горец, словно и не пробегало с их последней встречи не одно десятилетие. — Проходы в дом! Хозяын очэн ждёт!
Князь, распахнув калитку, прошел во двор, вбежал, словно мальчишка, на высокое крыльцо и порывисто обнял постаревшего горца.
— Как же я по вам по всем соскучился, Ибрагим! — продолжая сжимать грузина в крепких объятиях, признался он.
— Я тожэ по тэбэ скучал, Алэксан Дмытрыч — хрипло произнес абрек, не стесняясь увлажнившихся глаз. — А уж как хозяын по тэбэ скучал… Он жэ думал, что ты помэр в проклятом Абаканэ!
— Учитель жив? — все еще не веря, переспросил Головин. — Ведь ему же почти сотня…
— Он — крэпкий аксакал! — с гордостью произнес Ибрагим. — Долгие ему лэта!
— Веди! — отстранившись, воскликнул Александр Дмитриевич.
Ибрагим открыл дверь и, пропустив вперед дорогого гостя, вошел следом.
— Нэ забыл, гдэ кабинэт хозяына, кыняз? — спросил он.
— Не забыл, Ибрагимушка! — выпалил Головин и, не раздеваясь застучал сапогами по старому скрипучему паркету.
— Ай, шайтан! — Покачал ему вслед лысой головой грузин. — Как малчишька… совсэм нэ измэнился — такой жэ шэбутной.
Ворвавшись в кабинет, Головин остановился на пороге, впившись взглядом в тощего бледного старика, восседающего в инвалидном кресле.
— Вячеслав Вячеславович… учитель… — только и сумел произнести он, кинувшись в ноги старику и положив голову ему на колени.
— Сашенька… — прокаркал старик, обнимая «блудного сына» и припадая к нему тщедушным телом. — Живой… живой… живой… — безостановочно шептал он, а из его глаз на лицо Головина падали крупные прохладные слезы. — Теперь и помереть можно…
— Даже не думайте об этом, Вячеслав Вячеславович! — строго произнес Головин, поднимая голову и вытирая ладонью слезы старику. — Вам еще жить и жить!
— Жить и жить? — иронически усмехнулся Райнгольд. — Ты хоть помнишь, Сашенька, сколько мне лет?
— Если мне не изменяет память, — ответил Головин, — в прошлом году вам исполнилось девяносто три.
— Помнишь, пострел! — довольно прокаркал старик. — Не забыл… Так о каком же житье-бытье ты говоришь?
— Ну, не скажите, учитель, — устроившись в кресле рядом со стариком, убежденно произнес Александр Дмитриевич, накрыв своими ладонями сухощавые руки старика. — Не так давно мне довелось воевать с фрицами, стоя плечом к плечу со старцем, перевалившим за столетний рубеж. Так вот он, хоть и постоянно ворчал, проклиная свой весьма почтенный возраст, но при этом многим молодым мог дать весьма значительную фору! Однако, помирать от старости, он совсем не спешил… Так что и вам грех жаловаться, Вячеслав Вячеславович! — печально усмехнувшись, добавил он.
— За столетний рубеж, говоришь? — произнес Райнгольд, лицо которого с момента встречи с учеником слегка порозовело. — Уж не о Хоттабыче ли ты вещаешь, Сашенька? — выдал старик к большому изумлению Головина. — О погибшем генерале Абдурахманове? — для проформы уточнил старик.
— Что? — натурально опешил Александр Дмитриевич от заявления Райнгольда. — Да откуда вы… О нашей совместной операции никто, кроме… Вячеслав Вячеславович, — укоризненно произнес он, — неужели сумели-таки взломать мою Защиту? Ну, не мог я этого не заметить
— Ага! Уел тебя старый профессор? — довольно воскликнул князь, похлопав бывшего ученика по коленке. Самочувствие старика стремительно улучшалось. — Не ломал я твою Защиту, Сашенька, — сообщил он, сияя от счастья. — Но за столь высокую оценку моих возможностей — гран-мерси! Не каждый день такое услышишь от сильнейшего Мозгокрута Империи…
— Вы меня сейчас в краску вгоните, профессор! — расхохотался Головин. — Скажете тоже…
— И скажу! — не унимался Райнгольд. — Я оценил твою Ментальную Защиту. Она безупречна! Я даже не знаю, кому под силу её проломить… А насчет Хоттабыча все просто: вычисляется даже простым дедуктивным методом…
— Ну-ка, ну-ка? — заинтересованно подался к учителю Головин. — Как же я соскучился по вашим «дедуктивным методам»!
— Я тоже по тебе соскучился, Сашенька! — Не остался в долгу старик.
Головин вновь крепко обнял старика:
— Вячеслав Вячеславович, я…
— Полноте, Сашенька, полноте! — просипел старик. — Раздавишь еще! Я уже не в той форме, чтобы с тобой силушкой меряться!
— Простите, профессор… — Александр Дмитриевич отпустил Райнгольда. — Это от избытка чувств… Давно им волю не давал…
— Понимаю. — Кивнул старик. — Как же ты в Абакане выжил?
— Это долгий разговор, — открестился от подробностей Головин. — Как-нибудь я вам все подробно расскажу. А теперь вернемся к Хоттабычу? — предложил он.
— Вернемся, — не стал спорить Райнгольд. — Скажи, ты знаешь хотя бы еще одного столетнего старика, воевавшего на фронте?
— Нет.
— Что и требовалось доказать. А Хоттабыча знают все, — пояснил старик. — Я мог просто ткнуть пальцем в небо, и попасть в него. Вот и весь секрет. Принцип «бритвы Оккама» — не следует множить сущности без необходимого! — наставительно произнес он.
— Действительно просто, — усмехнулся Головин. — Как же вы с ним похожи… С Хоттабычем, — пояснил он. — Не пойму, чем… Может быть, все старики, дожившие до такого патриархального возраста и сохранившие ясность ума, приобретают что-то общее… определенные свойства души… цинизм… схожие мысли…
— Не напрягай понапрасну голову, мой мальчик, — улыбнувшись, посоветовал профессор. — Доживешь — поймешь!
— Ну, далековато мне еще до ваших лет.
— Я тоже в твоем возрасте так думал. А на самом деле не успеешь глазом моргнуть, а ты уже дряхлый, немощный и никому не нужный старикан! Да, с Хоттабычем я, конечно, утрировал, на самом деле о вашей тесной «связи» я узнал совсем из другого источника.
— Вот это номер! — вновь оживленно воскликнул Головин. — Из какого же такого источника старик, живущий затворником вот уже как больше двух десятков лет, мог узнать такую секретную информацию? Да об этом даже в Наркомате госбезопасности не все знают!
— А я вот знаю, — не без некоторой гордости заявил Райнгольд. — Не возражаешь, если мы с тобой вспомним былое?
— В смысле? — произнес Головин.
Но уже через мгновение он понял, что ответ старого учителя ему не понадобится. Окружающая обстановка вокруг него стремительно изменилась, а профессор преобразился чудесным образом — помолодел лет на пятьдесят. Они с учителем сидели друг против друга за сервированным столиком в шикарном ресторане, а где-то неподалеку заводной
