Ковров, щёлкая замком. – Пошли, пора приступать.
-К чему? – прошептал Никоненко, у которого пересохло горло.
Камера была небольшой, три на три метра квадрат, освящавшийся слабой лампой на потолке. Стены покрывает копоть и кое-где виднеется плесень. Загаженный унитаз в одном углу, койка с порванным матрасом в другой. Сам полковник Ноздрёв валялся посередине, прислонившись спиной к стенке. Выглядел он неважно: лицо осунувшееся, под глазами круги, морщин прибавилось. Волосы взлохмаченные и поседевшие. Глаза невидяще уставились на вновь прибывших, смотрели сквозь них. Удивительно, но следов насилия на лице нет, чекисты старались не оставлять кровоподтёков на видных местах. Китель порван, знаки отличия отсутствуют. Но хуже всего запах мочи: целая лужа натекла возле ног полковника.
-Иногда мои люди слишком усердствуют, - пожал плечами Ковров. – В горячке могут отбить почки, сломать позвонки… мы пытаемся работать, не оставляя синяков. Резиновая палка отличная вещь, ещё помогают пряжки с ремней. Ноздрёв сопротивлялся до последнего. Подписал бумаги, о том, что готовил заговор вместе с Тухачевским. Но своего курсанта не сдал. Так ведь, полковник?
Ноздрёв слабо пошевелился, глаза сфокусировались на чекисте.
-Я во всём признался… - надломленным голосом пробормотал он.
-К чести бывшего полковника, когда с него содрали знаки отличия, он не обоссался. Зато на него хорошенько отлили надзиратели. Так вот, Роман, если не желаешь оказаться с ним в одной луже…
-Что я должен сделать? – в ужасе воскликнул Никоненко.
-Выбей из него, с кем работает Звягин. Нам нужно имя его куратора-немца! – ответил следователь.
-Никоненко, это ты? – Ноздрёв заметил съёжившуюся фигуру курсанта. – Как мог оговорить нас? За что?!
-Но я… я не хочу…
Ковров будто дожидался этой тирады, рука легла на кобуру с оружием.
-Пряжка ремня подойдёт прекрасно, - сказал он.
Никоненко принял решение без раздумий. Если нужно выбирать между пытками нелюбимого начальника и пулей в собственный лоб – то тут и медлить нечего.
Он снял ремень и замахнулся пряжкой. Начищенная бляха сверкнула в слабом свете.
Ноздрёв даже не закричал. В первый раз. Он слишком вымотался от пыток. Но Никоненко старался, от этого зависело его будущее.
У Ноздрёва будущего уже не было, его поглотил 1937 год…
«Германии необходимо отвоевать жизненное пространство для немцев. Наша экономическая политика позволит родиться миллионам новых людей, жаждущих посвятить свои жизни во благо строительства национал-социализма. Мы уже начали возвращать исконно немецкие земли, как это было в Сааре, Рейнской Демилитаризованной Зоне, а вскоре австрийский народ в едином порыве соединится с Рейхом, со своими братьями и сёстрами. Никто не воспрепятствует этому, ибо наше дело правое, а французы и англичане трепещут перед новой Германией. Наша следующая цель – возвращение Судетский областей, где несправедливо угнетают немецкое население. В итоге, вся Чехословакия станет нашим протекторатом, вместе с крупнейшими машиностроительными заводами. Это даст шанс отвоевать у Польши вольный город Данциг, а также разгромить её воинские части…»
Адольф Гитлер перечитал абзац, сделав несколько исправлений. Карандаш всегда оставался при нём, в долгих поездках он старался не терять времени зря. Нельзя допускать ни единой оплошности в долгом пути к окончательной победе Германии. Если будешь торчать на месте, словно одинокий камень на дне озера, вскоре покроешься илом и превратишься в ничто.
Автомобиль остановился, рыча мотором. Десять минут езды от Бергхофа, и они оказались в баварских лесах. Адольф собирался хорошенько размяться этим утром, в конце концов это последний день праведного отдыха. Завтра возвращение в Берлин, новые помпезные речи перед собранием НСДАП.
Июньское солнце высоко висело над горными вершинами, окрашивая снежные шапки в золотистый цвет. Чистый воздух проникал в лёгкие и освобождал голову от лишних мыслей. Гитлер оказался на широкой поляне – с задней стороны лесная дорога, а спереди маячит колонна деревьев, поскрипывающих на ветру.
Егеря уже носились туда-сюда, кто нёс ружьё, а кто тарелочки. Небольшой столик уставили закусками и холодным чаем. Пить алкоголь во время стрельбы не лучший способ для тренировки.
Адольф собирался не только развеяться, но и набить руку. Сам Герман Геринг одолжил своё охотничье ружьё, дабы порадовать любимого фюрера. Глава Люфтваффе давний поклонник стрельбы по животным, что не особо одобрялось Гитлером. Тот всецело пытался сохранить природное богатство Германии, приняв множество законов об охране зверюшек.
Однажды поспорив со своим протеже, Адольф решил доказать ему, что сумеет выиграть в соревновании по стендовой стрельбе. Геринг лишь улыбнулся, что ж посмотрим кто теперь посмеётся последним.
Первая тарелочка с шумом рассекла воздух. Гитлер не успел среагировать, с раскрытым ртом наблюдая, как она улетает ввысь. Выругался сквозь зубы и приказал подкинуть новую.
Ружьё оказалось совершенным образцом оружия: с гравировкой и рукояткой из лакированного дуба. Гитлер выстрелил: грохот оглушил его, а отдача едва не сбила с ног. Он не то, что не попал, даже не видел куда пропала тарелка.
Злость овладела им, вскипая как волна неистового океана. Он с яростью взглянул на опешившего егеря, тот быстро подбросил новый снаряд.
-Дьявольщина!!! – взревел Адольф.
Пришлось перезаряжать. С такой точностью, Геринг будет насмехаться над фюрером всю оставшуюся жизнь. И ведь не сделаешь ничего, Гитлер слишком ценил Германа, который спас его шкуру во время Пивного Путча.
-Мой фюрер! – послышался знакомый голос за спиной.
Адольф обернулся и увидел молодое лицо штурмбаннфюрера. Поморщился, память пыталась восстановить осколки портрета, собрав воедино в целостную картину. Наконец вспомнил имя и вздрогнул. Не хватало ещё, чтобы этот офицер проговорился о неудачах фюрера в стендовой стрельбе.
-Рихтер? – произнёс он. – Вольно, штурмбаннфюрер!
Офицер вытянулся по струнке, держа руку, приподнятой в нацистском приветствии. Расслабился, опустил ладонь, ни один мускул не дрогнул на лице. Снял фуражку, светлые волосы вздыбились от налетевшего ветерка.
-Простите мою дерзость, - сказал Рихтер, - но я не мог иначе. Несколько недель назад вы должны были принять меня в Берлине, но в последний момент отменили встречу.
-Да-да… вспоминаю. К сожалению, меня отвлекли дела государственного характера. Мой друг-дуче пожелал увидеться. Муссолини как обычно не может обойтись без помпезных встреч…
Гитлер тараторил как заведённый, в то время как егеря перезаряжали ружьё. Рихтер прикусил губу: знал он, чего требует макаронник, почётного места в будущей войне, новых территорий для Италии.
-Так в чём сыр-бор весь? – продолжил Гитлер, беря в руки ружьё. – Только не говорите, что собираетесь просить денег. Неужто Гиммлер вам отказал?
-Скорее отложил решение вопроса на неопределённый срок, - ответил штурмбаннфюрер. – Почему-то экспедиции в Тибет
