Что уж там было — бог весть, но динамовец Сабо в сборную не попал, и торпедовцы Стрельцов и Воронин — тоже.
Поменял Пётр ситуацию, зная, чем всё закончится. Целую битву со Щёлоковым если и не выиграл, то к ничьей свёл.
Что знал из будущего, теперь уже чуть подправленного? Сразу после смерти Брежнева Андропов начнёт расследование из-за майора КГБ Афанасьева, убитого ментами. Дело перерастёт в коррупционное. В феврале 1983 года совершила самоубийство жена Щёлокова — Светлана Владимировна. В июне Щёлоков был выведен из состава ЦК КПСС, а потом лишён звания генерала армии. В декабре 1984 года Николай Анисимович Щёлоков был исключён из КПСС. Кроме того, указом Президиума Верховного Совета СССР он был лишён всех государственных наград, кроме боевых, и звания Героя Социалистического Труда. На следующий день Щёлоков у себя на даче в Серебряном Бору застрелился из охотничьего ружья. Оставил предсмертное письмо Черненко, чтобы не трогали его детей.
Пётру Николай Анисимович не нравился. Во-первых, милиция именно при нём распоясалась, и дело майора Афанасьева — только вишенка на торте. Во-вторых, он был самодур. Нет ничьего мнения, кроме его. Вот разве что — Брежнев. В-третьих, Пётр в Щёлокове видел карикатуру на себя — тоже чуть что, шашкой махать. Но есть же разница! Пётр-то — точно для страны, а генерал — для кого?
Всё же пришлось смерить гордыню и идти на поклон. И опять ведь почти не для себя.
— Сабо и Воронин? В Краснотурьинск? Зачем? — встал главный МООПовец с кресла.
— Ну, команда по хоккею с мячом — чемпион страны, теперь вот хочу футбольный клуб создать, и вывести его в чемпионы.
— Ты, Пётр Миронович, — мечтатель. Если взять вора и алкоголика, и к ним добавить девять пацанов, то чемпион не получится.
— Ещё есть пара кандидатов, но об них через недельку поговорим, тоже нужна ваша помощь будет. Хочу пару ГДРовцев заманить. Паспорта будут нужны.
— Да даже четыре. Херня. Так команды не собрать. А тренер кто?
— Секрет. Пока. Вот как с немцами подойду, тогда и фамилию тренера назову.
— Ну, хрен с тобой. Ударься головой о стенку. Считай, Сабо подарил. Про Воронина ничего сказать не могу. Вот попадёт в вытрезвитель — тогда обращайся, — и ржёт в полный голос. Весело ему. Ну, Пётр тоже посмеялся. Пусть и плохонькая, но шутка.
— Николай Анисимович, тут через две недели игра с чехами у них, за выход на олимпиаду.
— Ссуки. Почти ведь слили у нас игру. 3:2. Там теперь либо выигрывать, либо ничья.
— Точно. Ты скажи Якушину, чтобы взял в сборную Сабо, Стрельцова и Воронина. И ещё одного, я фамилию тебе через неделю скажу. Немец, о котором я говорил.
— Ты, Пётр Миронович, не ох…ел ли? Хрен тебе на воротник.
— Я твою дочь Ирину возьму бэк-вокалисткой «Крыльев Родины». И жене, и дочери — неограниченный кредит и первая очередь у Дольче.
— Да ты понимаешь, что…
— «Мерседес», как у меня и Брежнева. «Крыло чайки».
— И «Вагран». Не-ет! Даже фамилии ещё не знаешь.
— Я знаю фамилию — Крайше. Его ведь ещё уговорить надо.
— Ну, с твоими-то возможностями… А если продуем?
Так хотелось сказать, что точно продуем, и с разгромным счётом, и половину сборной перекалечат. Нельзя.
— Сам ведь говорил, что шанс мизерный. Нужно выиграть у них на поле. Знаешь ведь, что сейчас в Чехословакии творится?
— И квартиру обставишь, как у Леонида Ильича.
— Как скажешь, Николай Анисимович.
— Хрен с тобой. Сабо, Воронин, Стрельцов и Кранше?
— Крайше.
— Когда?
— После матча всё. А к Дольче — хоть сегодня.
— «Вань, скажи чего-нибудь тёплое.» «Фуфайка». «Ох ты, черт красноречивый, хоть кого уговоришь!» Так, что ли?
— Консенсус — это есть…
— Консенсус. Пойду позвоню Якушину. Смотри, продуем! — и пальчиком грозит, — Консенсус!!!
Глава 21
Событие сорок шестое
Сидит мужик на дереве и пилит сук, на котором сидит…
Мимо бабулька проходит и говорит:
— Ты что ж делаешь, сынок, упадёшь ведь…
Ну, сук, конечно, сломался, мужик упал… Ворчит:
— Вот ведьма…
Цинев — это не Цвигун. Да и не Владимир Ефимович Семичастный. Георгий Карпович с тремя звёздами на погонах в сине-зелёном генеральском кителе смотрелся бедновато. Ни «Героев», ни орденов Ленина. Все награды — ещё с войны. До неё был вторым секретарём Днепропетровского горкома. Член команды Брежнева, и даже какой-то родственник, но не слишком близкий. Прошёл всю войну, и вот уже пятнадцать лет в органах. Профессионал.
До разгона «комсомольцев» был на должности начальника 2-го Главного (контрразведывательного) управления КГБ, и с ним Пётр практически не встречался. А теперь вот надо — накопилась пара вопросиков, и не решить без него. Как ведь хорошо было, когда Цвигун был в Москве.
Генерал-полковник на просьбу встретиться буркнул по телефону: «И я думаю».
Чего это было? Приглашение? Чего он там думает?
— Георгий Карпович, у меня пара срочных дел.
— Через час сможете? — может, у него просто голос такой?
— Конечно.
— Пропуск за… Нет, Костя на проходной встретит. Костю помните?
— Помню, — бик, бик, бик.
Чего надо было? Да много чего. Нужно было спасти стрелков, чтобы не перестреляли друг друга. Хреново, что фамилии так и не всплыли. Принёс Павлов списки — и ни фига. Фамилии как фамилии, ни одного отклика в душе. Ну, значит, всех спасать будем. А ещё нужно заполучить второго ГДРовца. Крайше тогда, ещё пару месяцев назад, удалось с помощью Семичастного «уговорить» перебраться в Краснотурьинск. Он ведь в дрезденском «Динамо» играл, числился в Штази. Покумекали начальники, чего-то друг другу пообещали — и почти двухметровый амбал прикатил в Москву. Прямо в министерство заявился:
— Во ист камарад Тишкофф?
Отправил двадцатилетнего будущего форварда ФК «Крылья Родины» в Краснотурьинск. Отправил и задумался. «Крылья Родины» звучит длинно и пафосно. Для колхоза подойдёт, для музыкального коллектива тоже, тем более что он вечно по зарубежьям шляется. Для футбольной же команды нужно более короткое слово. Эврика! Мать её! «Крылышки». Вот «Крылья Советов» (они же — КрыСы) вой подымут! Это сейчас никто не понимает, что чёрный пиар ничем не хуже «белого» — или какой там цвет у захваливания? Розовый? Ну, в смысле сопли. Поднимется вой, и все сразу узнают, что существует такой футбольный клуб «Крылышки», который играет в чемпионате Свердловской области и намерен в следующем году выйти аж во вторую лигу. А ещё там есть неожиданные игроки: Йожеф Сабо, Валерий Воронин, Ханс-Юрген Крайше. Понедельник Виктор Владимирович согласился полгодика играющим тренером попинать какашку.
Теперь вот Юрка Крайше Виктору Понедельнику насоветовал попросить у Тишкоффа ещё одного немца в дворовую команду. Йоахим Штрайх — молодой ещё совсем, играет за немецкую «Ганзу» из Ростока первый год. Крайше его по молодёжной сборной помнит. Считает, что лучшего бомбардира «Крылышкам» не найти. И, самое интересное, у него там, в Краснотурьинске, даже дальние родственники нашлись.
Вот этого вундеркинда и пришёл заодно попросить добыть для Краснотурьинска и страны Пётр. Юрий Иванович Крайше — уже гражданин СССР, и зовёт к себе отца с матерью. А отец, тоже Ханс (Иоанн, Иван — если по-русски), у него — футбольный тренер, а мать — врач футбольной команды. За всех троих Пётр пришёл просить генерала Цинева.
— Вы, товарищ Тишков, Элизабете Зимету помните?
— А должен?
— Убили в США.
— И?
— Представление на Героя пишу.
— Да?
— Да вы не придуривайтесь, Пётр Миронович. Это ведь с вашей подачи Семичастный их в США отправил.
— Их?
— Хм, упорствуете.
— Хм.
— По вашему же сценарию эта авантюра с поимкой Барбье удалась?
— Вот эту делюгу можно на меня повесить.
— Ну да, вон колодка ордена «Почётного Легиона».
— Товарищ генерал-полковник, у вас неприятности?
— Да нет, думаю, орден получу. Такую непростую операцию провернули в Штатах. Тоже по вашему сценарию?
