Все-таки Ингегерд, судя по бледности, испугалась. Наконец-то.
После пира, зайдя в опочивальню к конунгу, Хелье обнаружил там Ингегерд, сидящую на ложе отца и дрожащую, как расшатавшийся флюгер на осеннем ветру.
— Что случилось? — осведомился Хелье.
У Ингегерд застучали зубы.
— Он попытался ею овладеть, — сообщил Олоф, яростно ходя от стены к стене и взмахивая коротким свердом. — Убить его надо. Убить, как бешеную крысу. Убить. Ты уж останься, пока он не уйдет. Стыдно сказать, но вся моя дружина им просто очарована. Положиться не на кого. Он всех напоил, и они там до сих пор веселятся.
— Я видел, — сказал Хелье, не присутствовавший на пиру. — Проходил через пиршественный зал. Ладно, подождем.
Наутро бравые норвежцы с трудом поднялись, прикончили остатки пива, съели завтрак, потребовали еще завтрак, и стали собираться в поход, прихватывая в холщовые мешки все, что выглядело дорого — серебренную утварь, например. Перед самым отъездом Олаф потрепал Ингегерд по щеке, притянул к себе, и поцеловал при дружине и свите Олофа в почти детские губы, после чего он хлопнул хозяина замка по плечу одобрительно и затопал, гремя бредсвердом, к выходу. Дружинники и свита последовали за ним.
* * *
В Старой Роще всё как всегда, как двести лет назад. Вставали кто когда, но к полудню, облаченные в кольчуги, вояки махали свердами и копьями, упражнялись в стрельбе из лука, всаживали топоры в стволы деревьев за тридцать шагов. Время будто остановилось. Разница в том, что два века назад таких лагерей было по Скандинавии множество. В них прятались ниддинги, укрывались изгои, наслаждались жизнью искатели приключений, и все ждали — нового похода. И когда поход объявлялся, вся дикая вольница погружалась на драккары и направлялась куда-нибудь, не важно куда, лишь бы там наличествовало население, и лишь бы у этого населения можно было что-нибудь отобрать, а женщин помоложе взять в наложницы. Награбленное привозилось обратно в лагерь.
Сегодня Старая Роща оставалась единственным и последним серьезным лагерем викингов. Конунги и князья из вождей превратились в политиков, власть укрепилась и стала сносно платить наемникам, у которых появилась возможность получить прибыль, не становясь изгоем. Уже сегодня, несмотря на существование Старой Рощи, дикие и яростные викинги стали почти легендой. Старая Роща, она же Гаммеллюнд, держалась — ей помогала ее вековая репутация. Свердом каждый может размахивать, но тем, кто желает научиться размахивать им правильно, один путь — в Старую Рощу. Каждый может выстрелить из лука, но попасть в яблоко с пятидесяти шагов научить воина могут только в Старой Роще.
Женщин в лагере викингов, помимо наложниц, по-прежнему не жаловали, несмотря на киевско-хольмгардские веяния. Над этими веяниями в Старой Роще смеялись. Мол, новгородки да киевлянки принимают участие в совещаниях, на равных правах разгуливают по улицам, вступают с кем ни попадя в контакты, и даже дают советы вождям. Эдак они скоро править начнут, как небезызвестная египетская царица! Или как бабка нынешнего киевского конунга. Тем не менее, женщины в лагере имелись — жены старшего поколения, тех, кому за тридцать, вдовы павших, воспитывающие детей — будущих викингов. Подвизались и обычные проститутки, наведывающиеся из Сигтуны и остающиеся на месяц-два, и старухи-ворожихи, злые, ворчащие, но охотно помогающие готовить еду и накрывать на столы. Грозди деревянных хибарок, в которых жили викинги, окружены были кольцом повозок — Старая Роща напоминала походный стан, да и являлась, по большому счету, таковым.
Старый но крепкий Йири, учивший молодежь правильно махать свердом, первым заметил приближающихся всадников. Их было двое. Йири дал знак четверым молодым своим ученикам остановиться и отдохнуть, а сам пошел навстречу. Кони в лагере — редкость. Йири узнал коня Хелье и приветственно махнул рукой.
Подъехав, Хелье соскочил с коня и обнял Йири, после чего он галантно помог своему спутнику, оказавшемуся тощей девчушкой лет пятнадцати, спуститься с седла.
* * *
Костер начал гаснуть, и Хелье подбросил сучьев.
— Так, стало быть, ты все это собираешься улаживать, — сказал Йири задумчиво.
В лагере давно спали. Ингегерд тоже спала — в доме самого Йири, под присмотром его жены.
— Что смогу, то улажу.
— У тебя доброе сердце, — заметил Йири. — Впрочем, Олоф всегда хорошо к тебе относился. Ну вот и кончилось твое детство, Хелье, дружок. Девчонку я поберегу, не волнуйся.
— Этого мало, — возразил Хелье. — На всякий случай, если, скажем, у меня ничего не выйдет, ее нужно не просто поберечь — ее нужно многому научить.
— Чему же это?
— Ее нужно научить, как ломать руки и ребра пьяным норвежцам, ежели они вздумают приставать. Ее нужно научить стрелять, прятаться, плавать, чувствовать опасность, охотиться, удить рыбу, и прочее.
Йири хохотнул.
— Викинга из нее сделать!
— Да, — подтвердил Хелье серьезно. — Чем больше она викинг, тем спокойнее.
— Последние времена настали, — заметил Йири. — Девушка-викинг. Надо же.
ГЛАВА ВТОРАЯ. СОДРУЖЕСТВО НЕУСТРАШИМЫХ
Будь то не Киев, но какой-нибудь другой город, сошедшая с ладьи пара привлекла бы внимание. Муж и жена шли рядом, а не гуськом, и одеты были в высшей степени странно. Жена — высокая, симпатичная, улыбчивая рыжеватая женщина лет двадцати, с длинной шеей, красивой грудью, тонкой талией — уверенно ступала по плотно утрамбованному грунту ногами, обутыми в грубоватые но, по-видимому, очень удобные и мягкие, норвежские сапожки. Изящная вышивка и тяжелый шелк говорили о средиземноморском происхождении платья, а плетеная нарочито грубо шерсть шали о молчаливо вяжущих такие шали датских умелицах. Муж женщины был старше ее лет на пятнадцать — высокий, стройный блондин с орлиным носом, глубоко посаженными голубыми глазами, лицом узким и губами тонкими. Волосы длинные, борода щегольская, подвитая. Одет в такую же странную смесь южных и северных фасонов, как и его жена. С плеч его свисал длинный франкский плащ, схваченный у ключицы серебряной пряжкой. Из-под плаща торчал средних размеров сверд, в изящной работы ножнах. Мужчина улыбался светски и говорил жене своей серьезные вещи серьезным тоном на странном наречии, похожем на немецкое.
Как мы уже успели сказать, пара привлекла бы внимание горожан в любом городе кроме этого. После Хольмгарда, Киев в году Милости Господней Одна Тысяча Пятнадцатом состоял самым интернациональном городом севера цивилизации, и горожан здесь редко можно было чем-нибудь удивить.
— Дорогая, — степенно говорил муж, — вот мы наконец прибыли. Веселее этого города только Константинополь, в который мы заглянем пред самым нашим возвращением домой.
— Лица горожан не кажутся мне веселыми, — заметила жена.
— Это потому, что они скрывают свое веселье, — объяснил муж. — Веселиться открыто — дурной тон. Так поступают только в провинциях. Вспомни Венецию. Смеются открыто только торговки и ростовщики. Вельможи же ограничиваются как правило гортанным хо-хо и вежливым быстрым поклоном.
Не знающие этого человека люди, способные понимать наречие, на котором он вел беседу с женой, подумали бы, что он говорит глупости. Это на самом деле так и было. Будучи в некотором смысле эпикурейцем, человек этот любил и культивировал разного толка хвоеволия, а произнесенные вслух глупости хвоеволия доставляли ему чрезвычайно много, особенно когда их (глупости) воспринимали всерьез, как это делала его супруга. Впрочем, возможно, она просто ему подыгрывала.
— Мы здесь заночуем? — спросила жена. — В этом городе?
— Да, наверное, — откликнулся муж. — Если не будет никаких представлений, а тебе вдруг станет скучно, хочешь, я устрою на площади совершенно безобразную драку?
— Ах нет, не сегодня, дорогой, — ответила жена, поднимая рыжие брови и морща конопатый нос. — Хотелось бы мирно поужинать и улечься спать, зная, что ночью тебя не будет кидать из стороны в сторону, брызги не будут хлестать в лицо, не нужно будет держаться мертвой хваткой за что попало, чтобы не вылететь за борт. Это хорошо, что следующая часть путешествия будет проходить по суше. А то я по ночам кашляю все время от сырости.
— Да, конечно, — живо согласился муж. — А еще на суше водятся всякие забавные зверюшки.
— Какие же?
— Волки там всякие, и еще кони. Кстати, надо будет раздобыть коней. И, наверное, телегу тоже. Поскольку на коне ты долго не высидишь, да и я не очень расположен. Я всю молодость провел в седле. Хватит с меня. А вот и площадь. Посмотри — несколько зданий из камня. Заграждения. Там детинец, выше, и княжеский терем, каменный. Второй уровень — гридница, а еще выше — светелка, видишь? А вон и князь.
— Где? — заинтересовалась жена.
