Недавно Дирк вступил в героический кулачный бой с мальчиком Петерсонов, который на два года его старше, и вышел из него окровавленным, в синяках, но победителем. В строгом изложении Ады Шон почувствовал нотку гордости.
Далее следовали полстраницы, продиктованные Дирком; слова сыновней любви чередовались с просьбами: пони, ружье и нельзя ли прекратить учебу в школе.
Далее Ада коротко сообщала, что Гарри недавно вернулся в Ледибург, но у нее еще не был.
Затем она просила Шона заботиться о своем здоровье, поручала его заботам Всевышнего, предвидела быстрое возвращение в Лайон-Коп и заканчивала словами любви.
Шон сложил письмо и спрятал. И позволил себе задуматься, пока его лошадь одолевала коричневые мили. Обильная пища для размышлений: Дирк и Ада, Руфь и Сол, Гаррик и Майкл – всё невеселые мысли.
Неожиданно он взглянул на ехавшего рядом Сола и выпрямился. Не время печалиться. Они вступили в одну из тех узких долин, что постепенно поднимаются к заснеженным отрогам Дракенсберга, и ехали вдоль ручья, берега которого обрывались на десять футов к воде, журчащей по отполированным камням дна.
– Далеко еще, Нонга? – спросил он.
– Близко, нкози.
В другой долине, идущей параллельно и отделенной от этой двумя хребтами ломаного камня, молодой бур задал тот же вопрос:
– Далеко еще, уум Пол?
Прежде чем ответить, вехт-генерал Ян Паулюс Леруа повернулся в седле и посмотрел на колонну из тысячи бюргеров, которую вел на соединение со своим лагерем в горах. Бюргеры двигались сплошным потоком, заполнив все дно долины: бородатые мужчины в домотканой одежде, на лошадях в мохнатой зимней шерсти – но когда Ян Паулюс смотрел на них, он испытывал гордость. Это были ветераны, испытанные в полусотне схваток бойцы, закаленные в огне битв, острые, твердые и пластичные, как лучшая сталь. Потом он посмотрел на всадника рядом, юношу годами, но с мудрыми глазами старика.
– Уже близко, Хенни.
– Экклз, здесь остановимся. Напоите лошадей. Ослабить подпруги, седла не снимать. Никаких костров, но люди могут отдохнуть и поесть.
– Слушаюсь, сэр.
– Я отправлюсь вперед посмотреть на лагерь. В мое отсутствие раздайте солдатам по сто дополнительных патронов. Проверьте «максимы». Вернусь через два часа.
– Когда начнем, сэр?
– Снимемся с места в сумерках. Хочу быть на позиции для атаки к восходу луны. Можете теперь сказать людям.
Они с Нонгой двинулись вперед по дну долины. Между тем сверху за ними наблюдали двое. Они залегли среди скал – оба бородатые, один подпоясан английским офицерским ремнем поверх заплатанной кожаной куртки, но винтовка, лежащая перед ним на камне, системы Маузера.
– Они послали к лагерю шпионов, – прошептал он, и его спутник ответил на африкаанс:
– Ja, они нас нашли.
– Иди! Быстрей поезжай к ууму Полу и передай, что здесь три сотни хаки, созревшие для уборки.
Второй бур улыбнулся и пополз назад, стараясь не показываться на линии неба. Спустившись, он побежал к своей лошади и, прежде чем сесть верхом, провел ее по густой траве, которая заглушает стук копыт.
Спустя час вернулся из разведки Шон.
– Мы их нашли, Экклз, – свирепо улыбнулся он Солу и Экклзу. – Они примерно в двух милях в скрытой ложбине в скалах.
Он присел и ладонью разровнял участок земли.
– Вот как мы это сделаем. – Он начал быстро чертить на земле прутиком. – Вот наша долина. Мы здесь. Это лагерь; здесь, здесь и здесь холмы. Здесь вход в углубление. Здесь мы поместим два «максима», сто людей под ними и сто впереди, вот так. Я хочу, чтобы вы…
Неожиданно земляная карта взорвалась, насыпав грязи ему в глаза и открытый рот.
– Какого дьявола… – начал он, схватившись за лицо, но его слова заглушил треск «маузеров».
Слезящимися глазами Шон посмотрел наверх.
– О мой Бог!
Дым выстрелов плыл там, как морская пена в ветреный день.
Шон вскочил.
– В реку. Загоните лошадей в реку! – закричал он, перекрывая убийственный треск, резкие щелчки рикошетов и постоянные удары пуль о землю и плоть.
– В реку. Уходите в реку!
Он побежал вдоль ряда кричащих людей, которые пытались извлечь ружья из чехлов на пятящихся, упирающихся лошадях. Буры поливали их огнем, люди и кони с криками падали на траву.
Вырвавшиеся лошади бежали по долине, волоча за собой узду; пустые стремена били их по бокам.
– Оставьте их! Пусть уходят! В реку!
Упали два мула из запряженных в коляску. Шон сорвал брезент и поднял пулемет. Пуля ударила в дерево у него под руками.
– Эй! – крикнул он одному из моряков. – Держи-ка!
Он передал ему пулемет, и тот, подхватив «максим», побежал и спрыгнул с речного берега. Держа в каждой руке по ящику с патронами, Шон рванул за ним. Ему казалось, что он бежит по пояс в воде, подгоняемый отчаянием; страх не покидал его. Пуля пробила поля его шляпы прямо перед глазами, ящики с патронами тянули вниз, а он в слепой панике продолжал бежать к реке. Неожиданно земля ушла у него из-под ног, он упал, ударился спиной, перевернулся ничком и погрузился в ледяную воду.
Но мигом поднялся и, не выпуская ящиков с патронами для «максима», побрел к берегу. Над ним свистели и пели бурские пули, русло реки уже было забито его людьми, которые продолжали падать и прыгать с берега, увеличивая смятение.
Шон в льющейся с одежды воде, тяжело дыша, прислонился к берегу, осматриваясь. Поток уцелевших, стремившийся в реку, замедлился, потом совсем прекратился. Буры тоже прекратили стрелять, и на поле боя воцарилась относительная тишина, нарушаемая стонами и проклятиями раненых.
Прежде всего Шон подумал о Соле. Он нашел его под берегом. Сол держал двух вьючных мулов, рядом с ним Мбежане и Нонга держали еще двух. Сола Шон посылал командовать дальним участком линии.
– Старшина! – крикнул он и с облегчением услышал совсем близко ответ:
– Здесь, сэр!
– Растяните их вдоль берега. Пусть готовят платформы для огня.
– Слушаюсь, сэр. – И сразу начал: – Эй вы, слышали, что сказал майор? Поднимайтесь с задниц!
Через десять минут вдоль реки вытянулась цепь из двухсот стрелков с ружьями, а «максим» был установлен за насыпью из земли и камней и обслуживался расчетом. Те, кто потерял оружие, занимались ранеными.
Эта жалкая маленькая группа собралась в середине линии, раненые сидели у берега по пояс в грязи, и их кровь окрашивала воду в бурый цвет.
Шон поднялся на одну из платформ для стрельбы и осторожно выглянул за край берега. Открылось тошнотворное зрелище. Всюду мертвые лошади и мулы с разорванными тюками, земля усыпана одеялами и провизией.
Раненые животные беспомощно хромали или стояли на месте, понурив голову.
– Есть кто-нибудь живой? – крикнул Шон, но мертвецы не ответили. Снайпер сверху вогнал пулю в землю перед ним, и Шон торопливо спрыгнул вниз.
– Большинство сумело уползти, сэр. А тем, кто не смог, теперь лучше, чем сидящим в грязи.
– Сколько мы потеряли, Экклз?
– С десяток мертвых, сэр, вдвое больше раненых. Легко отделались.
– Да, – кивнул Шон.
– Почти все первые выстрелы прошли выше. Даже лучшие стрелки допускают такую ошибку, когда стреляют сверху вниз. Они застали нас со спущенными штанами, – добавил Экклз, и от Шона не ускользнула нотка осуждения в его голосе.
– Знаю. Мне следовало разместить наверху посты, – согласился он.
«Ты не Наполеон, – сказал он себе, – и потери это доказывают».
– Сколько потеряно оружия?
– Сейчас у нас двести десять ружей и один «максим», сэр, и перед самым нападением я раздал всем по сто дополнительных патронов.
– Должно хватить, – решил Шон. – Остается терпеть, пока мой туземный проводник не приведет подкрепление.
Полчаса ничего не происходило, если не считать редких выстрелов сверху.
Шон прошел вдоль линии, разговаривая с людьми.
– Как дела, моряк?
– У моей старушки мамы был бы припадок, сэр. «Джордж, – сказала бы она, – сидение в грязи не облегчит твой геморрой». Вот что она сказала бы, сэр.
Он был ранен в живот, и у Шона нашлись силы усмехнуться его словам.
– Но я бы покурил. Это я бы с удовольствием.
Шон нашел для него в кармане измятую сигару и пошел дальше.
Молодой солдат колониальных войск тихо плакал, прижимая к груди окровавленную тряпку.
– Больно? – мягко спросил Шон. Мальчишка посмотрел на него, заливаясь слезами.
– Уходите, – прошептал он. – Пожалуйста, уходите.
Шон отошел. «Я должен был проверить высоты, – снова подумал он. – Должен был».
– Наверху флаг перемирия, сэр! – возбужденно воскликнул человек рядом, и Шон поднялся наверх.
По всей линии пробежал гул замечаний.
– Подштанники сушат.
– Ублюдки хотят сдаться. Знают, что мы их прикончим.
Шон выбрался из реки и помахал шляпой в сторону белой тряпки, которой махали сверху. К нему начал спускаться всадник.
– Middag[19], минхеер, – поздоровался Шон. В ответ он получил лишь кивок и записку, которую протянул ему всадник.
