И в самом деле, майор после длительной паузы отвел глаза и потупился.
– И как вы думаете, что именно мы затеваем?
– Я пока не знаю. Но я чувствую.
– Послушайте… – начал было Решетников, но Гумилев поднял руку:
– Стоп, стоп. Майор, я бы мог, конечно, оскорбиться, но не стану этого делать.
– И не нужно. Я не хотел вас оскорбить, я просто волнуюсь. Знаете, я раньше никогда не имел дела с русскими. Когда я учился на офицера, нас учили видеть в русских врагов. Со временем я понял, что это не так, но и друзей видеть в них готов не был. Нейтралитет… Да, сэр, пожалуй, это именно то самое слово. Но потом я увидел, как вы провожали своего погибшего друга. Подумал, что вы приехали сюда для того, чтобы спасти американцев, тех, кто находится за периметром, да и всех остальных. Виктор мне тоже многое объяснил. Поэтому, сэр, если вы и в самом деле что-то затеваете, я буду смотреть на это сквозь пальцы. Ибо знаю, что плохого вы не сделаете. Честь имею.
Одним длинным глотком осушив стакан с соком, Магдоу встал, коротко поклонился и вышел из столовой.
Решетников и Гумилев переглянулись.
– Вот она, волшебная сила искусства, – сказал Гумилев. – Грищенке надо премию выписать.
– А про что он говорил-то, Андрей Львович? – с интересом спросил Миллерс.
– Ты же газету на английском читаешь! Совершенствуешься!
– Я читал только результаты хоккейных матчей. Они понятные. Ну и в заголовке на первой полосе: «Тибет», «Сидней», «Люфтганза», «terrorists»… – признался Миллерс и расплылся в широкой улыбке.
Гумилев не удержался и похлопал вертолет по теплому оливковому борту. Он любил хорошо сделанную технику. Конечно, в идеале Гумилев привез бы с собой вертолет российского производства, но этот тоже был хорош. К тому же в какой-то степени С-92 имел отношение к России – основатель фирмы «Sikorsky» Игорь Иванович Сикорский эмигрировал из страны в 1919 году, успев сконструировать там такие легендарные аэропланы, как «Русский витязь» и «Илья Муромец».
Когда в прошлый раз они вывозили обстрелянную взбесившимся роботом группу и растерзанное тело Дербенева, Гумилеву было не до любопытства. Сейчас он с интересом заглянул в двухместную кабину экипажа, размещенную в носовой части, оценил приборную доску с четырьмя многофункциональными дисплеями на жидких кристаллах.
Остальные тем временем грузились в грузопассажирский отсек через большую сдвижную дверь с правого борта. Здесь были все, кроме Синцова. Микробиолога своим волевым решением Гумилев отправил в Твин Фоллз, чтобы он с людьми академика Делиева продолжал заниматься экспресс-лабораторией и вакциной. Синцов обсуждать приказы руководства не привык, но уехал весьма опечаленный, увозя с собой второго «объекта «Б».
Вессенберг был сердит, как никогда. За пару часов до вылета, еще до общего подъема, Гумилев застал его разговаривающим по мобильному телефону. Мобильники были строго-настрого запрещены и оставлены в Москве. Связываться с родными и близкими разрешалось через аппарат в «Америтель Инн», звонки с которого отслеживались. Поблажки себе не сделал даже Гумилев – с Марусей он единственный раз поговорил именно из отеля, а с тех пор не мог туда вырваться, будучи занят подготовкой к вылету.
Эстонец говорил на своем языке и осекся на полуслове, когда обнаружил, что за ним наблюдает Гумилев. Андрей не знал эстонского, но что именно на полуслове, почему-то сразу понял. И еще понял, что Вессенберг испугался.
– Индро Юльевич, как я вижу, правила на вас не распространяются? – ехидно спросил Гумилев.
– Это приватный звонок, – торопливо выключая телефон, сказал Вессенберг.
– Насколько вы знаете, отсюда не разрешены никакие звонки. Если появится нужда – вас отвезут в Твин Фоллз.
– Это было срочно. У меня дома есть некоторые проблемы.
– Дайте сюда телефон, – велел Гумилев, протягивая руку.
– Вы не имеете…
– Дайте сюда телефон!!! – повысил голос Андрей.
Вессенберг нехотя протянул аппарат, дешевую допотопную модель «нокиа». Гумилев взял его, размахнулся и с размаху врезал о дверцу армейского грузовика. Эстонец вздрогнул от удара пластмассы о металл и стука дробью разлетевшихся кусков телефона.
– Вы напрасно сделали это, – злобно произнес он.
– Идите в свою палатку и собирайтесь, – приказал Гумилев, повернулся, показывая, что дальнейший разговор не состоится, и ушел.
Потом он пожалел, что разбил аппарат или, в крайнем случае, не подобрал обломки. Можно было проверить, кому звонил Вессенберг. Решетников, которому Андрей нелицеприятно высказался по поводу его протеже, только развел руками:
– Он очень неорганизованный человек. Не любит ограничений и приказов.
– Ну и подарочек вы мне подсунули, Константин Кирилыч! – сказал Гумилев, со злости перейдя обратно «на вы». – И не начинайте снова эту волынку про уникального специалиста! Понятное дело, что я его уже никуда не отчислю. Не я назначал. Но если что, я вас предупреждал!
Сейчас Вессенберг стоял в стороне от остальных и протирал платочком свои очки. Автомат висел у него на плече, словно теннисная ракетка в чехле, а из-под каски болтались длинные волосы. В закрытом герметичном шлеме эстонец выглядел куда опрятнее, но поди ж ты, оказался полностью иммунным. Ему, Саничу и Гумилеву откровенно завидовали – еще бы, не таскать на себе тяжелый колпак, не дышать через фильтры…
Мимо КПП проехал черный автомобиль, и у Гумилева аж скулы свело. Федеральные агенты снова были тут как тут. У них определенно был источник в комендатуре, или… Нет, про это теперь думать не нужно. Однако появлялись они с редкой избирательностью.
– Простите, но у меня нет времени на беседу с вами, – заявил Гумилев, когда Маккормик и Ковальски подошли к вертолету. – Как видите, мы заняты.
В подтверждение его слов Лобачевский и Миллерс протащили мимо контейнер со снаряжением. Лобачевский при этом специально наступил на ногу Маккормику и сделал вид, что не заметил. Агент с ужасом посмотрел на свой вычищенный ботинок, понесший тяжелую утрату.
– Мне кажется, или пересечение периметра на летательных аппаратах запрещено? – спросил он.
– Запрещено. Но мы имеем специальное разрешение генерала Хардисти.
– Могу я на него посмотреть? – Ковальски протянул руку. Гумилев некоторое время разглядывал ладонь агента и заметил глубокомысленно:
– Ваша линия жизни внушает мне серьезные опасения.
– Что?! – не понял Ковальски. Потом лицо агента вытянулось, и напарник поспешно потащил его за рукав плаща к машине, что-то еле слышно говоря. Гумилев улыбнулся – происшествие доставило ему небольшое удовольствие. Мальчишество, конечно, но какая у агента была рожа!!!
– Чего это они, Андрей Львович? – спросил Санич с таким серьезным видом, словно готов был тут же пристрелить обоих агентов, если они чем-то обидели Гумилева.
– Любопытствовали, Олег. Они всегда… любопытствуют…
С тем же вопросом подошел и майор Магдоу.
– Мне не нравятся эти люди, – сообщил он. – Я понимаю, что это ФБР, но им нужно заниматься другими делами.
– Вы уверены вообще, что они из ФБР?
– Да из ЦРУ они, – убежденно сказал Санич. – Я чую.
– Возможно, – согласился майор. Агенты тем временем сидели в машине и смотрели на погрузку. Маккормик что-то наговаривал на диктофон. – Хотя ЦРУ не имеет права заниматься оперативной деятельностью на территории США. В любом случае я свяжусь с командованием и уточню, не вышвырнуть ли их с территории базы.
– Да они сами уедут. Мы взлетим, и они сразу уедут.
– На будущее не повредит.
Гумилеву было немного стыдно перед майором. Магдоу был с ними честен, старался помочь… Вот и об агентах собрался «позаботиться» а ведь не знает того, что никакого будущего уже не будет. И если «Сикорский» все же вернется на базу много позже назначенного срока, сюда приедут не эти два агента-нюхача, а серьезные люди с большим количеством звезд на погонах. Впрочем, об этом Андрей пока не хотел и думать. Сначала надо добраться до Зоны 51.
