и кровавые битвы. Два ранения во время кровопролитного наступления на Горицу и потрясающий успех его сводной бригады во время наступления на горный массив Саббатини. Потом он стал чисто штабным работником, но навсегда сохранил в сердце, как ему казалось тот самый фронтовой дух. Пьетро вспомнил, перекосились лица присутствующих, когда он, во время «похода» Муссолини на Рим, предложил устранить угрозу для страны огнем из пулеметов по фашистам. Он оставался убежденным противником фашистов и фашизма, но продолжал служить Италии. Впрочем, он же возглавил итальянское правительство, когда Муссолини был низложен. Но никто этого не оценил… Никто… Оставалось только пить граппу и вспоминать былое.
Он умер утром следующего дня — 31 октября 1956 года. Нервы, граппа и плохая погода оказались непосильным сочетанием для потрепанного сердца старого солдата. Пьетро Бадольо мирно отошел во сне, но переполняющие его эмоции не дали душе упокоиться с миром. Провидение или, вероятнее всего, боги Древнего Рима пошли ей навстречу, давая второй шанс…
Ночная тьма укрыла своим покровом огромный город. Покрылись тьмой холмы, включая Палатин и Капитолийский, базилики храмов и домусы, инсулы* и улицы, статуи знаменитых римлян на Форуме и даже сам Форум. Даже Селена-Луна скрылась с неба словно не желая видеть происходящего. На темных пустынных улицах одинокими звездочками мигали редкие факела, освещавшие путь случайным прохожим и повозкам золотарей.
* Домус — дом-особняк одного рода.
Инсула — многоэтажный дом,
в котором живет много семей
Дом Марка Лициния Красса располагался на Палатине, в районе, застроенным особняками богатейших и известнейших родов Рима. На фоне великолепных, украшенных барельефами и колоннами патрицианских домусов он выглядел достаточно скромно -небольшой, классических форм особняк. Но в этом небольшом скромно выглядевшем особняке все соответствовало канонам построенного по древним традициям римского домуса. Марк Красс, курульный эдил*, один из близких соратников бывшего диктатора Суллы, один из богатейших людей Города, любимчик судьбы и просто хороший римлянин, проснулся в холодном поту. Привстав с ложа, медленно оглядел темное помещение расположенной на первом этаже дома кубикулы (спальни). Кругом царила обычная ночная тишина…
* низшая магистратура (выборная чиновничья должность) в Риме.
Эдилы следили за снабжением города продовольствием и водой,
торговлей на рынках,
организацией общественных праздников, в т.ч. религиозных.
Курульные эдилы имели специальные полномочия
в разрешении хозяйственных споров и носили сенаторскую тогу.
Непонятный страх никак не уходил, заставляя сжиматься сердце. Так страшно нему не было ни разу, ни во время битвы при Адуа, ни во время бегства в Испанию от происков сторонников Мария или в битвах c марианцами…
'Боги, какая еще битва при Адуа? — недоуменно спросил он сам себя, с трудом сдерживаясь, чтобы не заорать от нахлынувших непонятно откуда воспоминаний. Красс снова упал на ложе и застыл на нем, словно скованный невидимыми цепями.
Заглянувший на шум раб, лежавший в отведенном ему закутке на входе в кубикулу, присмотрелся, понял, что Красс лежит спокойно и, кажется, снова заснул. Решил не беспокоить господина и бесшумно ступая босыми ногами по каменному полу, вернулся к себе на подстилку. Поворочался немного и заснул…
Спали в большинстве своем и горожане, населявшие великий город, столицу великой республики Средиземноморья. Спали порядочные граждане и рабы, мимы и обитательницы лупанария, гладиаторы и их наставники. В общем все, кроме тех, кто работал ночью.
Однако не спал еще один римлянин. Луций Кассий Лонгин, к удивлению семьи и домашних рабов, засел в триклинии. Пил, подобно варвару, неразбавленное хиосское. Как последний пролетарий, заедая его простыми лепешками с оливковым маслом и сыром. Причем время от времени начинал ругаться на непонятном языке. Принесенные кухонным рабом Галлом изысканные закуски отправил назад на кукину (кухню). А кувшин с чистейшей водой для разбавления вина отставил в сторону, приказав второму рабу, Непору, «оставить эту водичку на утренний opohmel». Раб, не понявший, для чего нужна эта вода, возражать молодому господину не стал и поспешно унес кувшин. Вошедший в триклиний отец семейства Гай Кассий Лонгин, пропустив Непора, встал прямо молча встал напротив ложа. Не возлежавший, а сидевший на нем, вопреки обычаю, Луций не сразу заметил отца, продолжая с руганью на двух языках наливать вино в чашу.
— Ты что творишь, сын? — грозно, насколько смог, спросил Гай. Действительно, пытающийся усидеть на ложе и неуклюже наливающий из кувшина в чашу вино сын выглядел смешно, словно мим на представлении в театре. Если бы только он, нарушая все обычаи не пил вино, да еще и неразбавленное. — Желаешь попасть в гладиаторы? — пока грозить младшему сыну Гай не собирался. Хотелось понять, что стало с мальчиком, еще недавно тихим и послушным, ничем не огорчавшим отца. — Или иного наказания ждешь?
До уже явно опьяневшего Луция слова отца дошли не сразу. Но дошли. Он преувеличенно осторожно поставил на стол кувшин и чашу. Попытался привстать, но его качнуло и он снова сел на ложе.
— Ой, я кажется напился, — непритворно удивился он. Посидел, старательно дыша через широко открытый рот. И с недоумением, как отметил Гай, словно впервые увидев, рассматривая обстановку триклиния.
— Прости, отец, — к удивлению Гая Кассия, Луций держался неплохо и говорил внятно. Разве что несколько медленнее обычного. — Но я испугался… Сон приснился такой… вещий, наверное. Но страшный, отец. Очень страшный…
Сообразив Гай дал знак рабам покинуть помещение.
— Не подслушивать, убью, — добавил он негромко, но таким тоном, что выходящий последним Галл даже споткнулся. — Рассказывай, — повернулся он к сыну.
— Сейчас, — Луций откашлялся, — Отец, я видел… падение Рима…
— Что? Кто? Когда? — надо признать, за несколько лет мирной жизни воинских навыков отец Луция не утратил. Быстро справился с неожиданным известием и вычленил главное, как хороший центурион, оценивающий обстановку перед боем. — Рассказывай…
На утро Марк Красс поднялся как обычно, с рассветом. Принесший ему воду раб помог умыться над тазиком. Спустившись в перистиль*, принял традиционное утреннее приветствие фамилии** и рабов. После чего приказал подать завтрак в экседру*.
* Перистиль — открытый внутренний двор домуса
используемый для личной жизни семьи.
Экседра — гостиная,
помещение по главной оси дома,
продолжавшее перистиль.
Зал для приема гостей и
столовая в летний сезон.
** Имеется в виду familia —
два или три поколения семьи:
отец с матерью, их дети и дети детей,
живущие в одном домусе.
Завтракал он необычно долго и все время о чем-то напряженно думал. Как и во время утреннего приема клиентов,
