– Во-первых, он не каждый, – чуть раздражённо ответил Абрамов. – А во-вторых, кончай меня подначивать, скажи лучше, что у нас нынче на завтрак, а то у меня после разговора с этим алкашом что-то аппетит разыгрался.
– Так Павел что, был пьян? – уточнила Ольга, накрывая на стол.
– А что у них там сейчас, почти обед? Да нет, пожалуй, рановато. Скорее не отошёл ещё от вчерашнего. И это его счастье. Скажи он мне такое по трезвяни, я бы не посмотрел, что почти родственник… – Не закончив фразу, Глеб приступил к трапезе.
Отчаянно зазвонил телефон. Ольга сняла трубку. Повернулась к Глебу:
– Это Ольга Галина, тебя просит…
Глеб помотал головой.
– Сама поговори. У тебя это сейчас лучше получится.
– Нет, он не подойдёт… – произнесла Ольга в трубку. – А сама как думаешь?.. Нет, такого не будет, свои люди, сочтёмся по-иному… – Да, конечно. Но только ты Павлу передай, пусть за разговором-то следит, особенно по телефону…
* * *
В далёкой Сибири дежурный «слухач» снял наушники и срочно позвонил начальнику технического отдела при контрразведке 5-й армии. Недавно вступивший в должность начальника ТО майор Доброхотов прибыл незамедлительно:
– Что тут у вас?
Дежурный протянул ему наушники со словами:
– Послушайте сами, товарищ майор! – и включил запись.
Майор слушал запись с каменеющим лицом, а когда она кончилась, снял наушники и обратился к дежурному:
– Разговор вёлся со служебного телефона командира полка?
– Никак нет, с домашнего!
– Что?! Как такое могло произойти? Вы что, не в курсе: прослушивание частных телефонных линий разрешается исключительно в судебном порядке. Вам что, под трибунал захотелось?!
– Никак нет. Только эта линия как бы не совсем частная. Она замкнута на военный коммутатор.
– Вот как? – удивился майор. – Почему?
– Дом комсостава находится в непосредственной близости от воинской части, в некотором отдалении от посёлка. Вот, чтобы не тянуть отдельную линию, когда-то и решили…
– Неправильно решили. Но это не ваша печаль. Это я буду решать в другом месте, а пока ответьте-ка вот на какой вопрос: – Вы что, постоянно прослушиваете и пишете разговоры с этой линии?
– Так точно! Ваш предшественник, майор Грачкин взял это под свой личный контроль.
– Вот оно как… – протянул майор. – Ладно. Вам известно, где хранятся записи?
– Так точно!
– Доставьте их сюда!
Когда дежурный вернулся с коробкой, майор спросил:
– Здесь всё?
– Сейчас сверю с описью… Всё!
– Добавьте сюда сегодняшнюю запись и следуете за мной!
Дошли до котельной. Майор велел кочегару открыть крышку топки, потом приказал дежурному:
– Кидайте всё в топку!
– Но, товарищ майор…
– Кидайте, это приказ!
Начальник контрразведки 5-й армии, выслушав доклад майора, в первую очередь, уточнил:
– Вы уверены, что все записи уничтожены?
– Я могу поручиться только за те, которые хранились в техотделе, товарищ полковник!
– Намекаешь на то, что могли быть и копии, майор? Ай да Грачкин, ай да сукин сын! Ну, я ему устрою повышение по службе! А ты, майор, молодец! Представляешь, если бы запись беседы полковника с маршалом, где первый кроет последнего по матушке, не дай бог, кто-нибудь услышал?!
– Да, Галину бы не поздоровилось…
– При чём тут Галин? Он теперь свояк самого Ежова! Тот бы его всяко отмазал. А вот нам с тобой бошки бы посносил, да ещё за незаконную прослушку… Ты вот что, эту линию слушать запрети!
– Уже запретил.
– Молодец. А я немедленно договорюсь, чтобы наши связисты протянули отдельную линию от этого дома к гражданскому коммутатору, а то их самих долго ждать придётся…
………………………………………………………………….
Наиболее значимые события союзного масштаба за 1940 год по версии ТАСС.
По решению Госсовета, которое поддержано союзным парламентом, все средства финрезерва, а также часть средств, предназначенных для союзных строек, переданы в распоряжение ГКО. Из компетентных источников стало известно, что дополнительные средства потрачены на увеличение темпов строительства так называемого Прусского вала и на укрупнение оборонзаказа.
………………………………………………………………….
19-март-41. Разведёнка (игра разведок)
«Уважаемый фрайхерр фон Браун! Считая вас истинным патриотом Германии, имею честь предложить вам место ведущего инженера в возглавляемом мной ракетном исследовательском центре. В случае положительного решения вам также будет предоставлен грант на исследования от департамента артиллерийского вооружения.
Искренне ваш, Дорнбергер».
Мир стал иным. И никогда уже для него он не станет прежним. Вернер посмотрел на человека, от которого только что получил это послание, которого привык считать своим другом, и о котором думал, что всё про него понимает. Оказалось…
– Кто вы, Ханс?
– Ханс Улссон, аккредитованный в Петрограде журналист популярного в Швеции журнала и ваш, между прочим, приятель, – на лице визави Вернера мелькнула саркастическая усмешка. – Что с вами, Вернер? Или содержимое письма, в которое я, кстати, не заглядывал, так подействовало на вашу психику, что вы потеряли память?
– Моя память при мне, – без улыбки ответил Вернер, – но шведский журналист Ханс Улссон, выражаясь вашим языком, своей аккредитации в ней только что лишился. А я не привык общаться с тенью. Потому повторяю вопрос: кто вы?
Улыбка на лице собеседника Вернера потускнела, но совсем его (лица) не покинула.
– Ну, хорошо, – произнёс он. – Идя на поводу у вашей привычки я, так и быть, слегка выйду из тени. Да, я не швед, а, как и вы, немец, и не журналист, а офицер разведки, точнее, абвера. Удовлетворены?
– Частично…
– Вы об имени? – догадался псевдожурналист. – Но его я вам назвать никак не могу. И это истинная правда! Может, памятуя о нашей дружбе, я останусь для вас по-прежнему Хансом?
– Хорошо, – слегка улыбнулся Вернер. – Однако, дорогой Ханс, вы сегодня сильно рисковали.
– Да ничуть! – широко улыбнулся Ханс. – Я, дорогой Вернер, за время нашего знакомства успел изучить вас достаточно, чтобы не опасаться того, что вы, прочитав письмо Дорнберга, тут же побежите в КГБ.
– И откуда же такая уверенность? – полюбопытствовал Вернер. – Разве я когда-нибудь отзывался плохо о России?