камня на камне.
Игра, в которой командный результат не так уж важен, в отличии от моего личного перформанса.
Хоккей, на самом деле, командная игра. Топовые игроки проводят на льду максимум по двадцать минут, если говорить о форвардах, и полчаса для защитников. Да и то, полчаса это очень большая натяжка, практически всегда меньше. Тот же Макар, защитник, в своем Колорадо играл минут двадцать пять в регулярке и двадцать восемь во время постсизона.
Матвей Мичков, бессменный капитан сборной России в тридцатых, проводил на льду, что в клубе, в Тампе, что в составе национальной команды, двадцать четыре минуты. Да и то, потому что у него два сердца и его гоняли и в хвост и в гриву. Равные составы, большинство, меньшинство, овертайм — Матвей на лёд.
Я сам тоже когда-то был двусторонним форвардом и в клубах, и в сборной, так что играл очень много.
На победном для нашей сборной чемпионате мира 2037 года в Киеве и Харькове, я вообще проводил на льду в среднем 31 минуту, но там всё было сложно. Мы доигрывали турнир в два с половиной звена нападающих, там, хочешь не хочешь, а приходилось играть на износ. Но всё ж таки смогли.
В финале против Штатов отыгрались после 0–4 в первом периоде и дожали американцев 7–6 в овертайме.
Это я к чему? Влияние одного игрока у нас меньше, чем в том же баскетболе, где один человек, если он Уилт Чемберлен, Ларри Бёрд, Майкл, Леброн, Коби или Зайон, может затащить свою команду в одну каску. У нас всё совсем не так.
Без команды ты ничего не выиграешь, будь ты хоть Гретцки или Овечкин.
И тем парадоксальней становилась моя задача сегодня.
На команду, славный нижнетагильский «Спутник», мне положить с прибором. Это для прежнего Саши Семенова они друзья не разлей вода, для меня же — просто инструмент, ступенька на которой надо подпрыгнуть и зацепиться за следующую.
Поэтому я и скриплю зубами на скамейке запасных. Не потому что мы летим «Автомобилисту» 0–5, а потому, что уже середина второго периода, а меня до сих пор не выпустили на лёд. Товарищ Прокофьев, дайте поиграть будущей звезде мирового хоккея! Ну что вам стоит?
То ли этот дундук услышал мои мысленные мольбы, то ли в его голове сама созрела эта мысль, но Виталий Георгиевич оглядел скамейку и сказал:
— Просвирин, Семенов, Серебрянников. На лёд!
Я кинул взгляд на табло, оно показывало 31,14. Нормально.
Эх, где вы мои персональные коньки от CCM? Вместо вас на ногах советские ноунеймы. Не положена мне пока фИрма, надеюсь, что только пока.
Я буквально вылетел на лёд и, лихо затормозив и выбив из под лезвий коньков целый фонтан ледяных брызг, остановился в левом круге вбрасывания в нашей зоне. Сейчас против меня стоял на вбрасывании правый крайний первого звена «Автомобилиста» — Виктор Кутергин, мужик тридцати пяти лет. Вообще на вбрасывании играют центры, но кто его знает зачем против меня поставили крайка. Да и какая сейчас разница. Он мне в отцы годился, на самом деле, и из-под его шлема выбивались волосы с ранней сединой.
Но сейчас не время отдавать дань уважения чужим сединам.
— Как ты, малой? — спросил меня Кутергин, — рад что Сашка тебя тогда не слишком сильно помял.
Он имел в виду Каменского, защитника первой пары, который стоял на нашей синей линии.
— Я тоже, — коротко бросил я и сосредоточился. Вот судья замер рядом с нами, а потом случилось оно, первое вбрасывание в моей новой жизни.
В той жизни у меня были хорошие учителя, в какой-то момент тренеры в российских спортшколах наконец осознали как важно иметь преимущество на вбрасывании, и я был одним из лучших в этом аспекте игры. Да, сейчас мои руки очень неуклюжие по сравнению со мной прошлым, но и того что есть хватило. Неуловимое движение и вот я уже откинул шайбу нашему защитнику — Ринату Галлимуллину.
Тот принял шайбу, проехал за воротами и отдал пас своему брату Рустаму.
Игроки «Автомобилиста» не стали встречать нас в нашей зоне и дали время, чтобы Рустам выехал в среднюю зону.
А там уже его встретил всё тот же Кутергин. Силовой приём и вот Рустам полетел на борт.
Правда я понял, что произойдёт с нашим защитником и подстраховал его. Шайба оказалась у меня на крюке, а навстречу мне полетел левый крайний соперника.
Клюшка, конек, клюшка, дергаюсь налево, борт, снова клюшка, и вот уже противник отыгран, я в чужой зоне, а передо мной несколько метров чистого льда.
Видя, что происходит что-то неладное, на меня выдвинулись сразу двое игроков «Автомобилиста», и, тем самым, дали пространство для игроков моей тройки. В правом круге вбрасывания оказался свободным Саша Серебрянников, а наш тезка Просвирин проскользнул мне за спину и оказался один за воротами.
Братья Галлимуллины, оба почему-то замешкались в нашей зоне, но сейчас они мне и не нужны.
Не дожидаясь пока здоровенные лбы из «Автомобилиста» снесут меня ко всем чертям, я с неудобной руки покатил шайбу Просвирину и, протиснувшись между оставшихся не у дел игроков соперника, выкатился прямо перед воротами. До моего полного тезки, Александра Семенова, который защищал ворота свердловцев было метров семь, не больше.
— Сашка, пас! — закричал я, и Просвирин меня услышал.
Чертова шайба запрыгала на совсем неидеальном льду свердловской арены, но на моё счастье легла как нужно.
Богатырский замах из-за ушей, щелчок и… вынимааай вратарь! 1–5!
— Отличная смена, ребята, — услышал я, когда приземлил свою задницу на скамейку.
Прокофьев был очень доволен.
Ну да, хорошо получилось, мы были на льду дай бог секунд двадцать, а счет уже размочили.
Следующий шанс мне представился через три минуты. Витя Ларин сфолил в средней зоне, и мы остались вчетвером. При этом защитник «Автомобилиста» еще и снес его, и, пока врачи приводили Ларина в порядок, Прокофьев успел перекинуться со мной парой слов.
Ну и вбрасывание в нашей зоне, само собой.
— Семенов, ты ловко выиграл вбрасывание, молодец. Давай-ка выходи в меньшинстве. Выиграешь опять — будешь совсем молодец.
Да мне сейчас фиолетово когда играть. Спецбригада, равные составы, без разницы! Я за любые секунды на льду спасибо скажу! А может и проставлюсь. Шутка.
В тот момент на льду была вторая тройка «Автомобилиста», они сменились, тяжело дыша. Так что на вбрасывание в первой спецбригаде снова вышел Кутергин.
— В этот раз у тебя не получится меня обжулить, — сказал он, когда я оказался напротив него.
Дядя, ты
