– Неужели кроткий мертвец ищет императорского престола?
– Господу не нужен земной престол. Марман восседает на небесном.
– Добро. Если твой бог так всемогущ, то почему же он не помог ромеям, рабам своим, кои теперь поклоняются ему? Мой сын покорил императора, а вас принес в жертву.
Уподобившись оракулу, проповедник произнес сдержанно и уверенно:
– Вы, варвары, наказание божье за грехи наши. Вы его кнут, которым Марман сечет за непослушание. Всего лишь кнут в его деснице. А вы возомнили, что бьете ромеев по Твоей воле.
– Коли мы кнут, то в деснице своего бога, – усмехнулся Сувор. – Но если Даждьбог не пожелает отстегать вас, то мы и сами можем посечь, когда захотим.
Кощей тоже улыбнулся, но загадочно и глубокомысленно.
– Наверное, тебе и твоему сыну кажется, что вы победили?... Нет, мы обернули вашу победу своей. Казненных огнем объявят святыми мучениками, которые станут примером крепости веры. На их место придут новые, ибо позрят, как во имя бога люди способны идти в огонь. Вот ты, варвар, пойдешь на костер, если этого пожелают твои боги?
– Мои боги никогда этого не пожелают.
– А пойдешь в огонь во имя своих богов? Чтобы доказать преданность и любовь?
– Любовь к богам не требует жертв. Они бессмысленны.
– А наш бог жаждет нашей жертвенности, ибо все люди – его рабы. Поэтому можно покорить ромеев, но не нас, ибо помня о благе жизни небесной, мы всегда готовы к самопожертвованию на земле, чтобы скорее вознестись к нему. Ваша вера не имеет будущего, поскольку вы любите бога, как своего земного родителя. Вы скоро уйдете в нас, ибо вы, вольные, обратили нас в рабов, и от нас же сами обретете рабство.
Князь и Закон русов незаметно снял со стены широкий арвагский нож, которым храбрецы резали диких кабанов, и неожиданно ударил пленника чуть ниже бритого подбородка. Но так, что лезвие лишь царапнуло кожу, однако проповедник в ужасе отпрянул, схватился за горло и в глазах полыхнул животный страх.
– Я испытал тебя, кощей, – успокоил Сувор. – Ты боишься смерти. А значит, лжешь.
Когда пленника увели, государь несколько минут в задумчивости бродил от стены к стене, затем достал жертвенную чашу, положил туда горящих углей, после чего метнул щепоть травы забвения и сам окурил палаты: проповедник источал стойкий дух кощея – раба, достигнувшего власти над другими рабами.
Говорили, что и от ромейского императора Вария пахнет так же...
Долго раздумывал Князь и Закон, что сотворить со жрецом Мармана. В том, что покоренный император подослал через несмысленного еще Космомысла двух лазутчиков, Сувор не сомневался, однако следовало бы извлечь из этого пользу и с помощью их же разрушить замыслы Вария.
Наконец, позвал подручных отроков.
– Отпарьте его и отмойте в бане, – распорядился и подал нож. – Обрейте наголо моим засапожником и, в одежды нарядив, приведите ко мне.
Отроки отвели его в баню, выпарили, вымыли, голову и бороду обрили наголо княжеским засапожником, в рубаху нарядили и завели в палаты.
– По нашему обычаю одного из жертвенных пленников полагается отпустить на свободу, – объяснил Сувор. – Жребий пал на тебя, так что ступай, куда хочешь.
И не узрел радости на лице кощея. Но лживый, он мог скрыть свои рабские чувства или ждал подвоха от варвара, например, внезапного удара арвагского ножа.
– А императорскую наложницу я предам огню, – между прочим добавил он. – Таков жребий, а мы, варвары, повинуемся ему. Наши боги требуют жертв.
Наконец-то он расслабил выбритый подбородок, что говорило о его внутреннем удовлетворении.
– Благодарю, господин! – он нарочито припал к ногам, но Сувор оттолкнул его.
– В благодарность окажешь мне услугу.
– Приказывай, господин!
– Неподалеку от наших земель, в глухих лесах живут твои единоверцы обры, – продолжал Сувор. – Коль к ним подашься, то передай богодеям, я давно замыслил примириться с ними. Утомились мы воевать со своим порождением. Спроси, что хотят они, чтоб разойтись миром? А я потом пришлю своего брата, ему скажут.
Отпустив кощея с миром, он унял беспокойство, но не дождавшись, когда сын освободится от черных чар и придет с повинной, сам пред вечерней зарей поднялся на хорс и позвал Космомысла.
Должно быть, сын еще не избавился от колдовства, но уже переборол в себе юношеский дух безрассудного противления и выбрался из своего тесного корабельного укрытия.
– Я послал тебя укротить рабский дух ромеев, а ты стал сеять его, – сказал ему Князь и Закон. – Ты привез лазутчика, которого дал тебе Варий, но ты не узрел его хитростей.
Исполин отшатнулся.
– Я выбрал сам! Одного из двенадцати! Остальных возвел на жертвенный огонь!
– На это и полагался император. Они все были одинаковы.
– Но прекрасную Эсфирь я отнял!...
– Ты привез рабыню, мерзкую старуху, бывшую наложницей у императора. Мало того, что она невольница, ее чрево осквернено чужим семенем. Даже будь она плодоносна, подумай, кем станут твои дети, рожденные ею?
– Добро, отец, – не сразу согласился Космомысл. – Я не стану жениться на ней, оставлю наложницей.
– Пока ты не женат, тебе нельзя иметь наложницу. Иначе, рожденный от нее становится твоим наследником. Таков обычай. Конечно, поступай с ней, как пожелаешь, это твоя добыча. Можешь принести ее в жертву, можешь отпустить.
– Ты прав, отец. Я обучался многим наукам, но не изведал еще красоты женщин.
– Да, в этом есть и моя вина. Мне бы следовало отправить тебя к карнам на Сон-реку, чтобы ты прозрел и стал отличать красоту от уродства. Но теперь уже поздно. Я хочу женить тебя.
– Повинуюсь, отец, – невесело отозвался исполин. – Но у меня нет невесты, пленницу же ты отверг.
– У тебя есть невеста. Ты исполнил волю владыки солнца и в награду получишь в жены бессмертную поленицу. Отправляя тебя в поход, я не сказал всего, что познал на даждьбожьей горе. Была молва, что отшельница Вящеслава по доброй воле ушла в мир иной, но это не так. Она назвалась богиней и поныне живет на своем острове.
– Ты замыслил женить меня на этой бессмертной старухе? – вдруг догадался Космомысл. – Чтобы мои потомки стали вечными?
– Я хотел высватать у Даждьбога одну из его полениц, но он сказал, что у Вящеславы есть дочь, и имя ей – Краснозора.
– Но почему никто не знает о ней?
– Деву-поленицу укрыли где-то в полунощных морях, и так, что сам владыка не знает места.
– От кого же ее спрятали?
– К ней посватался Перун и Вящеслава согласилась отдать ему дочь. Но муж ее, Ладомил, не пожелал отдавать Краснозору и тайно вывез дочь с острова, а сам в скором времени удалился в мир мертвых. За сто лет поленица не обронила ни слова, иначе бы в Кладовесте зазвучала ее молва.
