В полдень, на привале, план начали претворять в жизнь. Патруль из десяти человек должен был заботиться о мулах; в него Шон отобрал пожилых, полных и плохо ездящих верхом. Эти же люди будут держать лошадей, когда отряд пойдет в бой спешившись.
Из числа моряков Шон отобрал пулеметчиков – расчеты для четырех «максимов». Стрелков разбили на группы по десять человек, и были назначены сержанты – командиры этих групп. Их повышение в должности Сол отметил в своем блокноте.
Уже после заката они остановились на ночь под темным массивом горы. Мбежане со своими людьми ждал у небольшого, защищенного со всех сторон костра.
– Я вижу тебя, Мбежане.
– Я вижу тебя, нкози.
При свете костра было видно, что ноги Мбежане в пыли, а лицо серое от усталости.
– Какие новости?
– Старый след. Возможно, неделю назад много людей разбили лагерь ниже по реке. Двадцать костров, но не в ряд, как делают солдаты. Маленьких оловянных банок, которые бросают солдаты, освобождая их от мяса, нет. Палаток не ставили, только постели из скошенной травы, много постелей.
– Сколько?
Вопрос бессмысленный – Мбежане не умеет считать, как считают белые. Он пожал плечами.
– Столько постелей, сколько с нами людей? – поискал сравнение Шон.
– Больше.
Мбежане подумал, прежде чем ответить.
– Два раза по столько? – настаивал Шон.
– Может, и два, но не больше.
Около пятисот человек, решил Шон.
– Куда они пошли?
Мбежане показал на юго-запад.
К Врайхейду, под защиту гор Дракенсберга. Да, несомненно, это часть отряда Винберга.
– Какие новости из краалей?
– Там люди боятся. Говорят мало, а то, что говорят, не имеет значения.
Мбежане не пытался скрыть свое отвращение, презрение, которое испытывают зулусы ко всем остальным африканским племенам.
– Ты молодец, Мбежане. Теперь отдыхай – мы выедем до рассвета.
* * *
Четыре дня они двигались на юго-запад. Следопыты Шона прочесывали местность на десять миль по обе стороны от их маршрута, но ничего не находили.
Вдоль южного горизонта, как спина доисторического чудовища, возвышался зубчатый хребет Дракенсберга. На вершинах снега не было.
Шон учил своих людей отражать внезапные нападения.
Стрелки разворачивались и спешивались, прикрывая «максимы», которые стремительно везли к ближайшим возвышениям местности.
Те, кто должен был заботиться о лошадях, уводили их в ближайшую донгу или к холму. Снова и снова повторяли они этот маневр.
Шон так муштровал их, что они, пригнувшись к холкам лошадей, чтобы поберечь натертые зады, проклинали его. Пройдя через усталость, они обрели отличную новую физическую форму. Отросли бороды; лица покраснели и облупились, потом потемнели на солнце, мундиры тоже потемнели, но от грязи. Они больше не проклинали Шона. Все были охвачены каким-то новым чувством, больше смеялись, увереннее держались в седлах, крепко спали по ночам, несмотря на холод, и просыпались свежие, полные сил.
Шон испытывал скромное удовлетворение.
На утро десятого дня он выехал с двумя солдатами на разведку перед колонной. Едва они спешились, чтобы отдохнуть среди груды камней, как Шон заметил движение на равнине впереди. Свирепея, он вскочил с камня, на котором сидел, и побежал к лошади за биноклем.
– Черт побери! – разочарованно сказал он, увидев в бинокль блеск пик. – Кавалерия.
Полчаса спустя они встретили кавалерийский патруль, высланный большой колонной, направлявшейся на юг от линии блокгаузов. Молодой младший офицер, командовавший патрулем, угостил Шона сигарой и сообщил последние военные новости.
Де ла Рей и Сматс с сорока тысячами солдат опустошают местность к северу от Йоханнесбурга, преследуя три тысячи противников. Южнее, в Свободной республике, развернулась грандиозная охота на Девета. На этот раз их поймают, заверил офицер Шона.
Пятьдесят тысяч пехотинцев и всадников загнали его отряд в угол между линией блокгаузов и разлившейся рекой Риет. На востоке спокойнее. Там у отрядов не было командира, и буры рассыпались в горах вокруг Коматипоорта.
– Пока и здесь спокойно, сэр. Но мне не нравится это спокойствие. Этот Леруа опасный тип, вдобавок хитрый. До сих пор он не слишком наседал – так, несколько нападений. Десять дней назад пятьсот его людей близ Чарлстауна напали на колонну обеспечения. Смели охрану и забрали достаточно боеприпасов, чтобы вести полномасштабную войну, а потом ушли в горы.
– Да, – мрачно подтвердил Шон. – Мы нашли один их лагерь.
– С тех пор ни следа, сэр. Мы обыскиваем местность, но пока безуспешно.
– Каковы его силы? – спросил Шон.
– Говорят, ему удалось собрать до трех тысяч человек. Думаю, он готовится к чему-то очень значительному.
В этот вечер Мбежане вернулся в лагерь после полуночи и направился прямо туда, где в коляске спал Шон и еще двое.
– Нкози.
Шон повернулся на бок и мгновенно проснулся от прикосновения.
– Мбежане?
Он выбрался из коляски и потянулся.
Ярко светила большая круглая луна. В ее свете Шон узнал тех, кто пришел с Мбежане, и радостно воскликнул:
– Хлуби! Нонга!
Потом, вспомнив об этикете, с широкой улыбкой шагнул вперед и по очереди обнял их за плечи. Оба серьезно ответили на объятие.
– Я вижу тебя, нкози.
– Здоров ли ты?
– Я здоров. А ты здоров?
Зулусское приветствие могло продолжаться, сколько позволяет время. Прошло больше года с тех пор, как Шон в лагере у Претории отпустил этих двоих со службы, и теперь, прежде чем задавать свои вопросы, он должен был спросить каждого в отдельности о его отце, братьях, стадах и путешествии, которое тот проделал.
– Вы шли через Ледибург?
– Мы шли этой дорогой, – подтвердил Хлуби.
– Видели нкозикази Дирка?
Впервые оба улыбнулись, и их белые зубы сверкнули в лунном свете.
– Мы держали совет с нкозикази, – усмехнулся Хлуби. – Он растет, как бычок. У него уже боевые шрамы – почетный синяк под глазом.
– Он растет и в мудрости, – похвалил Нонга. – Говорил нам вслух то, что написано в книге.
Хлуби продолжил:
– Он шлет привет нкози, своему отцу, и спрашивает, можно ли ему теперь оставить школу и снова присоединиться к отцу. Потому что он достаточно искусен в книгах и числах.
Шон рассмеялся.
– А как нкозикази моя мать? – спросил он.
– Она здорова. Посылает тебе эту книгу.
Хлуби достал из-под набедренной повязки запачканный в пути пакет. Шон сунул его в карман, чтобы посмотреть позже.
– Ну хорошо. – Приветственные формулы произнесены, и Шон может перейти к сути. – Какие новости о мабуну? Нашли следы?
Мбежане присел на корточки и положил рядом копье и щит. Остальные последовали его примеру. Начался совет.
– Говори, – приказал Мбежане Хлуби.
– Мы прошли через горы, так короче, – объяснил Хлуби. – В холмах под горами мы нашли след многих лошадей, прошли по нему и увидели ровное место среди скал. Мабуну там, со скотом и фургонами.
– Далеко это место? – возбужденно спросил Шон.
– Долгий день пути.
Тридцать миль.
– Сколько мабуну? – спросил Шон, и Мбежане объяснил:
– Столько, сколько стояло лагерем в том месте, о котором я тебе рассказывал.
Шон решил, что это похоже на правду. Ян Паулюс разбил свою армию на части, чтобы легче было прокормиться и укрываться, а в случае необходимости снова соберет ее.
– Мы пойдем туда, – сказал он и встал.
Экклз сразу проснулся.
– Старшина. Разведчики обнаружили небольшой отряд буров на привале под горами. Командуйте «По коням!»
– Сэр!
Усы Экклза, растрепавшиеся во сне, взъерошились, как у охотничьего пса.
Пока солдаты седлали лошадей, Шон спешно раздул угасший было костер, в его желтом свете вырвал листок из блокнота и послюнил карандаш.
«Всем британским частям в районе боевых действий: обнаружен отряд буров численностью пятьсот человек. Попытаюсь задержать их до вашего прибытия. Податель записки послужит проводником. Ш. Кортни, майор. 5 августа 1900 года. Время 00:46».
– Хлуби! – позвал он.
– Нкози.
– Там солдаты. – Он показал на север. – Отдай это им.
Собравшись в тесную колонну, «боевые разведчики Кортни» двинулись на юг, задевая шпорами бурую зимнюю траву. Позади подскакивала маленькая нарядная шотландская коляска.
Шон ехал впереди рядом с Солом, а двое зулусов, точно охотничьи псы, бежали перед ними. Легко держась в седле, Шон старался обеими руками держать письмо Ады, трепетавшее на ветру. Странно читать мягкие слова, идя на бой.
В Лайон-Копе все хорошо. Акация растет; ни пожара, ни засухи, ни вредителей. Ада наняла помощника управляющего, который работает только во второй половине дня – первую половину он проводит в Ледибургской школе.
Дирк зарабатывает свои два шиллинга шесть пенсов в неделю, и работа ему как будто нравится. Отчет о его школьных успехах от начала учебы до Пасхи вызывает некоторую озабоченность. Отметки, достаточно высокие, по всем предметам сопровождаются припиской «Мог бы успевать лучше» или «Не хватает усидчивости». Общий итог подвел директор школы: «Дирк – энергичный, предприимчивый и популярный среди соучеников мальчик. Но он должен научиться сдержанности и с большим усердием заниматься теми предметами, которые кажутся ему неинтересными».
