В половине восьмого она сматывает провода наушников и убирает их в ящик стола:
– Теперь заедем за деньгами.
– К Линн? – спрашиваю я, выходя с ней из кабинки.
Кит уже ушел.
– По пятницам она Джасмин, – говорит Ниель и открывает стеклянную дверь. – В эти дни Линн работает в «Старлайте», но не хочет, чтобы ее муж знал. Я помогаю ей сохранить эту малооплачиваемую работу, чтобы она могла заработать на оплату колледжа.
– Она что, стриптизерша?
– Линн – студентка, – поправляет меня Ниель и садится в машину. – Просто ей потрясающе повезло с фигурой, а парни такие идиоты, что готовы за это платить.
Я хмыкаю.
– Ну да, парни как раз такие идиоты и есть. – И тут до меня доходит. – Погоди. Так мы что, сейчас в «Старлайт» поедем?
– Если тебе неудобно, можешь подождать в машине, – усмехается Ниель. – Но я подумала, что нам не мешало бы перекусить. А у них лучшие в городе гамбургеры, серьезно.
– Мы будем ужинать в стрип-клубе, – говорю я не столько Ниель, сколько себе самому. – Ладно.
* * *
В «Старлайте» я никогда не был. Он на другом конце города, далеко от кампуса. Знаю о его существовании – слышал разговоры парней. Но меня туда как-то… не тянуло.
Маленькое черное здание с виду ничем не выделяется. Я бы и не догадался, что там, если бы не надпись «Старлайт» во всю стену, особым шрифтом, со звездочками. Когда мы подъезжаем, машин на обледенелой грязной парковке совсем немного.
Ниель уверенно входит в дверь, не обращая внимания на окружающую обстановку, и направляется прямиком к бару. Я задерживаюсь у металлической двери, разглядывая клуб: по темному залу пробегают лучи света, когда на сцене вспыхивает стробоскоп. Сбоку от главной сцены торчит шест – высоченный, от пола до потолка. И по этому шесту снизу вверх тянутся ноги… длинные ноги.
Ниель дергает меня за куртку, не успеваю я перевести взгляд с ног на лицо. Я моргаю – очень уж тут накурено – и сажусь на табурет возле бара.
– Привет, Джимми, – с улыбкой говорит Ниель, скидывает куртку и кладет ее на табурет.
– Как делишки, Ниель? – Джимми – мускулистый парень в облегающей черной футболке, темные волосы зачесаны назад. Что-то очень уж он загорелый для наших северных мест. – Тебе как обычно?
– Да, пожалуйста. Два сделаешь? – Ниель кивает на меня.
– Как поджарить? – спрашивает Джимми, меряя меня взглядом.
– Э-э-э… средняя прожарка с кровью, спасибо, – говорю я, стараясь не глазеть по сторонам, но это трудно, черт возьми!
– Кэл? Ну надо же, какая встреча! А я думаю: ты или не ты?
Мы с Ниель медленно оборачиваемся. За нами стоит блондинка с длинными вьющимися волосами. На ней, наверное, килограмм блестящей косметики.
Целую минуту я не могу вспомнить, кто она такая. Ни на кого из знакомых вроде бы не похожа, одета в черный верх от купальника с блестками и очень короткие джинсовые шорты. Но тут я вижу над бедром татуировку в виде бабочки.
– Мишель?
Ее блестящие розовые губы раздвигаются в улыбке.
– Как дела? О господи, вот уж не думала тебя здесь увидеть.
– Да вот, поужинать зашел, – бормочу я, отлично понимая, что в стрип-клубе это звучит странно.
– Ты знаешь Мишель? – удивляется Ниель и весело смеется. – Интересно, откуда?
– Да, мы встречались… Сколько: недели три? – говорит Мишель и смотрит на меня, ожидая подтверждения. Я киваю и торопливо пожимаю плечами. – Так ты здесь с Ниель? – Мишель поворачивается к моей спутнице. – Пойду скажу Джасмин, что ты пришла, – говорит она и ставит свой поднос рядом с моим. – Я сейчас вернусь за напитками, Джимми.
И Мишель отходит, покачиваясь на таких каблучищах, каких я еще в жизни не видел.
– И как только она в них ходит? – недоумеваю я.
– Ты имеешь в виду туфли или шорты? – уточняет Ниель.
Я поднимаю глаза, и угол рта у меня кривится в улыбке, потому что шорты у Мишель и впрямь крохотные.
– И шорты тоже, – отвечаю я. Ниель шлепает меня по руке. – Что? Да я даже и не заметил, пока ты не сказала.
– Значит, и с Мишель ты тоже встречался. – Ниель качает головой.
– Я же не знал, что она стриптизерша, – оправдываюсь я.
– А она вовсе и не стриптизерша. Мишель – официантка, коктейли подает, – объясняет Ниель. – А если бы даже и была стриптизершей, какая разница?
Я задумываюсь на секунду, разглядываю толпу мужиков, не сводящих глаз с изгибающихся тел. Мне бы уж точно не понравилось, если бы все эти типы глазели на обнаженное тело девушки, с которой я встречаюсь. И я говорю:
– Есть разница.
– Сколько всего у тебя было девушек, Кэл? – спрашивает Ниель.
– Э-э-э… Что? – Если бы горел свет, видно было бы, как я покраснел.
– Двадцать?
– Нет! Меньше. – Я вытираю вспотевшие ладони. – А что?
– Да так, просто интересно, – отвечает Ниель, улыбаясь. – И ты их всех бросал?
– Иногда они сами уходили, – говорю я, чувствуя себя неловко под ее осуждающим взглядом.
– А ты их не удерживал? – Я не отвечаю, и тогда она, рассудив, что молчание – знак согласия, спрашивает: – Почему?
Я смотрю мимо Ниель, на высокую чернокожую женщину с распущенными темными волосами до пояса. Тонкая талия, соблазнительные бедра, высокая грудь.
Ниель оборачивается посмотреть, кто привлек мое внимание.
– Привет, Джасмин! – радостно восклицает она. – Познакомься, это Кэл.
– Привет, – говорю я.
Теперь я понимаю, как этой Джасмин удается зарабатывать столько денег, что хватает на оплату колледжа.
Она молча оглядывает меня с головы до ног и выносит вердикт:
– Симпатичный мальчик с соседнего двора. – И протягивает Ниель стодолларовую купюру. – Расти просил передать тебе, что предложение остается в силе. Я сказала, что ты уезжаешь из города, но он не унимается. Говорит, жаль упускать такой кадр.
– Очень мило с его стороны, – посмеивается Ниель. – Но если я выйду на эту сцену, неловко будет всем.
– Мое дело передать. – Джасмин снова переводит взгляд на меня. – Я тебя, кажется, раньше не видела. – Голос у нее низкий, а тон какой-то почти угрожающий.
– Кэл не из тех, кто по стрип-клубам ходит, – подмигивает Мишель, оказавшаяся вдруг рядом со мной.
А Джасмин стоит, скрестив руки на груди и приподняв бровь.
– Ниель, – говорит она, – зачем ты связалась с этим парнем? Ты ему доверяешь?
От обличительного тона Джасмин меня сразу охватывает непонятное чувство вины, хотя я ничего плохого не сделал.
Ниель разглядывает меня так, словно ей нужно подумать над этим вопросом. Я уже начинаю опасаться: если она скажет «не знаю», Джасмин мне, пожалуй, еще пинка отвесит.
– Я с ним живу, – отвечает Ниель. Я только глазами хлопаю. – И да, разумеется, я доверяю Кэлу.
Я не слышу, что говорит Джасмин, перед тем как отойти. Не слышу, что Ниель отвечает ей. Не замечаю даже, что перед нами уже стоят тарелки с гамбургерами.
– Что ты на меня так смотришь? – спрашивает Ниель, протягивая руку к гамбургеру.
Я беру ее сзади за шею, притягиваю к себе и целую. Она кладет ладони мне на грудь и целует меня в ответ. Когда мы отстраняемся друг от друга, Ниель вся красная и еле переводит дыхание.
– А это за что? – спрашивает она.
– За то, что ты мне доверяешь, – отвечаю я с улыбкой.
Лето накануне восьмого класса. Август
– Что значит – уезжаешь? – переспрашиваю я, надеясь, что неправильно расслышала.
– Мы переезжаем в Сан-Франциско, – говорит Райчел, сидя у меня на кровати. Глаза у нее красные от слез.
– Когда? – спрашиваю я. Горло сжимается, и я вот-вот разрыдаюсь.
– Завтра.
– Нет! – кричу я и мотаю головой. – Нет! Ты не можешь уехать. Не можешь, Райчел.
Из глаз у нее капают слезы.
– Почему завтра? Не понимаю. Почему так сразу?
Райчел пожимает плечами:
– У папы новая работа. И… мама хочет сразу же переехать. Говорит… так надо.
Нет, не может быть. Это слишком внезапно.
– Ты уже сказала Кэлу? А Рей?
Лицо у Райчел кривится, она закрывает его руками, плачет и качает головой:
– Не могу.
– Почему? Ты должна им сказать. Они же наши лучшие друзья.
– Да мне и тебе-то так больно было говорить. Я не могу с ними прощаться. Особенно с Кэлом. Просто… не могу.
– И ты вот так уедешь, и все?
– Я Кэлу письмо написала. Передашь ему потом, ладно?
Сам не знаю, как мне удается сдерживать себя в последние несколько дней, когда Ниель рядом. Она настаивает, чтобы я спал в своей кровати… вместе с ней. Говорит, что доверяет мне. «Я тебе доверяю». Те самые слова, которые я так хотел от нее услышать, теперь стали для меня самыми страшными на свете. Бетонная стена, разделяющая мою кровать надвое. На одной половине я: сжался в тугой комок, чтобы не взорваться. На другой – Ниель: ворочается с боку на бок, иногда закидывает ногу на мою половину, и мы касаемся друг друга. Она, похоже, в гробу видела все стены. Но я-то нет. «Я тебе доверяю». Кастрировала бы тогда уж сразу, что ли.
