять пост Императора всея Росслании и Рутении, но природная осторожность подсказывала советнику, что спешить нельзя. Ещё неизвестно, как выгорит дело и выгорит ли оно вообще. Ведь кто знает, а не сметёт ли волна народного возмущения дворец и не станет ли тогда подписавший столь "тяжёлые" и "кровавые" документы первым клиентом недавно воздвигнутой виселицы?!
Итак, обеспечив себе на сей случай твёрдое алиби, Изенкранц мог спокойно раздать документы писцам для переписки, чтобы потом разослать их с гонцами по городам и весям. А на следующий день ко дворцу с немногочисленной свитой прибыл граф Дракула…
— Союзники мы верные ваши. Нынче, когда и врагу ведомо, сколь силы мои подорваны, тяжело нам приходится. Помощи государя росского просим, ибо знаем мы, сколь обильно и могуче государство Рутенское, — граф, смиренно склонив голову и нервно теребя шлем, стоял подле государева трона.
— Так чем же можем помочь мы другу нашему разлюбезному? Рутения, чай, сама в разрухе великой стонет.
— А мы многого и не просим. Дозволь торговлю вести вольную, да…
— И чем же торговать будем? — перебил Дракулу всё более раздражавшийся государь.
— Оружием, коему равных нет да каменьями горными, взамен…
— Да у нас ныне и своего оружия завались, детей малых мечами одарить можем.
— Так оружие-то ваше "сырокованное", в горне не закалённое, на ветрах не стуженное, его лишь в лихую годину, коли лучшего не станется, из сусеков вынимать надо. Хорошего удара знатным клинком такой меч не выдержит!
— А нам и такой хорош, и нечего нам втюхивать свои мечи втридорога, знаем мы вас! — король смолк, увидев, как заскрежетал металл железных перчаток под крепко сжавшимися кулаками Дракулы.
— А каменья самоцветные? — едва умерив вскипевшую в груди злобу, вопросил побелевший лицом граф.
— Каменья? — кажется, на лице государя появилась хоть какая-то заинтересованность, но склонившийся к его уху Изенкранц склонил мысли короля в прежнее русло. — Хотя у нас и без того каменьев хватает. Из дальних краёв западных их так и везут, так и везут, а уж они — то, верно, много лучше вашенских будут!
— Каменья лучше? Да разве могут каменья самоцветные все как есть краше наших быть? Ходил я по рядам яхонтовым, изумрудным да бриллиантовым, у нас такие каменья и купцу проезжему не предложили бы, не то чтоб государству союзному!
— А ты не хули, не хули товары заграничные! В хуле да злобе зависть твоя купается. Нет моё твердое, и оно не изменится!
— Хорошо, государь, пусть по — твоему сбудется, но в этом отказать ты не посмеешь. За то, что границу твою бережём западную, не многое прошу: хлеба да крупицы в количестве малом выдели, — Дракула грозно насупился. — Не дашь ты, к народу твоему в ноги паду!
После этих слов королю стало неуютно в своём троне. Изенкранц молчал, не зная, что присоветовать, народ-то и впрямь мог прогневаться.
— Хорошо, будь по — твоему! — король изобразил на лице улыбку. — Волей государевой покупать твои мечи да копия не стану, неча казну разорять, а так торгуй, с кем сторгуешься, но каменьев что бы твоих и духу не было. У меня с партнёрами западными счета не оплачены. Да и хлеба не дам, купишь, коль заработаешь.
— Ну, спасибо, государь, порадовал! Видит бог, с чистой душой к тебе ехал! В одной упряжи мы, вместе, что те прутики. Только пока до тебя дойдёт-доедет, уже и поздно будет назад поворачивать! — с этими словами Дракула развернулся, гордо выпрямился и, стуча тяжёлыми коваными сапогами, покинул тронную залу.
— Это что он имел в виду? — поинтересовался король у своего "верного" советника.
— Заговаривается он, Ваше Величество, как мечом по шлему заехали, так разум и померкнул.
— А — а — а… — задумчиво протянул король, возвращаясь к так некстати прерванному пасьянсу.
— Седлай коней! — в сердцах пнув ногой дубовые ворота, Дракула не вошёл, а влетел в гостиничный двор. — Уезжаем!
— Куда ж, отец родной? А подводы, а припасы? — бородатый вой-старшой над дюжиной воинов растерянно огляделся по сторонам.
— Не будет ни подвод, ни припасов, ничего не будет.
— Как это не будет? А как же… — поняв, что расспросы бесполезны, старшой оборвал себя на полуслове. — Эй вы, олухи, что рты поразинули? Не слыхали что ль, что сказал князь-батюшка? Живо коней седлайте, а то ужо я вам! — второй раз повторять распоряжение ему не пришлось. Закованные в броню воины вывели из стойла ещё жующих свой овес животных и принялись быстро оседлывать. Вскорости маленький отряд, одетый в чёрные брони, был готов к выезду.
— По коням! — прозвучала зычная команда. Повинуясь голосу командира, всадники одновременно и легко (словно и не было на них тяжёлой брони) влетели в сёдла и, дав в шпоры, поскакали в сторону поспешно распахнувшихся перед ними ворот.
— Что ж теперь делать-то будем, князь-батюшка? — осмелился задать вопрос подъехавший к скакавшему впереди Дракуле старшой.
— Сражаться будем, до самой смерти сражаться. Не впервой нам с ворогом в одиночестве биться! — "Не впервой-то оно не впервой, а после битвы крайней нет прежней мощи в гнезде родовом. И стены порушены и народ поизведён. Это когда ж оно всё восстановится, когда ж дети подрастут и стены поднимутся? До того времени ещё дожить-продержаться надо!" — с тоской подумал граф, но вслух говорить этого не решился. — Бог даст, выстоим, и крепость отстроим, и детей вырастим.
