Блин! Пётр посоветовал Семичастному грохнуть Мартина Лютера Кинга, а заодно и Бжезинского — но устно, как бы в шутку, и сценариев уж точно не писал. Вот сейчас в Америке обоих грохнули. Молодец Семичастный! От души дверью хлопнул напоследок. Подробностями операции, конечно же, никто в КГБ с Петром не делился, и его для написания «сценария» никто не звал. Своих сценаристов хватает. Вон как замечательно получилось. А эта Элизабете вроде участвовала в операции по поимке Клауса Барбье и спасении Че Гевары. Убили? Жалко. Но и просто так Героя не дают. Интересно, поделится информацией новый глава Комитета?
— И что тогда вы на меня волком смотрите?
— Анархисты вы с Владимиром Ефимычем, и дилетанты. Такого наворотили!
Значит, не с вашей подачи Америка полыхнула?
— Я по колхозам летаю. С Гагариным. Езжу ещё, с Леонидом Ильичом.
— Смешно. Ну нет, так нет. Проехали. Хотя, раз вы ни при чём, то зачем вам знать, что группу я приказал из Штатов срочно на Кубу эвакуировать?
— На самом деле, зачем?
— Говорите, чего нужно.
— Троих человек из ГДР срочно перевезти в СССР и дать гражданство. Жильём в Краснотурьинске обеспечу. Работой тоже.
— Футболисты? Слышал.
Так и подмывало спросить — «ОТКУДА»? Ну да КГБ ведь, за иностранцами бдят. Слушают разговоры. Нет ничего криминального — так, бравирует всезнанием. Да и на здоровье.
— Футболист, и семья другого футболиста. Отец — футбольный тренер, мать — врач спортивный.
— Секретарю данные оставьте. Как срочно?
— Сегодня.
— Торопыга вы. Займёмся. Всё?
— Нет. Я тут разговаривал с Павловым…
— Да ну? Ах, да — Леонид Ильич говорил, что вас отправят главой нашей делегации. И что Павлов?
— Павлов? А Павлов ничего. Галстук у него не того цвета — ни к костюму не подходит, ни к рубашке, ни к глазам.
— Дам указание. Изымут.
Оба-на! Генерал шутить умеет.
— Георгий Карпович, приставьте к стрелковой сборной особиста, чтобы ни на шаг не отходил и пистолеты проверял.
— Не соскучишься с вами, товарищ министр.
— Заместитель Председателя Совета Министров.
— Ну да. Даже и мне можешь приказать. Дополнительная информация есть?
— Неспокойно на душе.
— Охрипнуть мне на этом месте! Вы ещё и колдун?
— Я привык доверять предчувствиям.
— Охо-хо.
— Приставите?
— Естественно. Не дурак. Потом не отмажешься. До свидания.
Событие сорок седьмое
— Как говорят у нас, первым делом, первым делом самолёты…
— Вы лётчик?
— Зенитчик!
Министр обороны СССР, маршал Гречко Андрей Антонович, был страстным хоккейным и футбольным болельщиком. Горой за своё ЦСКА. А за страну? Да двумя горами! С кулаками за страну. И оба кулака — ядерные. Даже три кулака: флот, ракеты и самолёты. Ладно, к футболу вернёмся.
— Это же скандалом попахивает, — Гречко выслушал предложение Тишкова и достал папиросу. «Беломор». Травиться, так травиться.
— Или наоборот — чуть разрядит ситуацию.
— Да ни хрена. Будут вокруг стадиона стоять и орать о несправедливости, и что долбаная эта Наташа их дома ждёт.
— Стало быть, наплевать вам, товарищ маршал, на нашу сборную?
— Ну отчего же. Двадцать тысяч?
— Оставим братушкам чуть-чуть. Восемнадцать.
— Острава… Где это?
— На границе с Польшей и Словакией.
— Словакией? — Твою ж налево! Ведь нет ещё никакой Словакии.
— Ну, где до Гитлера была Словакия. Дубчек оттуда. Он хочет Чехословакию разделить на республики. Вот тогда будет, наверное, Словакия.
— Гитлер. Мать его, не к ночи поминать. Восемнадцать тысяч? Ну, пусть. А билеты?
— Деньги дам.
— Что мы, не найдём десять копеек на билет солдатику?
— Думаю, что билет будет стоить две-три кроны, и копейки, да и рубли, не возьмут.
— Думает он! Хотя, прав. Давай кроны. А у тебя откуда?
— За книги перевод во Внешторгбанке лежит. Сможешь выцепить у них, или мне к Гарбузову идти?
— Сходи, Пётр. Я с ним если и не на ножах, то и не кумовья мы.
— Схожу. Нужно поторопиться. А, ещё вот какой нюанс! Администрация стадиона может не продать столько билетов русским на футбольный матч с их сборной.
— Добудем.
Добыли. Потом Гречко рассказал.
Приехал за билетами целый генерал, и с собой взял десяток офицеров поздоровше. Пришли к директору стадиона.
— Cokoliv soudruhům vojákům? (Чего угодно товарищам военным?)
— Воякам? Да, воякам. Билеты на игру.
— О, vás deset lidí. (О, вас десять человек.) Сейчаса. Бистро.
— Стой, торопыга. Капитан, переведи. Восемнадцать тысяч билетов надо. И лучшие места.
Выслушал директор перевод и сел назад на стульчик.
— To není možné! (Это невозможно!).
— Можне? Можно — так давай. Вот гроши, — и чемодан с деньгами на стол.
— Не можне! — директор за голову схватился.
— Ты, бл…, не юли. Сам сказал — «можне»! Билеты гони. Капитан, переведи.
— Nehádejte se, je dnes nervózní. (Не спорьте, он сегодня нервный.)
— Нервозный, мать твою, — зарычал генерал.
— Не можне…
— Майор.
Майор достал Макаров из кобуры, покрутил в руках и навёл на директора, потом поднял ствол и сделал вид, что убирает пистолет назад в кобуру, но в последний момент навскидку выстрелил в кубок, что стоял на полочке в кабинете. Помещение небольшое. Грохоту-то.
— Мать твою, ты чего творишь? — заорал генерал.
— Случайно, тащ генерал.
— Эй, вылазь давай. Это он случайно. Накажу в расположении.
Директор вылез из-под стола такой же зелёный, как и сукно на нём.
— Zavolám policii.
— Милицией угрожает, товарищ генерал, — перевёл капитан.
— Майор.
— Доставать?
— Deset tisíc…
— Восемнадцать. Майор.
— Čtrnáct.
— Это кого ты, ссука, нахрен послал?!
— Он, четырнадцать говорит, тащ генерал.
— Восемнадцать. Майор.
— Budete toho litovat, budu si stěžovat na vládu. (Вы об этом пожалеете, я буду жаловаться в правительство.)
— Похрен. Нам твоё влади не влади. Это мы ещё лютовать не начали.
— Он говорит, что пожалеем.
— От ведь братушка! Грозится! Майор, застрели его. Может, его заместитель сговорчивее будет. Переведи, капитан.
— Дадим, дадим, — директор, вновь увидев пистолет в руке майора, замахал руками.
Потом он убежал и вернулся с кассиром и бухгалтером. Часть билетов уже была продана, и ограниченному контингенту советских войск в Чехословакии досталось только шестнадцать тысяч восемьсот билетов.
Уходили уже, и дверь закрыли, и послышался генералу вопль шёпотом: «Еще ческа не сгинела». Да нет, послышалось. Это же Польска всё гниёт-гниёт и не сгниёт.
Событие сорок восьмое
А что вы все взъелись? Вы же рады, когда пораньше закончили работу, и начальник отпустил домой. Рады же? Ну и футболисты рады.
Эдуард Стрельцов в самолёте получил место у прохода. Жаль, конечно, что нельзя посмотреть в иллюминатор, но с другой стороны… Да, именно, с другой стороны прохода сидел Юрий Гагарин, а дальше — этот непонятный министр сельского хозяйства, который и возглавляет Советскую делегацию.
Ни с тем, ни с другим Эдуард знаком не был. Оба ему кивнули, усаживаясь, а потом заговорили о самолётах и опрыскивании полей. Впрочем, министра он уже два раза видел. Первый раз — на том чудовищном матче в Остраве с чехами, когда играли за попадание на олимпиаду в Мехико. Тишков тогда зашёл в раздевалку в перерыв и спросил, как самочувствие. Народ вяло «ничегокнул».
— Давайте-ка я вам в нос аэрозоль пшикну. Он прочищает дыхание, — и, не дождавшись разрешения или согласия, подошёл к Сабо и пшикнул ему из балончика в нос. Потом — Валерке Воронину. Следом — этому чёрт знает откуда взявшемуся громадному немцу Крайше, ну, и ему потом досталось.
Дышать и вправду стало легче, эвкалипт чувствовался, и мята.
На сборах перед матчем, куда приглашения Стрельцов и не ждал, как раз с немцем первый раз увиделся. «Опять что-то вокруг тебя, Эдик, заплетается», — сказал он себе тогда. Стрельцов на сборную уже почти рукой махнул, а тут вызов неожиданный — да не позвонили или через тренера передали, а сам Якушин пришёл и позвал в команду.
