Этот лагерь стал крупнейшим полигоном в Африке, на котором тренировали молодых воинов стрелять из винтовок и пулемётов, ходить в штыковую атаку, проводить диверсии. Всё это происходило жёстко, никто не собирался жалеть новые кадры, приучая их к строю и воинской дисциплине.
Каждый из молодых воинов учил новый язык каракешей, состоящий из слов на разных языках, не только на русском, но и суахили, хауса, амхарского и прочих народов. Были там слова и из арабского, английского, а также, французского и португальского.
Было в этом языке только одно общее, и это, как ни трудно догадаться, был русский мат. Великий и могучий, разговорный, дополнился только парами фраз, из разных языков, обозначающих белое пушистое северное животное, с буквой З, вместо С.
* * *
Я возлежал на маленьких подушках, в одном из низких глиняных зданий, построенном в мавританском стиле. У меня дико болела спина — потянул, когда мы вытаскивали одно из двух орудий. Эти бестолковые обезьяны, чуть не упустили в болото нашу стреляющую прелесть.
А я, как раз, находился поблизости. Сердце кровью обливалось, когда я видел, как носильщики, сначала, застряли в грязи, а потом, почти упустили в жидкий ил орудие, которое мы с таким трудом протащили через всю Африку. Пся крев!
Бить и орать было некогда. Вот и пришлось, отбросив королевские регалии, соскочить с осла, на котором я величаво передвигался, и броситься на помощь лодырям и вредителям королевской собственности.
Орудие мы, общими усилиями, спасли от утопления, а то чисти его потом. Все, кто упустил орудие, были мною жёстко наказаны, лишились доппайка и женщин на месяц, а я сейчас мучился со спиной, натирая её мазями, на основе пчелиного яда.
Даже пришлось отправить провинившихся за ульем пчёл, которых мне сажали на спину, чтобы привести в чувство их укусами. В чувство не привели, а разозлить разозлили, неумехи. Спасли моё доброе отношение только женщины, которых прислал мне Верный, бывший в Бартере мэром и наместником, в одном лице.
Женщины помогли мне отвлечься от горестных дум, болей в спине и спермотоксикоза, который начал, в последнее время, меня одолевать. Не так, чтобы сильно, но мужская природа требует своего, а у меня ещё и сына нет.
А эти две мелкие пакости, мои дочери, причём, одна из них уже довольно рослая, теперь учились выносить у меня мозг, и это в семь лет! Что же будет дальше. А я абсолютно не готов. Не хватало ещё на старости лет становиться подсандальником. Ладно, ещё подкаблучником, что вряд ли. Никто здесь не носит каблуков, а вот подсандальником, уже наверняка.
Старшая, Мирра, была прямая как палка, и такая же бесхитростная, а вот младшая дочка, Слава, была, чисто по-женски, хитра и делала всё исподволь, ненавязчиво. Тренировалась, так сказать, на отце. Бессовестная… Вот так и живу, хлеб из сорго жую.
Кстати, о хлебе насущном, если кто думает, что в Африке выращивали только бананы, бататы и прочий маниок, то он жестоко ошибается. Здесь были посевы африканского сорго, нескольких видов, и красного, и дурры, и суданской травы. Несколько видов, чисто африканского, риса, просо, выращиваемого при Нильской низменности, а также пшеницы, кукурузы, ячменя и другого.
И это, не считая привозных культур, вроде хлопка и какао. Так что, продовольствия хватало. Русские крестьяне питались даже хуже, и это при суровом, неблагоприятном климате, где требуется улучшенное питание, из-за повышенных расходов тепла.
Проблема была с производством мяса, но, благодаря уменьшению налогов и обузданию грабительских набегов арабов и нубийцев, местные скотоводческие племена, за два года, увеличили поголовье и теперь активно обменивали домашних животных, коров и коз, на продукты с полей.
Я не торопился с помощью дервишам, эти махдисты хотели сразу всё. И на кол сесть, и рыбку вкусную съесть. И ещё не прислали мне ни грамма золота, потчуя только обещаниями и собирая, при этом, огромную армию. По сведениям лазутчиков, они уже собрали не меньше пятидесяти тысяч воинов и, наверняка, думали, что справятся сами. Я не хотел их разочаровывать.
Когда ко мне прибыл давнишний переговорщик Хуссейн ибн Салех, я так ему и сказал.
— Наш договор в силе, уважаемый, так и передайте своим вождям. Иоанн Тёмный держит своё слово и дальше Фашоды не пойдёт, если вы не попросите. Но если я пойду, то готовьтесь расплачиваться со мной золотом и территориями.
Хуссейн ибн Салех всё понял и, более не задерживаясь, решил тихонько удалиться. Ну, на всё воля Аллаха! А, как известно, Аллах Велик! Но Аллах далеко, а я близко. И никакой Аллах их не спасёт от поражения.
Я же не собирался заниматься вероломством, пока меня к этому, конечно, не вынудят. Сейчас я копил силы, вникал в обстановку, докупал оружие, которое мне передавали через Абиссинию. Расплачивался слоновой костью, перьями страуса, зерном и другими африканскими товарами, которые затем перепродавались дальше.
Менелик II прислал ко мне Аксиса Мехриса, с договором о ненападении. Вот же умный человек, учёл опыт прошлых ошибок и решил подстраховаться. Да я и не против. Время Абиссинии ещё не пришло. Внебрачный сын негуса Иоханныса IV был в ссылке, лишённый власти и влияния, но попыток её взять силой, по крайней мере, в мыслях, не оставлял.
Мне же предложили династический брак, с некой Хайдди Селассие. Невесте было то ли тринадцать, то ли пятнадцать. Малолетка, в общем, но здесь и сейчас это был выгодный брак. Никому были не интересны её юные прелести, а вот приобретённые связи всех интересовали, и очень сильно.
Невесту я не видел, да и не до неё мне сейчас было, но устное согласие я всё же дал. Так, на всякий пожарный случай. Потом всегда можно будет отказаться. Передумал, мол. Мужик слово дал, мужик слово взял!
Как бы там ни было, а к концу 1897 года я уже обладал двадцати пятитысячным войском, расквартировав его в неделе пути друг от друга, чтобы не создавать антисанитарию и не провоцировать заразные болезни, которые я сам и активировал, но не здесь.
Все больные, покорные моей воле, по-прежнему уходили умирать на побережье. Жестоко, конечно. Всё для фронта, всё для победы. Буду добрым сейчас, придётся быть жестоким потом. Мне никто и ничего не простит, и я прощать никому и ничего не собираюсь.
Я мстю, и мстя моя страшна. Эту решимость подкрепил очередной случай покушения на меня.
* * *
— Федот, смотри вот он, вот!
— Где, где?
— Да вот же он идёт.
Мимо двух русских, заросших по уши густыми чёрными бородами и щеголявших длинными, нечесаными усами, стоящих в конце улицы, прошёл король Иоанн Тёмный, окруженный почётной охраной.
Окинув равнодушным взглядом этих двух замызганных и заросших европейцев, судя по одежде, выходцев из России, я прошёл мимо них, мельком подумав: «Наверное, наниматься пришли».
Но тут, какое-то внутреннее чувство опасности заставило меня обернуться и снова взглянуть на них, и как раз вовремя. Один из русских, вытащив из-за пазухи револьвер, торопливо оттягивал курок. Второй скинул с плеча короткоствольный карабин и, загнав патрон в патронник, собирался целиться в меня.
Наученный горьким опытом, я не сомневался, по чью душу они прибыли, и понял, что сейчас собирались сделать.
— Взять, — коротко рявкнул я и бросился за угол ближайшего здания. Грянул револьверный выстрел и пуля впилась в стену дувала. Вслед за ним протрещал ружейный. На этот раз, пуля попала в моего телохранителя.
Но моя охрана не растерялась, и стреляющий из револьвера был убит сразу, а у второго был отобран карабин, а сам он схвачен и избит. На допросе он во всём признался, лишь бы не потерять свою душу, о чём был уже весьма наслышан.
Пришлось его прилюдно утопить в Ниле, пустив на корм крокодилам, но осадочек у меня от этого случая остался. Я стал ещё более осторожен и подозрителен, но не собирался прятаться, а наоборот, решил выявить предателей и убийц, отрубив все головы этой гидре.
