Плоты… Алекс покрутил эту мысль и с сожалением отставил. Большие деревья на плоты плохо годятся, особенно когда спешить надо. Хвороста в окрестностях нет, а плоты из кустарника спасут разве что несколько десятков человек.
В такой ситуации потрёпанный батальон с нехваткой боеприпасов против полка с артиллерией, да с приданным эскадроном — верная смерть без какой-либо пользы. Если бы не кавалерия пруссаков, можно было бы попытаться отбиться — раньше, сейчас уже поздно, уже загнали в ловушку.
Хороших стрелков в Кельтике больше, оружие у многих штучное. Но чёртовы гусары… ещё над ними смеялись — мясо! Вот что значит, командир толковый, даже мясу дело нашлось.
Так и не придумав ничего, Алекс по змеиному улыбнулся — так, чтобы у подчинённых проснулась надежда.
— К Отаве[6] поворачиваем! — Громко приказал он, еле заметно улыбаясь. Может, по ходу что-то и придёт в голову.
— Командир что-то придумал, — загудели потихонечку солдаты, приободряясь. Фокадан тем временем развернул карту, не слезая с седла и снова изучая район. Ройсс загонял их к реке, вполне надёжной преграде в зимнее время. Лёд там становится разве что у берега, да и тот символический. Сама речка неширокая, летом переплыть такую легко, а вот зимой…
Полковник замер, пришедшая в голову мысль казалась совершенно сумасшедшей, но деваться-то некуда!
— Каллена ко мне, — бросил он в пустоту. Отдав лейтенанту приказ, замурлыкал песенку. Не то чтобы повод по-настоящему достойный, но когда видишь шанс вытащить из безвыходного положения если не весь батальон, то как минимум большую его часть, то настроение взлетает.
Пруссаки, находящиеся буквально в паре вёрст позади, несколько сбавили темп, поджидая тылы и разворачиваясь в боевые порядки. Начали маневры и кельты, выстроив повозки импровизированной баррикадой, и всячески показывая готовность обороняться.
Лошади ожидаемо не пошли в ледяную воду, как ни упрашивали их возницы. А вот люди оказались более стойкими. Полтора десятка опытных пловцов, раздевшись донага, бросились вплавь, держа перед собой наскоро сколоченный плотик, на котором лежал груз.
Фокадан с волнением следил за парнями, преодолевшими Отаву вплавь. Пусть ширина реки здесь не больше полусотни метров, но температура воды не внушает оптимизма. Опасения оправдались, до другого берега доплыли двенадцать человек из пятнадцати.
Сердце… его ирландцы не тренированные моржи. Да и не каждый морж выдержит такой заплыв, будучи вымотанным трёхнедельным переходом. Тем паче, при заплыве нужно ещё и ломать своим телом тонкий ледок, из-за чего неширокую в общем-то речку переплывали минуты три.
Доплыв, кельты наскоро оделись и в бешеном темпе принялись за работу. Очистив от коры с десяток стволов больших деревьев, смазали их маслом и перекинули верёвки, мотки которых тащили с собой на плотиках.
Привязав к концам тяжёлые сучья, бойцы подбежали к берегу и начали раскручивать их над головой. Через Отаву перелетели только четыре, остальные упали неподалёку от берега. За ними тут же кинулись добровольцы — благо, не хватило всего нескольких метров, а ледок уже сломан.
Через минуту последовал второй заброс. Теперь середина мотка опоясывала промазанный маслом ствол, а оба конца находились на берегу, в расположении батальона.
— Добровольцы, — негромко сказал Фокадан. Солдаты замялись, поняв наконец, что им предстоит.
— Давай я, командир, — шагнул вперёд ординарец. Раздевшись, Роберт Конноли плотно упаковал патроны в средину получившегося тючка. Затем, под нервные смешки приятелей, привязал верёвку к солдатскому ремню — единственной детали одежды, оставшейся на нём, и зашёл в воду по колено.
— Давай! — Скомандовал он дрогнувшим голосом. Стеганули лошадь, пошедшую тяжёлой рысцой, и Роба дёрнуло в реку. На противоположном берегу он оказался менее, чем через десяток секунд. На попаданца отчётливо пахнуло будущим, и появилась твёрдая уверенность, что летом его кельты непременно будут играться подобным образом, напоминая себе и окружающим о героическом прошлом.
Солдаты загомонили, обсуждая поступок товарища, и тут же начали следовать его примеру. Один за другим они переправлялись на тот берег, не успевая толком замёрзнуть. Оставшиеся на берегу товарищи тем временем имитировали строительство укреплений, старательно мелькая с разнообразным барахлом на виду пруссаков.
Менее чем за двадцать минут, на противоположном берегу оказалась большая часть батальона. Пруссаки тем временем разворачивались по всем правилам, выкатывая немногочисленную полевую артиллерию и спешно оборудуя подобия щитов из фашин[7] — хоть какая-то защита от пуль прославленных стрелков Кельтики.
— Умный, — весело пробурчал Фокадан, глядя на приготовления в подзорную трубу, — да дурак.
Бойцы, коих осталось на берегу менее двух десятков, видя промедление врага, вовсе уж раздухарились. На тот берег переправлялось запасное оружие, инструмент.
— Хватит, парни, — со смешком остановил бойцов Фокадан, — этак вы и за пруссаков скоро возьмётесь. Вперёд!
Через пару минут полковник и сам разделся, но напоследок решил пошалить. Вырвав из блокнота (который сам же изобрёл[8]) листок, написал крупными буквами: Спасибо за интересную игру, полковник Ройсс. Было весело.
Фактически перелетев через Отаву, быстро вытерся сухим тряпьём и весело скомандовал:
— Ну что, парни? Повоюем ещё?!
Дружный рёв восторга стал ему ответом, и Фокадан с некоторой дрожью в душе понял, что с этого момента он не просто командир батальона, а вождь. Снова.
— Греться будем на ходу, парни, — поднял он людей, собравшихся разводить костры, — до города меньше десяти миль, сегодня мы будем ночевать под крышами!
* * *
Несмотря на неблагозвучное для русского уха название, Писек оказался вполне приятным городком, с дружелюбными жителями. Попаданцу дружелюбие чехов показалось несколько наигранным, но винить их сложно: концентрация военных на душу населения превышает санитарные нормы. Свыше десяти тысяч солдат — многовато, как ни крути, в городе немногим больше народа проживает.
Бойцы чувствовали себя как в огромном военном городке, в который каким-то чудом затесались нелепые гражданские. На горожан смотрели, как на гостей, и вели себя порой соответственно. Ситуацию несколько смягчало обилие офицеров, так что серьёзных инцидентов не происходило. А задранные озорниками юбки благонравных девиц, это так, мелочи. Особенно, если дальше задранных юбок дело не пошло.
— Хоть бабу понюхал, — довольно говорили такие шутники, отправляясь на гауптвахту или чистку нужников. Поговаривали, что иногда удавалось договориться, и кое-кто из не совсем девиц заработал себе неплохое приданое. Пусть денег у солдат и немного, зато много самих солдат… Ну и кое-кто из замужних разговелся в духе досыта и без греха[9].
Подобные отпускные настроения в солдатской среде царили ещё и потому, что Писек по факту оказался этаким госпиталем, или скорее отстойником. Сюда сводят части, нуждающиеся в длительном отдыхе и пополнении. Тяжело раненых немного, всё больше солдаты, нуждающиеся в длительной реабилитации после болезни или ранения.
Так что ощущения смерти по соседству не наблюдается. Скорее — вырвались, спаслись, отсюда и не всегда адекватное поведение.
Кельтику вынужденно разместили на квартирах: все здания, годные под казармы, давным-давно заняты военными. С жилплощадью дела обстоят совсем туго — даже командиру батальона с чином полковника, и званием личного друга Его Величества, нашлось всего две комнатки, одна из которых стала кабинетом и приёмной, а заодно — спальней для денщика.
Семейка бюргеров, коих пришлось немного потеснить, в восторг от новоявленных постояльцев не пришла. Да оно и понятно: небольшой особнячок быстро превратился в проходной двор. То решались дела батальона, то приходили навестить Фокадана шапочно знакомые офицеры.
К слову, попаданца удивил этнический состав горожан — немцев здесь жило как бы не больше, чем чехов. Причём жили немцы отнюдь не на птичьих правах[10], а как хозяева. Чехи шли не то чтобы вторым сортом, но где-то рядом[11].
