Я стараюсь не подавать виду. Изо всех сил держусь, чтобы не сболтнуть лишнего. Но не выдерживаю:
– Так ты пом…
– Слушай, Кэл, а ты не хочешь возобновить отношения с Мишель? Она все ждет, что ты ей позвонишь, – перебивает Ниель.
– Что? – Я, наверное, все-таки ослышался.
– Мишель сказала, что просила тебя ей позвонить, – повторяет Ниель. – Вы же расстались, потому что ты думал, будто бы она в другой колледж переводится, да? А теперь она остается здесь. Ты ей позвонишь?
– Нет, – быстро говорю я. – Я не… Ну зачем ты так со мной? Зачем тебе нужно, чтобы я ей звонил? – Я смотрю на Ниель, не веря своим ушам. – Нет, правда. Ты что, хочешь, чтобы я… с ней встречался?
– А что такого? Мишель – славная девушка. – Ниель невозмутимо пожимает плечами, словно не замечая, насколько я потрясен.
Мне хочется просто рвать и метать. Я встаю и иду к холодильнику за пивом. Выдуваю одним глотком полбанки и спрашиваю со злостью:
– Так тебе, значит, все равно, если я буду с кем-то встречаться?
– Но, Кэл, я же в любом случае скоро уезжаю, – отвечает Ниель с непостижимым спокойствием. У нее бывает иногда такой голос, совершенно лишенный всяких эмоций. Это значит, что она опять от меня отстраняется.
У меня такое чувство, будто мне врезали под дых и я теперь беспомощно ловлю ртом воздух. Допиваю пиво до дна.
– Ясно, – только и говорю я.
– Хочешь кино посмотреть? – спрашивает она как ни в чем не бывало. – Пока я весь попкорн не съела?
– Конечно, – ровным голосом отвечаю я и снова сажусь рядом с ней на диван.
Ниель права. Она ведь и правда скоро уезжает. И то, что существует между нами, что бы это ни было, очевидно… ничего для нее не значит. Но это нечто сейчас грызет меня изнутри, не желая слышать никаких разумных доводов.
И когда Ниель ложится и пристраивает голову мне на колено, я не выдерживаю: просто молча убираю ногу и встаю.
– Пойду-ка я, пожалуй, собираться. У меня рейс завтра рано утром.
Ниель как-то странно смотрит на меня и кивает:
– Ладно. Мне, наверное, лучше еще сегодня уехать? Позвоню Элейн, она меня заберет.
– Когда хочешь, – говорю я, ухожу в свою комнату и закрываю за собой дверь. И сразу же сжимаю зубы. Я говорил с ней по-свински и сам это понимаю.
Вытаскиваю из шкафа сумку и начинаю пихать туда все подряд, не глядя. Звук телевизора из соседней комнаты меня просто убивает. Похоже, Ниель даже не понимает, как меня задели ее слова. Ничего-то она не понимает.
– Кэл? – Ниель просовывает голову в комнату. – Ты как? – Ага, кажется, что-то до нее все же дошло. – Все в порядке?
Я киваю, опустив глаза.
– А я позвонила Элейн. Она уже едет. – Ниель приоткрывает дверь пошире, входит и берет с кровати свой рюкзак.
Я закрываю глаза, стараюсь хоть немного собраться с мыслями, найти правильные слова.
– Ниель, пожалуйста, не уезжай. Я вовсе не хотел тебя выгонять.
– Да ничего страшного. Элейн все равно допоздна не спит.
Ниель забирает рюкзак и чемодан в гостиную. Я бросаю сумку на кровать, сажусь рядом, провожу руками по волосам. Мне позарез нужно сейчас же все исправить. Убедить ее не уезжать сегодня.
Я встаю, и тут же Ниель входит в комнату. Несколько долгих секунд мы с ней смотрим друг на друга. Потом она с печальным вздохом опускает глаза в пол. И вдруг удивленно восклицает:
– Что это?
Я поворачиваюсь к шкафу. На полу валяются сложенная вдвое записка и свернутый в трубку рисунок. Должно быть, выпали, когда я снимал с полки сумку. Ниель нагибается и поднимает их. Только когда она разворачивает листок, я вдруг понимаю, что у нее в руках.
– Пожалуйста, не надо… – отчаянно прошу я, и в тот же миг у нее изо рта вырывается неслышный вздох.
Ниель переводит взгляд с рисунка на меня. В глазах ее мелькает смятение. Она медленно опускается на кровать, держа перед собой листок так, словно боится, что он вот-вот исчезнет. Он вздрагивает в ее руке, а Ниель разглядывает его снова и снова, между бровями у нее появляется глубокая морщинка, словно она в тупике и не знает, как лучше поступить.
Чуть слышно вздыхая, она легонько гладит пальцами наше с ней детство. Я вижу, как кончики этих пальцев касаются светловолосой девочки, сидящей с гитарой под деревом, и еще одной девочки, с голубой лентой в волосах, и мальчика в темных очках, который устроился рядом с ней в доме на дереве и держит ее за руку. Потом ее дрожащая рука зависает над Райчел, рвущей цветы на лугу.
Ниель поднимает голову, и я отшатываюсь – столько боли в ее глазах. Никогда не видел, чтобы человеку было так плохо, и я даже не представляю, как ее спасти. Хочется вырвать у нее рисунок и разорвать на мелкие клочки, если это из-за него у Ниель вдруг стало такое лицо, словно на нее вдруг навалилась невыносимая тяжесть.
– Зачем ты его хранишь? – спрашивает она прерывистым шепотом, снова глядя на рисунок, который нарисовала для меня много лет назад.
– Сам не знаю, – тихо отвечаю я.
– Мы в первый раз поссорились из-за этой картинки, – бормочет она, и голос у нее страдальчески обрывается.
Затем она подбирает письмо, которое Райчел написала мне перед отъездом.
Ниель закрывает глаза и качает головой, лицо у нее мучительно искажено, губы дрожат, зубы стиснуты. Ей очень, очень больно – я и представить себе такого не мог. И я хочу немедленно это прекратить.
– Николь? – тихо говорю я.
Она не отвечает, так и сидит с закрытыми глазами.
Когда эта загадочная девушка наконец открывает глаза, от тех эмоций, с которыми она только что боролась, не остается и следа. Боль и смятение, еще минуту назад терзавшие ее, снова скрылись под маской. Я так поражен этой переменой, что не могу говорить. Словно Николь только что была здесь и вдруг исчезла.
Из кармана у нее раздается мелодия. Она достает маленький черный телефон:
– Элейн подъехала.
Ниель кладет рисунок и письмо на кровать, совершенно спокойно, без всяких эмоций. Делает шаг к двери, но я загораживаю ей дорогу. Она на меня не смотрит.
– Не уходи.
– Так надо, – шепотом отвечает она и обходит меня.
Я выхожу за ней в гостиную, и сердце у меня бешено колотится. Если она сейчас выйдет за дверь, я потеряю ее навсегда.
Она берет куртку, закидывает рюкзак на плечо и катит чемодан к двери.
– Николь!
Она оборачивается, уже приоткрыв дверь. Ее ледяные глаза встречаются с моими.
– Нет, Кэл. Теперь я больше не Николь.
Я стою, пораженный, окаменевший, посреди гостиной и смотрю, как закрывается дверь. Потом в панике срываюсь с места и бегу к выходу. Но останавливаюсь, уже взявшись за ручку, словно бы не в силах ее повернуть. Прижимаюсь лбом к косяку и стою, а она уходит.
Восьмой класс, май
– Ты что летом делать будешь? – спрашиваю я Николь.
Она сидит на моей кровати и листает журнал. Сегодня Николь ночевала у меня, как всегда в последние выходные каждого месяца, с тех пор как я уехала в Сан-Франциско. Мама Николь привозит ее на поезде. Иногда ей удается уговорить маму приехать не один раз в месяц, а два. Но это бывает очень-очень редко.
– Не знаю. – Николь пожимает плечами, не поднимая глаз.
– Ты все еще дружишь с теми девчонками? – спрашиваю я и натягиваю одеяло на колени – я до сих пор еще сонная. Мы ведь почти всю ночь не спали. Так обычно бывает, когда Николь остается ночевать, сколько бы родители нам ни кричали, что пора спать.
– Я с ними не дружу по-настоящему, – отвечает она. – Ты же знаешь.
– Ну да, – киваю я. Николь сегодня какая-то особенно молчаливая. Должно быть, это как-то связано с ее отцом. – Ты не должна с ними общаться, если не хочешь.
– Мама так радуется, – тихо поясняет Николь. – Она всегда мечтала, чтобы я с ними подружилась, с тех пор как мы переехали, потому что папа одной из них – начальник моего отца. Ей хочется, чтобы их матери к нам в гости ходили. Они и в родительском комитете вместе… Да ладно, не важно.
Но я-то знаю, что причина на самом деле совсем в другом.
– Николь, – говорю я, и она поднимает на меня глаза. – Ты ведь можешь с ними разговаривать. С Кэлом и Рей. Просто не надо им все рассказывать.
– Я больше не могу с ними дружить, – грустно отвечает она.
– Знаешь, а Кэл всегда спрашивает про тебя, когда мы с ним беседуем.
Услышав это, Николь становится еще более грустной. Мне так жаль, что они больше не друзья. Я и не думала, что так получится.
Николь улыбается, чтобы меня успокоить, но я знаю, что это не настоящая улыбка.
– Ничего страшного, Райчел. Правда. Это же не навсегда, верно?
– Верно, – соглашаюсь я. Тут мне в голову приходит одна мысль, и я улыбаюсь уже по-настоящему. – Хочешь сделать одну сумасшедшую штуку?
Николь медленно кивает, не говоря ни слова.
– Хочешь подстричь меня? Ну, знаешь, как Бритни, когда у нее окончательно крыша поехала? Только, может, не так коротко. А потом покрасим волосы в синий цвет. Вот Рей будет беситься, что не она первая до такого додумалась.
