Ознакомительная версия.
– Зачем – вёдра с водой? – удивилась Нель.
– Затем, что столетьями проверено. Мне бабушка говорила. Причём, много раз. Мол, дальний гром – во время суда скорого и неправедного – это к большому пожару. Пойду я, ребятки. От греха подальше…
– Народные приметы надо уважать, – согласился Макаров. – Особенно, если в них веришь…. Удач вам, тётенька.
– И вам, парни бравые, не хворать, – неожиданно улыбнулась тётка, после чего – также неожиданно – попросила: – Нагнись-ка, Гудзак. Шепну пару словечек на ушко…. Береги, её, пузан.
– Кого?
– Неле. Я сразу узнала девчонку, не смотря на мальчишеский прикид…. Знаешь, почему я ухожу?
– Не знаю. Почему?
– Чтобы – в горячке и гневе – не сдать вас инквизиторам. От греха подальше. Ладно, всех благ. Пусть ваши шестеро детишек (будущих, понятное дело), вырастут хорошими и добрыми человечками.
– Откуда вы…
– Тише, Гудзак, тише. Мало ли, откуда…. Иногда у честных горожан рождаются «двойняшки». Как бы близнецы, но внешне непохожие друг на друга. Девочки, в данном случае. Одну звали – «Катлина». Считается, что она умерла. Давно. Утонула в море. Вторую сестру…. Так ли важно – как её величают до сих пор? Кому она, толстая корова, нужна? Кому? Ответь мне, пузан, глаза которого отливают счастьем.
– Что же. Бывает.
– Бывает? Ну-ну, шалопай…. Скажу по большому секрету, Ламме Гудзак. У вас с Неле родятся шестеро детишек. Вернее, шесть дочерей. То бишь, три пары симпатичных и капризных «двойняшек»…. Представляешь, Путник, что тебя ожидает? Какие невозможные и изысканные катаклизмы, перемешанные с качественным сумасбродством? Ладно, завершаемся. Славно поболтали. Пошла готовиться к пожару…
А, во-вторых, инквизитору Тительману всё происходящее – явно – слегка поднадоело.
Он, поднявшись на ноги, пошептался о чём-то с бургомистром, с коронным судьёй, с монахами, после чего объявил:
– Гнать подлого и неразумного Иоста Грейпстювера взашей! Плетьми – гнать! До самого дома. И штраф на него, путаника, наложить. Чтобы неповадно было – морочить головы Высокому суду. Десять флоринов, так его и растак. Можно и рыбой отдать. Итак, мы установили, что угольщик Клаас является подлым еретиком…
– Нельзя обвинять человека, не имея на то доказательств! – разнёсся над площадью звонкий голос Сооткин.
«Нельзя обвинять!», – поддержали ветки-листья древней липы.
– И-а! И-а! – отметился Иеф, затерявшийся где-то среди горожан.
– Гав! Гав! – откликнулся неугомонный Тит Шнуффий. – Гав!
– Молчать! – взвыл епископ. – Всем людям и тварям – молчать! Если, понятное дело, жизнь дорога…. Микаэль, мой брат по Вере! Где ты?
– Я здесь! – от толпы зрителей незамедлительно отделился рыженький монах-премонстрант.
– Что ты можешь поведать Высокому суду про еретика Клааса?
– Многое, отче.
– Рассказывай!
Брат Микаэль принялся – бодро и с явным удовольствием – трепать языком. То есть, описывать следующую ситуацию. Мол, он с товарищами прибыл в Дамме совсем недавно. Естественно, с самой благой целью – осчастливить добрых горожан и горожанок заветными индульгенциями. Причём, самыми настоящими, чудодейственными и относительно недорогими. То бишь, конкурентоспособными…. А потом их внимание привлекла семья угольщика. Мол, и сам Клаас – тот ещё деятель. Неунывающий такой, всё смеётся и шутит. И жена его – Сооткин – какая-то странная. Не сплетничает. Ни с кем не ругается. Сохнущего на верёвках белья у соседей не ворует. Когда курицу режет, то обязательно плачет. Не порядок…. А их дочка Нель? Вообще, исчадье Ада, судя по всему. Скоро семнадцать лет исполнится, а до сих пор – девица девственная. С парнями практически не хороводится. Да и честным прохожим, даже когда никого нет поблизости, лапать себя не даёт. Чудачка мечтательная, одним словом. Мечтательная и подозрительная…
– Хм-м, эге, – довольно хмыкнула Неле и с законной гордостью посмотрела на Макарова, мол: – «Оценил, здоровяк пузатый, какое сокровище тебе, увальню, досталось? То-то же…».
– Вчера поздним вечером означенная Нель отправилась за городскую стену, – продолжил рассказ рыжеволосый премонстрант. – Согласитесь, что это очень подозрительно. Непорочная девица, на ночь глядя, покидает город? Зачем? Конечно же для того, что предаться противоестественному соитию с Дьяволом…. Мы с братьями по Вере решили проследить за дочерью угольщика. Тайком подобрались к городской стене и, дождавшись рассвета, вышли на берег канала Dammse Vaart.
– Что же вы там увидели, уважаемые премонстранты? – картинно всплеснув ладонями, спросил секретарь суда. – Неужели – соитие? С самим Дьяволом, я имею в виду?
– Очень похоже на то, – доставая из холщового мешка различные предметы, слегка засмущался монах. – Нет, Дьявола мы не лицезрели. Но его присутствие, бесспорно, ощущалось…. На берегу горел яркий костёр. Остро пахло серой…
– Какой ещё серой? – шёпотом возмутилась Неле. – Ночная прохлада. Свежая-свежая такая. Дымком от костра немного попахивало. Совсем чуть-чуть. Не более того…. Сера? Может, это из его лопоухих и давно немытых ушей исходил упомянутый аромат?
– Не отвлекайся, моё нежное сердечко, – посоветовал Макаров. – Похоже, что именно сейчас мы и услышим нечто важное. То, ради чего и был организован весь этот дурацкий сыр-бор.
– Сразу стало понятно, что подлая Нель занималась запрещённым гаданьем, – объявил рыженький премонстрант. – Около костра мои спутники нашли маленькую тряпичную куклу, изображавшую Святую Екатерину Александрийскую. Ещё – серебряную чашу, заполненную свежим пеплом. И много-много венков, сплетённых из полевых цветов. Сплетённых – по языческим правилам. Вот, смотрите. Все улики доставлены…
– Где же сама девица?
– Сбежала. Оказалась ведьмой.
– Расскажи, брат Микаэль, поподробней, – заинтересовался Тительман. – Как оно всё было?
– Обыкновенно. Устроили означенной дочери обвиняемого Клааса испытание водой. Бросили в канал. А она переплыла на его другую сторону, выбралась на берег и убежала. Так всё и было. Господом нашим клянусь…
– Ничего не понимаю, – прошептала Неле. – Почему не разверзлись Небеса? Почему всемогущий и справедливый Бог не поразил этого подлого лгуна молнией?
– Может, Господь просто отдыхает? – предположил Леонид. – Притомился от трудов праведных, да и дрыхнет себе на мохнатом облаке? Например, вон на том?
– Это ты, Ламме, так шутишь?
– Точно. Шучу. Я всегда шучу. Впрочем, в каждой по-настоящему хорошей шутке присутствует только доля шутки.
– Интересно, а что будет, если я – прямо сейчас – выйду к судейскому помосту? – задумалась девушка. – Мол, так и так. Врёт всё гадкий и скользкий монах…
– Врёт? Ну-ну…. Он же сказал, что ты выплыла. Верно, ведь?
– Верно.
– А тут и ты, как раз, появляешься. Живая и здоровая. Мол, действительно, не утонула. Причём, даже волосы постригла и переоделась – по неизвестной надобности – в мальчишескую одежду…. То-то инквизиторы обрадуются такому повороту. Тут же дружно, оттесняя друг друга плечами, защёлкают кресалами, разжигая костёр…. Есть возражения?
– Нет. Ты, Ламме, прав.
– Что, брат Микаэль, можешь ещё сообщить Высокому суду? – важно откашлявшись, поинтересовался бургомистр.
– Прежде, чем убежать, богопротивная Нель вела – с противоположного берега канала – запретные речи.
– Какие именно?
– Извините, но не могу повторить, – якобы смущённо потупился монах. – Язык не поворачивается.
– А ты, брат по Вере, попробуй, – елейным голоском попросил коронный судья. – Вдруг, да и получится?
– Хорошо, попробую…. Подлая девица ругала последними словами Господа нашего и всех Святых апостолов его…
– Врёшь всё, пёс рыжий! – закричала Сооткин. – Глаза бесстыжие! Моя дочка и ругаться-то не умеет. Она – сама кротость…. Господь покарает тебя, лгун в кружевной рубахе! А мой муж никогда не давал приюта еретикам, не прятал у себя Лютеровых писаний, никогда об упомянутых писаниях не говорил и, вообще, не совершал ничего дурного.
– Молчать! – ни на шутку разгневался Тительман. – Стража, взять эту женщину! Заткнуть ей рот! Продолжай, брат Микаэль. Продолжай.
– Вот, я и говорю, что ругалась последними словами. А ещё и угрожала нам. Мол, нажалуется отцу, который, якобы, является могущественным чародеем и даже якшается с самой Чёрной колдуньей. Клянусь спасеньем моей Души, свидетельствую и удостоверяю, что говорю чистую правду.
– Чушь и бред горячечный! – возмутился Клаас. – Никогда не слышал ничего глупее. Я – могущественный чародей?
– Ты, – мрачно улыбнулся Тительман. – Я сразу это понял. По твоим самодовольным глазам. Ну, нет там ни покорности, ни благолепия. Ни единого следочка…
Инквизиторы, коронный судья и бургомистр принялись шептаться-совещаться.
– Костер ли, веревка ли. Какая разница? – тихонько перешептывались зрители. – Всё едино – смерть…
Ознакомительная версия.
