Вот что, Ирина Вячеславовна, это направление — последнее. Если он не сдаст, вышибу вон из аспирантуры. Здесь не богадельня. Если мы будем тянуть за уши молокососов, не способных заниматься наукой, во что превратится…
— Но я и занимался наукой, — промямлил Кирилл.
— А я учи-ил, — ноющим голосом протянул Лисицын.
За его спиной кто-то кашлянул. Лисицын обернулся, и Кирилл увидел Настю. Она улыбнулась ему так сочувственно, что Кириллу сразу захотелось провалиться сквозь землю. После истории с предавшей его Ленкой Парамоновой Воробьеву казалось, что он никому не интересен и не может рассчитывать на внимание девушек. Любую их попытку заговорить с ним он воспринимал как проявление жалости и презрения к слабому человеку.
— Николай Константинович, а суббота у меня будет рабочий день?
— Пойдем, девочка. Все сейчас расскажу. Не обращай внимания на этого разгильдяя. Я покажу тебе твое рабочее место.
Девушка прошла мимо, и Кирилл почувствовал легкий запах духов. От нее пахло свежей зеленью! Девушка была сантиметров на десять ниже Кирилла, даже несмотря на каблуки. Пушистые каштановые волосы спускались ниже плеч, а талия такая тоненькая, что у Кирилла перехватило дыхание.
Эту первую встречу Кирилл вспоминал с содроганием. Знакомство не получилось. С тех пор Воробьев несколько раз бывал в деканате по делам. Он узнал, что девушку зовут Настей. Она училась на вечернем и работала у Лисицына секретаршей. Один раз Кирилл заходил уточнить расписание, второй — приносил на подпись бумаги. Но поговорить с Настей случая не представилось. С тех пор, как она появилась в приемной, там круглыми сутками толклись студенты, и не только физфаковцы. Когда она успевала работать?!
С тех пор он часто видел Настю во сне. Вот и сейчас, похоже, он снова спит.
Однако сновидение не желало дарить ему возможность расслабиться. Вместо романтического свидания он ощутил на своем плече твердую руку. Кто-то тряс его, но открыть глаза не было сил. Лишь несколько чувствительных пощечин привели его в чувство.
— Что, Воробьев, философией перезанимался? Пойдем, я тебя кофе напою. Идти-то можешь?
Кирилл кивнул и поднялся на ноги. Почему он всегда встречается с этой девушкой в каких-то дурацких обстоятельствах? Настя взяла его под руку и попыталась тащить. Кирилл уже вполне пришел в себя и в помощи не нуждался, однако отпускать эту нежную ручку, с такой готовностью пришедшую ему на помощь, тоже не хотел.
— Я вижу, ты в порядке. Ладно, пойдем, выпьем кофе.
Кирилл с сомнением посмотрел на девушку, но решил не отказываться. Они поднялись по лестнице, причем Настя все время смотрела, не собирается ли он снова упасть в обморок. К счастью, Лисицына на месте не было.
Настя усадила Кирилла на свое место, а сама включила чайник и достала банку с кофе. Она вовсе не собиралась кокетничать с Воробьевым — и вот, надо же!
— Чего с тобой такое случилось? — насыпая в чашки кофе, спросила она. — Заболел? Надо тебе к врачу сходить. Может, с сердцем что. Мужчины по врачам ходить не любят, но соображать-то надо.
Поддерживать разговор о своем здоровье Кирилл решительно не хотел. Раз уж случай привел его сюда так удачно, лучше употребить время на что-то более приятное.
— Я не болен, это просто прибор.
— Какой прибор? От каких приборов люди сознание теряют? — спросила Настя. — Тебе сколько сахара?
— Три ложки. Понимаешь, меня попросили испытать прибор. Он концентрирует энергию эмоций. Занятная штука. Я, правда, не знаю, где его разработали. Это что-то на стыке физики и психологии. Но интересно. Хотел узнать, как он работает, но Альфред Эдуардович не говорит.
— Альфред Эдуардович? Что-то я у нас в институте такого не знаю. Можно папу спросить. Про прибор, кстати, тоже. Он наверняка в курсе. Папа следит за всеми разработками в области физики, — Настя поставила перед Кириллом кружку и достала булки с маком. Она припасала их для себя, но если человеку плохо?
Кирилл взял булку и в задумчивости откусил половину.
— Проконсультироваться, конечно, хорошо. Тем более, что Альфред Эдуардович ничего насчет секретности не говорил. Сказал только, что вскрывать нельзя, а то рванет.
За первой булкой последовала вторая, а последнюю схватила Настя. В конце концов, другого обеда у нее не предвидится.
— Знаешь, Воробьев, я пока папе ничего не скажу, но если надумаешь, заходи. Может, правда, что-то интересное расскажет. Не верится, чтобы тебе от прибора плохо было.
Кирилл только пожал плечами.
— Послушай, а можно мне на твой прибор посмотреть?
Воробьеву вдруг стало неловко. Этот концентратор так похож на пудреницу! Настя еще решит, что он ее разыгрывает. Но девушка смотрела на него с ожиданием, и он полез в карман. Опасение быть обманутым, как и воспоминания о Ленке Парамоновой, отступили на задний план.
Про розовый цвет Настя ничего не сказала, а принялась разглядывать прорези и сверкающие в них огоньки.
«Пожалуй, прибор действует», — подумал Кирилл. — «Без него я вряд ли смог бы так запросто пить с ней кофе».
Попав в руки к Насте, коробочка загудела. Неизвестно, сколько бы они так просидели, но на лестнице послышались шаги.
— Лисицын идет! — сказала Настя и вскочила.
Кирилл одним глотком допил кофе и сунул концентратор в карман. Вошедший Лисицын мельком взглянул на него и сказал:
— Опять насчет экзамена? Не перенесу, и не надейся.
— Да я… — начал Кирилл, но декан уже скрылся в своем кабинете.
Стараясь не попасться на глаза никому из начальства, Кирилл сбежал по лестнице и покинул здание.
Кирилл думал, что в принципе Настя права. Раз ему уже делается плохо прямо перед институтом, на свежем воздухе, надо бы сходить к врачу. Времени жалко, но, с другой стороны, надо же знать, это из-за прибора или нет. Идти в районную поликлинику, а для этого записываться и ждать и вовсе невыносимо. Пожалуй, лучше обратиться к Екатерине Павловне, только надо попросить, чтобы она матери не говорила.
Приняв решение, Воробьев сразу после семинара у второкурсников отправился в больницу. Проникнуть в отделение было просто, все здесь знали его с детства. Вахтер только кивнул в ответ на его приветствие, медсестра Зиночка, годившаяся ему в бабушки, обрадовалась, но сказала, что матери на месте нет. Кирилла это очень устраивало.
Перед кабинетом Екатерины Павловны сидели две тетки в цветастых халатах. У одной на голове красовались две тонкие косички, сколотые на макушке заколкой в виде красного цветка, усыпанного мелкими стеклышками. Ее ноги в деревенской вязки носках и веселеньких тапочках с ушами перегораживали весь проход. Вторая была причесана, как на
